Милый сердцу уголок...
Жили мы в бывшем доме лесничего Полетаева. Строение казалось прочным. У нас половицы - в половину столешницы, где-то сантиметров 40 шириной. И в комнатах - лепные потолки. Думаю, они еще остались от хозяев (имею в виду старых хозяев - Полетаевых). Сарайка была большая - держали ведь и лошадей, и коров.
Земля унавожена до такой степени, что когда водопровод вели, шла коричневая вода, а мы уж 30 лет там прожили.
Все деревья вокруг были посажены папой. Это очень интересная история. Чтобы раскопать землю под картошку у реки (послевоенные годы, голодно, надо себя обеспечивать), написали письмо Михаилу Ивановичу Калинину - "Всесоюзному старосте", так его тогда называли. "Разрешите раскопать огороды у речки" - содержалась в письме просьба жителей. Через какое - то время пришел ответ из Москвы, в котором было дано разрешение на раскопку огородов. "Только посадите еще и деревья вдоль реки",- было сказано в письме. Все тополя посажены жителями улицы и моим папой. И липа у нашего дома, и яблонька - тоже отцовских рук дело. Они папины. Он вложил сюда всего себя. Как - то шла на работу и увидела сломанные веточки липы. Я подняла их, принесла в школу, поставила ребятам букетик. И говорю им: "Посмотрите - это липа, как будто воробушки сидят, проклюнулись". Когда я иду по мосту, папы давно уже нет в живых, а потрогаю липовые листья и словно с папой поздороваюсь. Он очень любил деревья. Была ещё черёмуха, которую он посадил. Большое дерево. Я очень любила залезать на неё. Правда, её уже давно нет. Но когда-то я прочла у французского писателя о том, что "когда я залезаю на дерево - я часть этого дерева". И это так. Наверно, потому я и любила залезать на эту черёмуху.
Самый первый дом на улице, у завода, был двухэтажный. Во дворе располагалась спец. комендатура, где отмечались высланные немцы. В этом доме жила моя соученица, и тут же была работа ее папы. Он служил здесь, видимо, начальником. Потом они уехали в Краснотурьинск. Я с ней училась в 5-ом классе. Звали ее Эльвира Корзунина. У него тоже фамилия Корзунин, а как по имени, не помню. Немцы-то потом вспоминали, что процедура эта была очень унизительная. Туда ходили отмечаться и приволжские немцы. Клаузер Зельма Людвиговна вспоминала (мы с ней потом работали в 60-й школе), что они тоже отмечались каждый месяц.
Через дом от спец. комендатуры стоял дом Белохохловых с большим крыльцом. Там жила семья, в которой росли двое детей. Света Белохохлова уехала потом в Москву. Перед домом поляна большая.
А мы - тагильские ребятишки 40-х военных годов ХХ века жили и старались быть полезными людям.
Надо сказать, что сейчас говорят о тимуровском движении много негатива. Мы сразу же начали действовать, прочитав книгу Аркадия Гайдара "Тимур и его команда". Эльвира становилась "Женей", а Эдик - "Тимуром". Что мы делали? У нас на сарае собрали все банки, склянки. Кто - то из ребят забренчит, мы и соберемся. Помогали пожилым соседям воду возить, да за хлебом бегали. Но самое главное - давали концерты. Сами. Никто нас не готовил. Снимем со старого зонтика ткань, сделаем юбочку - такие были костюмы. Бабушки старенькие (нам они тогда такими казались) выносили стульчики, скамеечки, табуреточки, садились на них, а мы на этом высоком крыльце дома Белохохловых выступали. Пели и плясали. Ступеньки высокие, двухэтажный дом - все это мне очень нравилось.
Когда мы переехали в дом, стоял еще старый деревянный Горбатый мост. Это произошло 6 февраля 1944 года - в Линин день рождения (Лина Даниловна Хлопотова - моя младшая сестра). Мост был таким: идешь, идешь - лестница длинная, кончалась как раз у реки. Все вверх, вверх - ступеньки, ступеньки. Поднимались очень высоко - потому мост и "Горбатый". На улице Кирова, за школой, жила тётя - жена папиного брата. И как-то раз мы с ней пошли зимой через этот мост, а у меня на мосту расстегнулся чулок, и она его пристегнуть не смогла, потому что у нее в семье все мальчишки были. Пришлось вернуться, так как зимы очень холодные были. Помню, девчонки соседские шли с Выи, а у них были отморожены щеки, - вот какие холода!
Прямо у нашего дома, у моста, была барахолка. Продавали там всякую мелочевку. В пол-литровых баночках круглые конфетки хорошо помню. Я такие сладости приносила на открытие выставки, посвященной 55-летию Победы, в краеведческий музей. Они стоили 1 рубль штука. И кто продавал? Дети. У ребенка все равно возьмут. Первоклашки, второклашки, третьеклашки - лишь бы как-то заработать денежки. И тут всё продавали. Настоящая барахолка! Потом она была перенесена на горку к улице Тагильской. А с самой горы мы катались тогда!
Когда мы дом покупали, новый мост еще не проходил. Потом построили это сооружение как раз над нами. И тогда же постоянно шли люди на узкоколейку: топ - топ, топ - топ. И все спрашивали: "Как вы тут живете - поезда гудят, прохожие топают?.." А мы уже привыкли, и внимания не обращаем… Настил у моста деревянный - доски с огромными щелями. Сейчас из дерева только ступеньки.
Отработавшая горячая вода с завода текла в реку из трубы. Мы ходили сюда полоскать белье. Шли со всех улиц. Помню, мы ходили на речку с патефоном. Я несла пластинки, Сима (двоюродная сестра, воспитывавшаяся в нашей семье) несла патефон с тазиком. Я завожу пластинки, она полощет белье. На пластинках звучали и Воронежский хор, и романс "Калитка", и народные песни.
Пока не купили дом на улице Горького, мы жили в бараке на Завязовском поселке.
Потом мы купили дом на паях, на три семьи. У нас была только большая комната и пристройка. А в остальных комнатах другие семьи жили. Мы купили нашу половину в долг, потому что надо было срочно переезжать - дети умирали. Когда моя 17-летняя сестра умерла, мама сказала, что надо выбираться из барачного жилища. Мы - 7-я и 8-я только остались живы (я и сестра Лина). Мама воспитывала еще и племянников - детей своей умершей от тифа сестры. Когда она их взяла, одному было 4 года, другому 1 год. А мама только вышла замуж, своих детей у нее еще не было. Их дети уже наши с Линой ровесники.
Новый дом, в котором поселилась наша семья, был хорош.
Как дядя Андрюша восхищался нашими воротами: "Какие ворота! Какое парадное крыльцо!" Да, оно было очень красивое; двери - такие резные! Потолки красивые, лепные, обитые по периметру широким бордюром. Потолки покрашены, стены покрашены. У нас был дядя Ваня Герасимов (сосед) - настоящий художник: подбирал краски замечательных оттенков! И мы 30 лет потолка не белили, не красили, а он все был блестящий, золотистого цвета, как солнышко. Стены мама потом еще перекрасила в серый и синий цвета, а потолок так и остался светлым. Поэтому, когда к нам все заходили, то ахали.
Вся мебель у меня осталась из нашего старого дома: столик резной, диванчик с фигурной спинкой. Стол уже стоял в комнатах дома, когда мы его купили, а диван папа нашел где-то на Гальянке. Договорился о покупке. Мне было 7 лет, и он взял меня за ним с собой, мы ехали на больших санях на Гальянку. А обратно я сидела уже на этом диванчике. Мне потом говорили, когда я покидала старый дом: "Что ты всё старье тащишь за собой?" А я отвечала: "Как? Это же папин, папка же меня вез на этом диванчике. Память мне". Только сейчас понимаю, какой изысканный вкус был у папы. Вот и сохранился он у меня до нынешнего дня.
Рядом с нами жил Сергей Гурьевич Ильин - учитель биологии из 30-й школы. Он выращивал простенькие цветы - дельфиниумы, водосборы. Тогда мало было садовых растений, и мы на школьные вечера просили у него цветочки. И он не отказывал нам. Сергей Гурьевич воспитывал троих детей - двух девочек и мальчика. Такие славные дети выросли!
Дальше по улице - дружная, рабочая семья Ведерниковых. Милка Ведерникова училась со мной вместе. Окончила вместе со мной педагогическое училище после 10 класса. Потом она училась на филологическом факультете Нижнетагильского педагогического института и работала в 5-й школе. Потом в педучилище. Папа у них погиб на фронте.
Помню такой момент: нам в школе давали кусок хлеба с детскую ладошечку (каждый день - белый хлеб в 1944- ом и в 1945- ом годах). Мы нигде этого хлеба не видели. Булка обычного ржаного хлеба стоила на рынке 100 рублей. А вот о детях заботились. Каждый день белый хлеб и капуста тушеная! Первоклашкам принесут на подносе. И все хватали с корочкой, всем хотелось. А я думаю: "Я не буду брать с корочкой. Папа все-таки у меня на заводе работает, а у Милки папа погиб - пусть лучше ей достанется этот кусочек с корочкой". У нее ручки были очень уж деформированы от холода. Дом у них был большой - топить было нечем. Мама работала. Приходила домой с работы уставшая, а все равно постоянно читала. Вот вам и рабочий человек! С детства запомнила это.
Через дом от Ведерниковых жили Зудовы. Семья основательная - 5 детей. Возглавлял ее Сидор Минаевич. Его сын - Зудов Федор Сидорович с декабря 1966 года по 16 марта 1983 года являлся начальником управления торгами при горисполкоме. А сын Федора, Александр (ему 55 недавно исполнилось), возглавляет на НТМК большой цех. Я учила его дочь Юлю. И когда дед Сидор шел по улице - борода огромная, то мы старались прижаться поближе к заборчику. Казалось, что он явился из сказов Павла Бажова, таким суровым он мне запомнился.
Неподалеку от Зудовых - инженер Солин с семьей. У него росли две девочки - Нонна и Нина. Еще Щеткины были. Они жили на Тагильской улице. Их мама в центральной лаборатории работала. Удивительно, но относились друг к другу с почтением. По имени - отчеству "навеличивали". Уважение к человеку было, а к человеку труда - тем более.
В каждом доме своя мебель: комоды, горки, шифоньеры - всё очень интересно. Предметы быта - лампадка красивая, необычная, кофейник - очень нравились.
Помню, я еще в школе не училась, в детский сад не ходила, рисовала все время цветы такие, как на подносах и дарила всем. Это папа мне достал цветные карандаши, которые в войну были роскошью! Это был удивительный подарок!
Запомнила первую школьную ёлку. Когда мы жили еще на Завязовском поселке в Тагилстроевском районе, там была ёлка в центральном клубе. Нас с Линой мама привела туда. "У меня есть облигации, возьмите - пустите моих девочек". Денег не было. Нас не пустили, конечно. Зато мы елку дома ставили. Сами делали игрушки из фольги. Мама шила кукол. А когда в школе встречали 1945-й год, была устроена ёлка, и мне дали подарок - большой кулек, а в нем мандаринчики маленькие- маленькие, круглые орешки - фундук и печенье крекер в форме зайчиков. Но не такой крекер, как сейчас, а твердый - попробуй, раскуси.
Мама с папой очень любили цветы. У нас были огромные фикусы, розаны. На поселке у нас был барак на 6 комнат, в каждой - семья, и по середине - магазин. И эти люди до сих пор помнят маму, нас. Такая была единая семья. Я не припомню, чтобы кто-то был пьяный, чтоб кто-то обидел ребенка. И такие же хорошие отношения были на улице Горького. Хорошие семьи, порядочные. Детей много всегда. Все вместе шли на колонку к Капустинскому переулку, через всю улицу. Был еще родничок - туда тоже ходили за водой.
Дети военных лет... У нас в школе учились эвакуированные ребята из Ленинграда, Белоруссии, Украины. Из Польши - Ирочка Кивайко. Из Ленинграда - Виноградова Риточка. Про нее я помню такую историю. Я шла как-то по улице и упала, расшибла ногу, а Рита мне говорит: "Не плачь. Зою Космодемьянскую на морозе раздетую гоняли, и она не плакала. И ты не плачь!" Вот такое было патриотическое воспитание.
Нет уже в живых людей, которые посадили тополя, а они растут. В 1979 году сгорел дом Белохохловых, многие дома изменились. Говорят, что не надо приходить туда, где когда-то жил, чтобы в памяти осталось хорошее. Но как? Ведь, когда ко мне в больницу приходит человек, с которым я дружила 50 лет назад, и говорит: "Я тебя вылечу", - это дорогого стоит. Когда мне присвоили звание "Заслуженный учитель РСФСР", и тетя Нюра Сергеева, соседка, пришла меня поздравить и сказала: "Наташи нет. (Натальи Ефимовны - моя мама). Я за нее", - это тоже дорогого стоит. Когда мне присвоили звание "Почетный гражданин города", - позвонила мне женщина - тетя Аня, которая знала меня еще на Завязовском поселке, 50 лет назад. Электронная версия historyntagil.ru. Моя мама научила ее жить. "Сначала надо накормить детей, а потом мужа". И она жила по этому принципу всю жизнь, и маму мою всегда помнила. Когда-то тепло, подаренное людям моими родителями, возвращается и согревает меня теперь. Поэтому улица наша - это улица родных, дорогих мне людей.
Каждый дом на этой улице был открытием для нас, детей. В нем все интересно: старинные книги в тяжелых переплетах, подсвечники, журналы "Нива", в которых мне запомнились графические иллюстрации. Именно такой дом принадлежал старой семье Полетаевых. Мы маленькие были, всему этому не знали цену. Поэтому когда приходили и просили такие вещи - отдавали. Все хранилось в сарае. Он был очень большой, потому что там когда-то держали лошадей и коров. Бревна из лиственницы в обхват. Поэтому и стоит он там уже больше века.
По улице машины не ходили. Мы натягивали сетку и играли в волейбол. У нас около завода была большая площадка, и из 1-й школы, когда наступало тепло, приходили ученики и проводили уроки физкультуры на воздухе.
Дома никогда не запирались. Улица была единой семьей. В любом доме ребенка встречали, привечали. В любом доме приголубят и обогреют. Когда к нам шли полоскать белье, то обязательно остановятся, про свою жизнь расскажут. Со всех улиц сюда шли.
В продуктовом магазине хлеб давали по карточкам, за ним - очередь. И очередь тоже была своеобразным местом обмена информацией, жизненным опытом. И любого ребенка везде пропускали без очереди. Оставляли продавцы продукты детям, когда мама болела, мне всегда оставляли кефир. Такие отношения были и на соседних улицах.
Улица Тагильская была шумная. Там движение, репродуктор, школа, Дом молодежи. А наша - тихая заводь. Особенно, когда к родничку пойдешь, там большие старые тополя, и я всегда сидела и слушала, как вода протекает под этими тополями. Чудо, как хорошо!
Особенно памятны праздники. Воскресенье. Люди к родителям идут празднично одетые. Спускается по лестнице одна семья, вторая - это в гости к Зудовым. И тетя Наташа Зудова провожала потом их до самой лестницы на мост, у них где-то 11 номер дома был… За ними идут Медведевы. У них тоже дети, гости, и тоже до лестницы провожают. И все у нашего дома останавливаются. Наш дом, как пристань. И у нас такая же привычка - кто домой заходит - провожать до лестницы. Эта привычка у меня осталась на всю жизнь. И сейчас я провожаю гостей до лестницы, до лифта.
Школа для меня была, конечно, открытием. Там стоял большой рояль - первый раз увидела. Песни пели все военные. И учительница - красавица! Я как ее увидела, так подумала: "Вот бы мне к этой учительнице попасть!" И я попала к ней. А у нее платье из розового крепдешина. Довоенное еще. Вот почему люблю розовый цвет! И она, как розовое облачко, садилась за этот рояль, а он, словно оживал. Актовый зал одновременно был и спортивным. Она начинала играть, а мы пели:
"Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти четыре шага".
Довоенные песни тоже знали. Когда двоюродные братья пели "Катюшу", "Синенький скромный платочек", я возвращалась в детство. Нас объединяла школа, потому что в ней всегда тепло и уютно. Каждый класс - частичка страны.
Я хорошо помню 9 мая 1945 года. Шла в школу. Захожу в коридор - кто плачет, кто смеется. Народу там полным полно. И говорят мне: "Иди домой. Война закончилась". Как так? Пришла в школу, и отпустили! И я бежала с горки и кричала: "Война закончилась!!!". А я помню, как еще на Завязовском поселке затеняли окна, и гудели сирены и гудки, потому что фронт подходил к Москве.
Детство, конечно, у нас было трудное, тяжелое. Хорошо помню, как у соседского мальчика в тарелке супа плавал один пластик картофеля и одна звездочка масла. А другой мальчик, Гена Лямов, звал меня: "Пойдем, мороженку сделаем". Мама его работала где-то в магазине, и вот он накрошит белый хлеб в тонкий стакан, молочком зальет, перевернет - вот и мороженка. А когда построили новый Горбатый мост, около него находился "Хитрый рынок", где продавали мороженое - фруктовое, розовое. Потом-то оно 7 копеек стоило, а военные и послевоенные цены не помню.
Помню, мы ходили в кинотеатр "Горн" на фильм "Чапаев" по несколько раз, собираясь большими компаниями. Все ждали, может, Чапаев выплывет.
Мальчики, девочки учились отдельно. 23-я школа - это для мальчиков, 1-я школа - для девочек. Мы ходили друг к другу на вечера, особенно когда уже взрослые, в старших классах. Для нас мальчики были всегда загадкой, потому что на улице ты одно, а на вечере - другое. И мальчики незнакомые, с других улиц.
Когда я выросла, то любила говорить: "Я жила на улице Максима Горького, училась в школе имени Надежды Константиновны Крупской". Еще при жизни Н. Крупской, в 1939 году, делегация школы ездила в Москву на встречу с ней. Тогда она дала согласие на присвоение школе ее имени.
Я училась в 7 - м классе, когда отмечался 100 - летний юбилей. И Лидия Федоровна Раскатова (директор школы № 1) попросила: "У кого есть столетники, все принесите". Школьная сцена была вся уставлена столетниками.
Учителя не выделяли семью начальника или семью рабочего. И когда я сама стала учительницей, меня ни один ребенок не мог упрекнуть, что я различала - эта дочка из семьи начальника, этот сын из семьи рабочего. Особенно мне жаль было слабенького ребенка, того, кто от природы не одарен. Таких я старалась приблизить и приласкать лишний раз. Может иногда и оценку повыше поставить, потому что не всем дано с неба звезды хватать. Но каждый ребенок индивидуален. И все это мне привила школа, улица, соседи, те люди, которые остались в памяти на всю жизнь.
И своим детям (школьным своим детям, своих родных нет) я всегда рассказывала, что самая большая ценность - это человеческие отношения: вовремя подаренная ласковая улыбка, вовремя сказанное ласковое слово, и никакие земные и внеземные богатства не заменят человеческих отношений, человеческой души. Все, что у меня осталось в памяти хорошего и светлого - это воскресенье, мама, запах блинов. И кто бы ни заходил - никого мама не отпустит без чашки чая. Что я и сохранила на всю жизнь.
Я еще запомнила, что во время войны мама стряпала какие-то оладушки с редькой. Потом я ее просила, а она говорит: "Да вы сейчас эти оладушки кушать не будете". Но тогда казалось, что это самое вкусное.
Что удивительно еще: хлеб был по карточкам, и папе давали с собой на работу полбулки. А он в конце дня потом несет нам и говорит: "Это от зайчика, это от лисички…".
Папины липы, тополя, хлеб - это остается на всю жизнь.
Мама с папой (Данил Петрович) из Омской области, там вообще ещё более открытый народ. У них сохранилась сибирская привычка стряпать пельмени на большие семьи. Когда приезжала родня, мы все стряпали пельмени. И их было много. Собирались у дяди Андрюши в комнате за большим столом, пели песни сибирские, проголосные. Двоюродные братья играли на аккордеоне, на гитаре. Был патефон.
Когда люди шли по мосту, а мама прихлопывала грядки в огороде, она звала: " Спускайтесь! Я вам луку нарву, морковочку помою". И была у нас одна грядка моркови, предназначенная для ребятишек. Яблонька - тоже детям. Приведу весь класс, вытащу вазочки, какие есть…. Кушайте, дети, на доброе здоровье!
Теперь о Худояровском доме. Мы не знали, что он принадлежал знаменитым тагильским художникам. Стоял он на улице М. Горького (прежнее название - Береговая у Вогульских кузниц). Дом большой, красивый. Тот, что сейчас на Тагильской - точная копия. В том доме жило несколько семей. Мы ходили мимо него в 23-ю школу и общественную баню. Сначала-то бани были у всех в огородах, потом их за ветхостью убирали. Ну, а в общественную ходили на улицу Передовую (сейчас Аганичева). Там ещё морс такой вкусный клюквенный продавали! Была тут же парикмахерская. На 2-м этаже женское отделение бани, на 1-м мужское.
Дома в Тагиле были разные. Каждый хозяин строился основательно. Их берегли. "Лицом" хозяйки считался огород. Я была в Прибалтике, там "лицо" хозяйки - палисадники. И крыльцо, и двор, и улицу - все ведь мели. Никогда ни одной бумажечки не увидишь. Ни одной соринки! Хозяева возле своего дома прибирали. Нагребали снег в кошовку возле дома, перевозили в санях к речке. Казалось бы, пустая работа, а без нее дом-то весной затопит.
Мы с горки катались на санях, на лыжах. Летом на велосипедах. Это тоже было здорово! Играли в волейбол на улице, в игры - "цепи кованные", "ворованный флаг", "я садовником родился, не на шутку рассердился…", - всё это организовывали сами. Мне сейчас немножко жалко нынешних ребят - они не играют так, как играли мы. Взрослых-то ребят почти не было, разница в возрасте самое большее лет 5, и все равно - это была большая уличная команда.
Каждый дом - история. Конечно, датировать, когда какой построен, не могу. Но я знаю, что такое дом на три окна, что такое пятистенок. Хозяева - люди открытые. Норма поведения - открытость души.
Мне всегда казалось: жизнь такая коротенькая. Надо успевать радовать окружающих и радоваться самой. И солнышку, и облачку, и птичке, которая сейчас за окном поет. Счастье рядом. Человеку мало надо - вот улыбнулся друг другу, вот сказал приветливое слово - и настроение хорошее.
Солнышко. Воскресенье. Мама. И всё! Больше ничего не надо.
Воспроизведено с аудиозаписи беседы Лавровой Галины Даниловны в июне 2004 года с главным специалистом по паспортизации памятников индустриально - ландшафтного "Демидов - парка" Шемякиной Александрой Львовной.
Нижний Тагил. 2004 год
Г. Д. Лаврова. Народный учитель СССР, Почетный гражданин г. Нижний Тагил