С.Я. Черных
Стихотворения
А.П. БОНДИН
Сборник воспоминаний о писателе
1957
С. ЧЕРНЫХ
Дежурный по измерительным приборам огнеупорного завода
ПИСАТЕЛЬ
Титульный лист Сборника воспоминаний о А.П. Бондине и начало стихотворения "Писатель" С.Я. Черных (стр.134 сборника)
27 мая 1937 года года А.П. Бондин в читальном зале городской библиотеки читал по рукописи свой новый роман "Ольга Ермолаева" и был горячо встречен слушателями.
(Из воспоминаний).
Весеннею красотой
Сияет родимый край,
Черемуховый настой
Всюду разбрызгал май.
... Писатель сидит у стала,
Но мысленно в лест идет,
Утиная стая прошла,
Он селезня режет влет.
С двустволкою навесу
Шагает он вдоль реки.
И руку ему трясут
Встречные рыбаки.
– Петрович, – кричат они, -
Порадуй, товарищ, нас:
Придумай-ка, сочини
Про нас, чудаков, рассказ!
Заполнен читальный зал,
До самых дверейнарод.
Не думал, не знал, не ждал,
Что столько друзей придет.
Отвесить бы им поклон,
И право же, в самый раз:
Так им благодарен он
В этот вечерний час.
Читатели повесть ждут,
Охотничий ждут рассказ,
Смотрят и словно жгут
Десятки пытливых глаз.
Ждут земляки, а он,
Рукопись сжав в кулак,
Стоит у стола, смущен.
Не может начать никак.
Часом кажется миг,
Голос пропал, как на зло...
Не легкое, черт возьми,
Писательское ремесло!
Со лба вытирает пот,
Платок носовой намок.
Надо ведь дать отчет,
Много ли сделать смог.
И, наконец, как в туман.
Писатель взглянул в зал.
– Я новывй пишу роман, -
Вполголоса он сказал.
И начал читать. Росло
Вниманье к словам его.
Нет, это не ремесло,
А славное мастерство!
Притих, внимателен зал,
Слушали земляки.
Писатель о них читал
Исписанные листки.
Да, точно, о них самих.
Выходит, как ни прикинь,
Он с них рисовал своих
Героев и героинь.
Потом, всколыхнувшись враз,
Руки народ взметнул:
Как гром, тишину потряс
Аплодисментов гул.
Катился со всех сторон
Рукоплесканный шквал.
Писатель растерян. Он
Оваций совсем не ждал.
УРАЛ
Часть титульного листа журнала Урал №4 – 1961 год
Подсолнух
Не сознавая, что случайно
Солдатом стал, во всей красе
Расцвел подсолнух на нейтральной,
Ничейной, страшной полосе
В своем венце, как в блеске славы,
Упершись жилистой ногой,
Стоял он, гордый, величавый,
Следя за солнцем день-деньской...
Пытались сбить, но бесполезно.
На роковом своем посту
Стоял подсолнух, как железный,
И все тянулся в высоту.
С тех пор в районе нашей роты
Он стал геройски знаменит.
Еще б! Летят на воздух дзоты,
А он, как вкопанный, стоит.
Лишь в грозный час артподготовки
О нем мы вспомнить не могли,
Когда казалось, что винтовки
К рукам навечно приросли.
И мы бежали всею ротой
Сквозь едкий чад пороховой
Столкнуться с вражеской пехотой
В жестокой схватке штыковой.
Бежали молча по изрытой,
По исковерканной земле...
И что ж! Подсолнух знаменитый
Нас встретил в дымной полумгле.
Врага мы в этот день погнали
И, наступая, шли вперед.
Не раз подсолнухи встречали,
Но вспоминали только тот.
Что в ранний час, и в предвечерний
Был виден нам во воей красе,
Стоящий гордо на ничейной.
На опаленной полосе.
Он рос и цвел неукротимо,
Напоминая нам о том,
Что жизни власть неистребима,
Хоть все кругом гори огнем.
* * *
Ей, с мягкотелою натурой,
себя не просто отличить.
Ей надо стать почти скулъптурой,
такую ж четкость получить.
Да, четкость, но какую? Глина –
Ведь изначальное сырье.
И можно, как из пластилина,
лепить игрушки из нее.
Нет, названа огнеупорной,
Она, чтоб имя оправдать,
Должна сдружиться с прессоформой
и твердокаменною стать.
Но даже этого немного:
Храня касанье многих рук,
Она должна пройти дорогой,
Где пламя знойное вокруг.
И только так она бесспорна!
Закалена крутым огнем,
зовется тем огнеупорным
крепчайшим звонкам кирпичом.
... Клокочет сталь. В конечном счете
Ей течь и заревом цвести.
Здесь глина, бывшая в почете,
Огнеупорная – в чести!
г. Нижний Тагил
Степан Черных
Родился в декабре 1921 года в деревне Лопатово, Алапаевского района, Свердловской области. С 1934 года в Н. Тагиле. Великую Отечественную войну провел на фронте: связистом в пехотной роте, радистом в артиллерийской батарее.
С 1948 года работает на Нижне-Тагильском металлургическом комбинате слесарем-прибористом. Пишет стихи давно, печатается в периодической печати.
Титульный лист сборника "День уральской поэзии", изданного в Свердловске в 1962 году и страница 114 сборника
Старые раны
Дело будто простое – улечься в кровать
И уснуть до утра беззаботно.
Нет, его эта ночь будет минами рвать
И окутывать жижей болотной.
Ведь ненастье опять. И должи моросят
Тучи низкие влагой нагружены...
И опять его сторые рапы болят
Ноют кости, в окопах простужные,
Это очеень мучительно – спать и не спать.
Боль – глухой фронтовой отголосок –
Вынуждает втсавать, непогоду ругать
И мигать в темноте папиросой.
Очень много смертей, очень много утрат,
Много бед и страданий народа
Помнит он, на войне погибавший солдат,
Призывник сорок порвого года.
А вот раны живт, и болят, и болят.
Не позволят они, эти раны,
Чтобы наших детей, чтобы наших ребят
Захлестнуло войны ураганом.
Невозможно, чтоб их опалила война.
Чтоб дрожали они под ненастье.
Им расти и взрослеть, им дорога нужна
Только в мир, только в радость и счастье.
С.Я. Черных. 17 мая 1945 г. ЭГ 5837 гор. Рязань
Титульный лист альманаха "Поэзия" №43 – 1985 г. и страница 23 альманаха
В змиеве
Безлюден город, что неново:
Все прочь ушли из-под огня.
И с украинской звучной мовой
Знакомить некому меня.
Зато язык немецких пушек
Учу наглядно третий день:
Невдалеке стояла груша,
Теперь ее названье – пень.
А рядом с ней белела хата,
Теперь там глина да зола...
Ну знай же, враг, придет расплата
Тебе за черные дела!
Сентябрь 1943 г.
Дорожное
Уселись на канаве, закурили,
Ворча на пыль дороги фронтовой.
О мелочах войны поговорили
С душевною солдатской простотой.
– Ну как дела? Чего из дома слышно?
Вчера, ведь почта, кажется, была...
– Не пишет что-то. Верно, замуж вышла,
Себе другого, лучшего нашла...
Поник товарищ, голову повесил,
грызет цигарку, мнет в руке кисет.
Но через миг опять товарищ весел,
а мрачных дум уже в помине нет.
Опять идем дорогой фронтовою,
мурлычет друг излюбленный мотив...
Таков солдат, идя от боя к бою,
все испытав, изведав, пережив.
Июль 1944 г., Польша
* * *
Вдруг жизнь свою представил я строфой.
Живу пока еще на первой строчке.
Не будучи уложен в шар земной
На полуслове, не достигнув точки,
Да буду жив и в этот сотый бой!
1944 г., Польша
* * *
Нашел я зеркала обломок малый,
из-под гнилой доски его извлек,
и, тусклое, оно вдруг засияло,
как из костра горячий уголек.
В него я поглядел и... Что такое?
Не брежу ль я с сегодняшнего дня?
Что за лицо, заросшее, худое,
глазами мрачными воззрилось на меня?
Я не узнал себя! Печальный случай
и в то же время чуточку смешной.
Что ждет меня? Подъемы стали круче
И едче пыль дороги фронтовой,
Иду вперед, суровый и усталый.
Мой путь солдатский труден и далек.
Я бросил зеркало. Блестит обломок малый,
Похожий на горячий уголек.
Апрель 1943 г.
На западной лице
Весь в пене, вскачь летит по перекатам
сердитая полярная река...
Здесь крепко фрицам всыпали когда-то,
изрядно наломали им бока.
Они мечтали в Мурманске пожиться
И шли сюда разбойною ордой.
Но на пути их вдруг вскипела Лица,
и стали мы гранитною стеной.
Вот та долина, где врагов немало
Легко от нашей ярости святой,
"Долиной смерти" называться стала,
а Лица – смертоносною рекой,
И пусть из века в век по перекатам
гремит она, суровая река,
о доблести советского саддата,
о крепости трехгранного штыка.
Август 1942 г.
С.Я. Черных
На обороте фотографии надпись:
"От Ст. Черных (кому – не прочитывается) г. Тула. ЭГ 2790
5 августа 45 г.
Таким я закончил Отечественную войну."
Из других публикаций
Соната Бетховена
Едва ли хутор был богатым,
но в нем когда-то жизнь токда.
И вот всего одна лишь хата
была среди других цела.
Когда-то было все чин-чином.
Здесь чей-то сын, ступив с крыльца,
Бежал зеленой луговиной
на берег милого Донца.
(Машинопись стихотворения "Соната Бетховена". Правка)
И там плескался в струях чистых,
спугнув с кувшинок лягушат...
Но в этот край пришли фашисты,
и нет хозяев этих хат.
Куда на глянь, кирпич да мина,
да блестки битого стекла...
А в этой хате пианино
Светилось лаком из угла.
Боялись тронуть – вдруг взорвется?
Сыграет так, что душу вон?
А если нет – игрок найдется!
Не без талантов батальон!
И он нашелся, тот, который
был музыкантом с юных лет.
О пианино разговоры
разволновали – спесу нет!
И тяжек день, и ночь бессонна:
уже он в вихре звуков жил.
И как-то влез в проем оконный –
и пианино оживил.
Навряд ли хуторские хаты
такое слушали хоть раз.
Он начал с "Аппоссионаты" –
о чувствах пламенных рассказ.
Да так, что совершилось чудо:
Бетховен властно повелел,
чтоб все замолкло, и оттуда,
из-за реки затих обстрел.
Заря вечерняя пылала,
река искрилась серебром,
и страстно музыка звучала
О настоящем и былом.
Летали пальцы пианиста
с молниеностностью такой,
что приутихшие фашисты
вдруг всполошились за рекой.
Им показалась хата дзотом:
вот только кончат этот "туш",
как полыхнут из пулеметов,
из миномотов, из "катюш"...
И некий гауптман, зверея,
взметнув по-фюрерски ладонь,
приказ прорявкал батарее:
– По дому с музыкой – огонь! -
Да, по Бетховену – по славе
своей германской стороны.
... И злой снаряд в стальной оправе
У хаты выбил полстены.
И тут же в миг почти единый
в нее другой снаряд попал, -
И разбросало пианино,
и пианиста наповал!
Не стало враз последней хаты.
Нет инструмента с игроком.
Но страсть бетховенской сонаты
осталась в облике живом.
И накалилась до предела
И разразилась наконец:
мы на врага рванулись
смело и перешли через Донец!
1943 г.
Солнечные пятна
Сквозь сетку трепетной листвы
наряди солнечные пятна
и так же трепетны, живы,
сновали в беге непонятном
но стебелькам сухой травы.
Я, зачарованный игрой
неуловимой светотени,
вдруг кинут был взрывной волной,
как богомолец, на колени,
и в землю ткнулся головой.
И был какой-то маг приятен:
в ушах моих сверчки звенели,
слепил глаза полдневный зной...
Когда очнулся – нету пятен,
они на солнце улетели!
...Был артналет очередной.
* * *
Я маленький отросток от корней *
Реликтового пращурова древа.
Я каждою кровинкою своей
Обязан им – от нежности до гнева.
От жажды жить, добро творить стремясь,
До битв с врагом, задумает который
Моих корней живительную связь
Предать огню – леса мои и горы.
Уралец я, седой абориген.
Во мне не появляются желанья
Уйти от предков, от родимых стен
Пуститься в чужеземные скитанья.
Я в эту почву очень крепко врос
Не оторвать от Нижнего Тагила
И не грозит моим корням износ
В них новых жизней пробудилась сила.
Люблю свой город с именем Таги
Его дворцы и ветхие избушки
Я в нем почти такой же сторожил
Как Лисья горка с башней на макушке.
---
* Стихотворение публиковалось в газете "Тагильский рабочий" 14 августа 1982 года, но в сокращении – без 2-х строф, а так же в "Тагильском краеведе" №1 – без последней строфы.
Из неопубликованного
Письмо матери
Горит в землянке лампа жестяная...
Вспоминаю в этот поздний час,
Как в такой за вечер, покидая
Отчий дом, я уходил от вас.
И закинув вещмешок за плечи,
В сердце сжав непрошенную грусть,
Я тебя обнял в тот самый вечер
И, целуя, молвил: "Я вернусь".
Автограф стихотворения "Письмо матери"
* Стихотворение состоит из 23 строф. Публикуется в сокращении.
И ушел походкою несмелой
Я от вас парнишкой молодым.
Впереди меня война гремела,
Кровь лилась и черный стлался дым.
Много дней прошло с тех пор, родная,
Сотни верст прошел я за войну.
От врага свой край освобождая.
Горячо любимую страну.
И сейчас вот в этот поздний вечер,
В тесноте землянки фронтовой,
Как всегда, серьезен и сердечен,
Я хочу поговорить с тобой.
Ну скажи, ответь, когда я ведал,
Что такое ненависть к врагу.
Как приходит сквозь огонь победа,
Сквозь сплошной артиллерийский гул.
Это все узнал в боях с врагами
Я в течение многих зорких дней,
Собственными видел все глазами,
Каждой клеткой чувствовал своей.
Ненависти жгучее горенье
Я давно ношу в своей груди.
Только мщенье, лишь святое мщенье
Мною в дни боев руководит.
Ты сама недавно сообщила,
Что погиб от злых фашистских рук,
Самый задушевный, самый милый,
Самый замечательный мой друг.
И в меня проклятый также метит,
Будет любо злому палачу,
Если я не буду жить на свате,
Буду мертв, навеки замолчу.
Но пока я жив и только мщенье –
Мой единый разговор с врагом.
Ненависти страшное горенье
Не остынет в сердце молодом.
3-й Белорусский фронт
Другу*
* Стихотворение печатается с сокращениями
Мы молоды, каких-то двадцать дат
Нас отделяет ото дня рожденья,
Мы жизнь любили... Каждый раз рассвет
Встречали взглядом, словно в удивленьи:
Нас жизнь звала, все слала нам привет –
И дальний лес, и ветра дуновенье.
Светлы те годы, даже та часы,
Когда ее в саду впервые встретил.
То были дни, когда свои усы
Ты в зеркале искал и... не заметил.
Она была такая... Две косы
Вились у ней, как шелковые плети...
И ты считал: другой такой красы
Не существует более на свете..
Мы молоды, каких-то двадцать дат
Нас отделяет ото дня рожденья,
Мы любим жизнь, мы дали ей одет,
Что если вдруг закроет туча свет,
Захочет враг повергнуть нас в мученья.
Сильны, грозны, врагу мы скажем: "Нет!"
И двинемся в жестокие сраженья.
Тот деть настал. И не когда-нибудь,
А в этот час большого напряженья
Будь стоек, друг, и непреклонен будь,
Пусть ненависть кипит в тебе и мщенье.
Не дай врагу минуты отдохнуть,
Не дай ему, проклятому, спасенья...
1942 г., Карельский фронт
Фронтовику
Неосторожно ты зажат в клщи,
Грозит тебе опасность окруженья...
Потом попробуй выход поищи.
Попробуй выбраться из положенья.
Никто на то тебе не даст приказ,
Недопустим тяжелый бой упорный...
Ведь пред тобой лишь... пара синих глаз
Да смоль бровей, да локон непокорный.
03.12.1944
* * *
Вл. Чугунову
Для глаз твоих уже не странную,
воочью зримую уже,
вот эту церковь деревянную
с обворожительных Кижей
тебе вручаю как напутствие
для новых странствий и дорог.
И я хотел бы, древность чувствуя,
Такой увидеть уголок.
Как ты, влеком души веленьями,
но разуму не вопреки,
умчаться вдруг за впечатлениями
на Валаам и Соловки.
Но груз годов висят веригами,
уж их не сбросить, не сорвать.
Могу лишь, обложившись книгами,
В краях былинных побывать
08.XI.1980.
