Пушкин в Нижнем Тагиле
"Пушкин – наше все". Эта самая емкая и в то же время самая короткая оценка поэта принадлежит писателю и критику Аполлону Григорьеву. Русские люди впитывают его стихи с раннего детства. Пушкин считается создателем современного русского литературного языка, классическим образцом русской литературы. Его фамилия занимает почетное место в национальном проекте "Имя России". Памятники Александру Сергеевичу установлены во многих городах и странах мира. В 2014 году бюст Пушкина был установлен в Национальной библиотеке Уругвая. С именем великого русского поэта связан и наш город.
В середине прошлого века в Нижнетагильском краеведческом музее хранился старинный красный сафьяновый альбом с золотым тиснением и зелеными тесемками. В нем – сто тридцать четыре самостоятельных сообщения, не считая мелких приписок, которые со-держали новые факты о гибели великого русского поэта Александра Пушкина. Это была переписка Андрея Карамзина, сына знаменитого историографа Николая Карамзина, и его родных – матери Екатерины Андреевны, старшей сестры Софьи и брата Александра. 340 страниц писем, датированных 1836 и 1837 годами, заполнены петербургскими новостями, в числе прочих упоминаются имена Пушкина и Дантеса.
Как письма попали в Нижний Тагил? Андрей Карамзин был женат на известной красавице Авроре Шернваль, которая после смерти первого мужа, Павла Демидова, вступила в права владения нижнетагильскими заводами. В 1849 и 1853 годах Андрей Карамзин приезжал в Нижний Тагил. В начале Крымской войны он вступил добровольцем и погиб 16 мая 1854 года. После его смерти письма остались в Тагиле и в 1939 году были обнаружены у одной из жительниц, родные которой работали в бывшем демидовском управлении. Она передала находку в местный краеведческий музей. 26 мая 1956 года состоялась передача писем Пушкинскому Дому.
Александр Сергеевич Пушкин
Письма Карамзиных охватывают период в один год и два месяца: первое в альбоме датировано 27 мая 1836 года, последнее – 30 июля 1837-го. В письме от 8 июля 1836 года Софья Карамзина сообщает брату о том, как прошли в Петергофе именины императрицы. В этом послании есть такие строки: "Меня вел Дантес и очень забавлял своими шутками, своей веселостью и даже весьма комичными вспышками своих страстных чувств (все по отношению к прекрасной Натали)".
20 ноября Софья сообщает Андрею Карамзину "престранную новость" – о предстоящей свадьбе Дантеса и Екатерины Гончаровой:
"Екатерина себя не помнит от радости; по собственным ее словам, она не смеет поверить, что ее мечта осуществилась. Натали очень нервна и замкнута, и голос у нее прерывается, когда она говорит о свадьбе своей сестры. И только сам Пушкин – своим волнением, своими загадочными восклицаниями, обращенными к каждому встречному, своей манерой обрывать Дантеса при встречах в обществе или демонстративно избегать его – добьется, в конце концов, что люди начнут что-то подозревать и строить свои догадки".
29 декабря. Почерк Софьи Карамзиной. Она спешит рассказать о подготовке к свадьбе, которая назначена на 10 января:
"Пушкин по-прежнему ведет себя до крайности глупо и нелепо; выражение лица у него как у тигра, он скрежещет зубами всякий раз, как заговаривает об этой свадьбе, что делает весьма охотно, и очень рад, если находит нового слушателя. Натали, со своей стороны, ведет себя не слишком прямодушно: в присутствии мужа не кланяется Дантесу и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство – потупленные глазки, рассеянность в разговоре, замешательство, а он немедленно усаживается против нее, бросает на нее долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью. Одним словом, все время разыгрывается какая-то комедия, суть которой никому толком неизвестна".
Письмо от матери – Екатерины Карамзиной:
"Суббота. 30 января 1837 года. Петербург. Милый Андрюша, пишу к тебе с глазами, наполненными слез, а сердце и душа – тоскою и горестью; закатилась звезда светлая, Россия потеряла Пушкина. Он дрался в среду на дуэли с Дантесом, и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дня, а вчера, в пятницу, отлетел от нас; я имела горькую сладость проститься с ним в четверг; он сам этого пожелал. Он протянул мне руку, я ее пожала, и он мне так же, а потом махнул, чтобы я вышла. Я, уходя, осенила его издали крестом, он опять мне протянул руку и сказал тихо: перекрестите еще; тогда я опять, пожавши еще раз руку, его перекрестила, прикладывая пальцы на лоб, и приложила руку к щеке: он ее тихонько поцеловал, и опять махнул. Он был бледен как полотно, но очень хорош: спокойствие выражалось на его прекрасном лице".
10 февраля Софья Николаевна пишет "несколько строчек":
"Не могу тебе передать, какое грустное впечатление произвел на меня салон Екатерины в то первое воскресенье, когда я там опять побывала, – не было уже никого из семьи Пушкиных, неизменно присутствовавших раньше, – мне так и чудилось, что я их вижу и слышу звонкий, серебристый смех Пушкина".
Письма, где упоминается имя Натальи Гончаровой, полны сурового осуждения.
"Среда, 3 марта, 1837 года, Санкт-Петербург. Наш добрый, наш великий Пушкин должен был бы иметь совсем другую жену, более способную его понять и более подходящую к его уровню, – пишет Екатерина Карамзина. – Бедный Пушкин, жертва легкомыслия, неосторожности и неразумия этой молодой красавицы, которая ради нескольких часов кокетства не пожалела его жизни. Не думай, что я преувеличиваю, я ведь ее не виню, как не винят детей, когда они по неведению или необдуманности причиняют зло".
13 марта за перо берется Александр Карамзин. Это самый значительный документ тагильской находки.
"Ты спрашиваешь, почему мы тебе ничего не пишем о Дантесе, или лучше о Геккерне. Начинаю с того, что советую не протягивать ему руки... Дантес был совершенно незначительной фигурой, когда сюда приехал: необразованность забавно сочеталась в нем с природным остроумием, а, в общем, это было полное ничтожество как в нравственном, так и в умственном отношении. Геккерн – человек весьма хитрый и развратник, каких свет не видывал, и ему не стоило большого труда совершенно завладеть умом и душой Дантеса, у которого ума было значительно меньше, а души, возможно, и вовсе не было. Эти два человека, не знаю уж с каким дьявольским умыслом, принялись так упорно и неуклонно преследовать мадам Пушкину, что, пользуясь ее простотой и ужасной глупостью ее сестры Екатерины, добились того, что за один год почти с ума свели несчастную женщину и совершенно погубили ее репутацию. Дантес в то время хворал грудью и худел на глазах. Старик Геккерн уверял мадам Пушкину, что Дантес умирает от любви к ней, заклинал спасти его сына, потом стал грозить местью. За этим последовали признания мадам Пушкиной мужу, вызов на дуэль и затем женитьба Геккерна. У Пушкина тоже была минута торжества: ему казалось, что он утопил в грязи своего врага и заставил его играть роль труса; но Пушкин, полный ненависти к этому врагу, давно исполненный омерзения к нему, не сумел взять себя в руки, да он даже и не пытался. А Дантес тем временем, следуя советам Геккерна, вел себя необыкновенно тактично, стараясь главным образом привлечь друзей Пушкина на свою сторону. Наше семейство он усерднее, чем раньше, заверял в своей дружбе и так преуспел в своих стараниях, что я поверил в его преданность мадам Пушкиной и в любовь к Екатерине Гончаровой... Без сомнения, Пушкину было тяжело, когда я у него на глазах дружески пожимал руку Дантесу, стало быть, и я способствовал тому, чтобы растерзать это благородное сердце, ибо он страдал невыразимо, видя, что его противник встает, обеленный, из грязи. Он страдал безмерно, он жаждал крови, но бог, к нашему горю, судил иначе, и лишь собственная кровь поэта обагрила землю. Плачь, мое бедное отечество! Не скоро родишь ты такого сына! На рождении Пушкина ты истощилось!.. "
29 марта 1837 года. Санкт-Петербург. Письмо Софьи Карамзиной:
"Суд над Дантесом окончен. Его разжаловали в солдаты и под стражей отправили до границы; затем в Тильзите ему вручат паспорт, и конец – для России он больше не существует. Он уехал на прошлой неделе, его жена вместе со своим свекром поедет к нему в Кенигсберг, а оттуда, как говорят, старый Геккерн намерен отправить их к родным Дантеса, живущим возле Бадена...".
4 июля Андрей Карамзин рассказывает о бале, устроенном в Бадене русской знатью.
"Странно мне было смотреть, – пишет он – на Дантеса, как он с кавалергардскими ухватками предводительствовал мазуркой и котильоном, как в дни былые".
"То, что ты рассказываешь о Дантесе, – отвечает ему Софья, – даже заставило нас всех как-то вздрогнуть, и все мы сказали в один голос: бедный, бедный Пушкин! Ну, не глупо ли было с его стороны пожертвовать своей прекрасной жизнью? И ради чего?"
Это письмо от 22 июля 1837 года – последнее упоминание имени Пушкина в тагильской находке.
По материалам очерка Ираклия Андроникова "Тагильская находка"
Литература: Газета "Машиностроитель" от 05.06.2015, №21.