Его звали "мешок с деньгами"
За шестидесятипятилетнюю историю Уралвагонзавода сменилось не одно поколение руководителей различного ранга. Каждый из них внес определенный вклад в развитие предприятия. К сожалению, со временем многое забывается. Из тысяч имен людская память сохраняет лишь отдельные, чем-то особо выделившиеся. В число таковых наверняка войдет и имя Алиева Навруса Худовердовича.
В середине 80-х годов Алиев, по его выражению, сидел тогда одновременно "на двух стульях", выполняя обязанности заместителя генерального директора Уралвагонзавода по производству товаров народного потребления и еще – заместителя генерального директора по транспорту. Казалось бы, два совершенно несовместимых "кресла". Но, как, видимо, считал тогдашний руководитель предприятия Сотников, Алиев - мужик крепкий, вытянет и два воза.
Зря он так считает, - высказался по этому поводу "владелец двух кресел", - к великому сожалению Алиев уже не тот конь, каким был лет двадцать назад...
Кабинет "дважды заместителя генерального" не блистал роскошью, а выделялся непривычной для руководителя такого ранга простотой: стол, стулья вдоль стен. Ни мягких кресел, ни диванов, ни телевизора, ни коврового покрытия на полу – ничего, что в те времена относилось к обычному набору обстановки кабинетов руководящих лиц.
На вопросы, а они касались организации производства новых видов продукции ширпотреба, Алиев отвечал без энтузиазма, без особого восторга, что ли. Он не хвалил взахлеб (как зачастую любят это делать иные руководители, рассказывая о достижениях предприятия и заманчивых перспективах дальнейшего развития производства), а как-то буднично, но подробно обрисовал суть проблемы.
Алиев, при всей его сугубо производственной сфере деятельности, был из людей чувствующих и понимающих поэзию.
Алиев родом с Дагестана, но волею судьбы оказался в Нижнем Тагиле.
Когда немцы подходили к Северному Кавказу, воспитанников детских домов спешно погрузили в вагоны и отправили в тыл. Так тринадцатилетний Наврус очутился на Урале в Нижнем Тагиле.
Страна воевала, и дети это сразу почувствовали. Вместо школы их направили на работу. Навруса прикрепили к пожилому токарю и сказали: "Учись детали точить".
Уралвагонзавод тогда уже налаживал массовый выпуск танков. Из его ворот ежедневно, пязгая железными зубами, выбрасывая клубы ядовитого дыма, выползали зеленые неуклюжие и страшные чудовища. Их бронированные головы шевелились, покачивая устремленным вперед длинным носом. Пожилой токарь тыкал Навруса в плечо, приговаривая:
- Глянь-глянь, пушка-то сейчас как шарахнет, от нас косточек не останется....
Мурашки ползли по спине. Наврус срывался и бежал прятаться в цех. Но где тут спрячешься? Цех - четыре стены. Крышу только начали делать. Но станки уже стоят и токари круглые сутки точат детали. Сверху валит снег, тает. Ватная фуфайка быстро намокает и совсем не держит тепла. Холодно. Но донимает не столько холод, сколько голод. Наврус его чувствует постоянно: и днем, и ночью.
Грязный и уставший, он едва добирается после смены до общежития, падает на жесткую кровать. Однажды утром сил не хватило подняться. Три дня пролежал не евши. Мужики постарше решили: все, отработал пацан. Скольких таких вот совсем еще молоденьких южан уже унесли из барака на носилках.
Унесли бы и Навруса. Да судьба сложилась так, что заметил пропадающего мальчонку один из "тузов". На завод тот не ходил, но всегда - при деньгах. Приказал женщине, торгующей на рынке молоком, ежедневно бывать в бараке и с ложечки поить мальца. И ведь подняла коровница Навруса. Окреп он. Собрался было идти на завод.
Только не ради работы на токарном станке спасал пацана "туз". Выяснилось это вскоре, когда взял с собой мальчишку "на дело", велев ему проникнуть на склад и перебросить через забор ценные материалы.
"Операция" прошла успешно. Но Наврус не испытывал от этого радости, а скорее, наоборот, в душе словно горечью полили. Сказал о своем настроении главарю. Тот лишь рассмеялся:
- Привыкнешь, подожди... Еще благодарить будешь за науку...
А потом, перестав смеяться, пригрозил:
- Не вздумай кому болтануть. Узнаю - не сдобровать.
Зря пугал главарь: молодой дагестанец оказался не из робкого десятка. Он категорически отказался идти на следующую "операцию". Его крепко побили. Может, избили бы и еще не раз, да вскоре всю шайку вместе с "тузом" взяли с поличным. Судили. Наврус с облегчением вздохнул. Испугайся он тогда главаря, подчинись, пойди у него на поводу - сидеть бы также в тюрьме – на нарах...
В цехе, за станком Алиев чувствовал себя намного увереннее и спокойнее. Хоть по-прежнему уставал, но не так, как вначале. Да и холод больше не мучил. Не валил снег сверху, поскольку сделали в цехе крышу. Хлебный паек опять же увеличили. Ожил Наврус. И вместе со всеми в цехе ликовал, когда пришла долгожданная Победа. Мысли молодого Алиева теперь только об одном – о школе. Страшно идти туда, ведь совсем не умеет писать по-русски. Сменщик-токарь, всего на год старше Навруса, а уже семь классов закончил.
- Не бойся ты, - включая станок, кричит Алиеву. - Там и не таких, как ты, грамоте учат. Завтра же иди записывайся.
На всю жизнь запомнил Наврус свои первые уроки. Запомнил, как молодая учительница с ужасом выдохнула:
- Боже мой, Алиев, на одной страничке более ста ошибок... Может, не надо тебе учиться, мучиться дальше...
Не тут-то было - бросать школу. Настырный, упорный Алиев не только не оставил занятия, но и взялся за русский язык с какой-то неистовой страстью. Он по-кавказски горячо влюбился в школу, в математику, физику, химию, литературу. А русский язык изучил до такой степени, что не только успешно окончил десять классов, но и поступил в институт, о котором мечтал, написав при этом на вступительных экзаменах сочинение на "хорошо".
В дальнейшем упорство, настойчивость, сильную волю Алиева, его смелость не бояться никаких препятствий, брать ответственность на себя заметят на Уралвагонзаводе. Ему до ухода на пенсию довелось работать при всех директорах послевоенного времени. И каждый из них направлял Алиева на тот участок производства, где решались наиболее сложные задачи, где от организатора производства как раз и требовались в первую очередь смелость, настойчивость, решительность действий.
Но при всех своих замечательных качествах Алиев тем не менее не был всемогущ. Где-то, чего-то мог недоучесть, передовериться, недосмотреть, не проконтролировать. В большом деле обычно даже самая, казалось бы, неприметная ошибка оборачивается крупной бедой. Не избежал ее и Алиев.
Это случилось в бытность директорства Ивана Васильевича Окунева. Тогда только-только внедрялись в производство новые виды криогенной техники. На совершенно незнакомое и необычное для завода дело, связанное с вооружением, с летательными аппаратами, Окунев направил Алиева.
Опытный и мудрый директор не ошибся в своем выборе. Молодой коллектив под руководством Алиева быстро освоился. В соответствии с намеченным графиком шел выпуск продукции. Со стороны военного представителя, осуществляющего строгий контроль за качеством, не было претензий. Казалось, все нормально. Можно слегка расслабиться. В этот-то момент, видимо, в цехе выпустили из-под контроля одну из важнейших технологических позиций. В результате на самом последнем этапе обнаружилось отклонение от заданных параметров. Заказчик не принял изделие. Такой случай не мог пройти мимо органов государственной безопасности. На завод срочно прибыла специальная комиссия.
Поздно вечером Окунев вызвал к себе Алиева.
- Я долго думал, - озабоченно сказал директор, - зная тебя, предполагаю, что ты бросишься защищать подчиненных и всю вину возьмешь на себя.
- Да, Иван Васильевич, виноват - я, мне и отвечать.
- А начальник участка, а мастера, а контролеры в конце концов – ангелы безвинные? Они куда смотрели? Словом, я решил: убрать тебя от комиссии с глаз подальше, чтобы ты там не напорол горячки. А то начнешь прятать всех за свою широкую спину, и создастся впечатление, что, действительно ты самый виноватый. С "кагэбе" шутки плохи... В общем, отстраняю тебя от руководства цехом. С завтрашнего утра ты обрубщик в цехе крупного стального литья. Все. Иди...
Такой удар не всякий выдержит. Всю ночь Наврус не спал.
Нет, он не в обиде на Окунева. Заслужил – получай. Все справедливо. Сам бы на его месте так же поступил.
Начальник цеха крупного стального литья немало удивился, встретив Алиева рано поутру у своего кабинета:
- Какая нелегкая тебя принесла?
- Принесла... - и Наврус рассказал о решении директора завода.
- Ну, Иван Васильевич дает!.. Что ж, коли так – пошли на обрубной участок, покажу твое новое рабочее место...
От наждачной обрубной машины, от сотрясающей вибрации отвыкший от физической нагрузки организм Алиева, казалось, разваливался на части. Особенно болело тело, ныла спина, ломило руки. Но постепенно боль уходила, и работа уже не казалась невыносимой. В конце концов мужики рядом трудятся, а он – не мужик, что ли? Потихоньку-помаленьку улеглись в душе обиды. И все реже одолевали мысли и сомнения относительно раз и навсегда избранного пути, связавшего с уральским заводом...
Начинался очередной, ничем не примечательный рабочий день. Наврус, как обычно, раньше всех обрубщиков появился на участке. Часы показывали полвосьмого, когда он включил обрубную машину. Раздался грохот. Полетели из-под быстро вращающегося наждачного круга веером искры: Алиев не видел и не слышал, как кто-то подошел сбоку. Отвлекся от ревущего наждака лишь тогда, когда почувствовал, что его дергают за рукав. Не останавливая машины, повернулся и на какое-то мгновенье остолбенел – вплотную к нему стоит директор завода, жестикулируя, мол, выключи свой агрегат.
Наврус нажал на кнопку. Смолк грохот. Окунев поздоровался, поинтересовался, как идут дела, как здоровье, настроение. Потом мягко по-отечески произнес:
- Иди переоденься... Цех принимать будешь...
Сколько их было потом – разных цехов! Разных, но всегда одинаково тяжелых. Окунев, затем сменивший его на директорском посту Иван Федорович Крутяков, потом Владимир Васильевич Сычев, Вениамин Константинович Сотников – каждый верил в особый организаторский талант Алиева.
И что интересно (на это обратили внимание все на заводе), какой бы цех ни возглавил Алиев, там росла заработная плата у рабочих и ИТР, там возникала особая обстановка ответственности, там ликвидировалось отставание и коллектив выходил из прорыва, там выполнялось такое задание, какого не мог осилить ни один из направляемых сюда начальников.
Многие на заводе, особенно рабочие, мастера танкового производства (Алиева чаще направляли сюда) считали, что феномен успеха заключался в том, что Алиев приходил в авральный цех с "мешком денег". Все, мол, ясно: плати человеку больше, чем обычно, он и заработает. С деньгами любой руководитель сумеет мобилизовать коллектив. Да, так думали, но только до той поры, пока к ним самим не назначали Алиева, пока они на собственном опыте не убеждались - никакого "мешка с купюрами" Алиев с собой не приносит. "Мешок с деньгами" они зарабатывали сами, но при алиевской организации производства и под его, Алиева, непосредственным руководством.
Сварочный цех, например, где осуществляется сборка и сварка корпуса танка, никак не мог обеспечить ритмичную работу конвейера. Завод трясло. "Горел" план по 72-й машине. А их, Т-72, в тот период требовалось особенно много, так как шло переоснащение армии, переход ее на 72-ю машину, признанную специалистами всего мира самой современной, быстроходной, маневренной.
Кем только не усиливали сварочный цех: и электросварщиками из других подразделений завода, и слесарями, и даже студентами машиностроительного техникума. Одних, так называемых комиссаров, призванных обеспечить цех комплектующими деталями, здесь трудилось порядка шестидесяти! Но ничто не помогало. Конвейер задыхался. Завод не мог дать то количество танков, которое требовал заказчик – Министерство обороны СССР.
Направленный сюда Алиев практически неделю не появлялся в своем кабинете. Он ходил и ходил по участкам. Разговаривал с мастерами, рабочими. Выяснял, анализировал, скрупулезно собирал информацию. Ему надо было понять, в чем все-таки причина сбоя в работе разных переделов.
Через неделю началось наступление. Он перво-наперво убрал из цеха почти всех (из 130 оставил 26) электросварщиков, направленных на прорыв, фактически, как выяснил Алиев, отбывающих здесь повинную, не выполняющих план, но "съедающих" огромную часть фонда зарплаты. Так в "мешке" появились первые тысячи рублей.
Затем он выпроводил всех "комиссаров", а деньги, которые им платил цех, - в "мешок".
Потом сам, лично, побеседовал с каждым начальником участка, мастером, когда-то работавшими в сварочном, но покинувшими цех, когда здесь началась "чехарда". Он принял все их претензии, выслушал все просьбы и попросил месяц на устранение замечаний. Опытные руководители младшего звена вернулись в цех, поверили Алиеву. И не ошиблись. Наврус Худовердович выполнил все до единой просьбы, сумел устранить все высказанные замечания.
А "мешок с деньгами", все до единого рубля, пошел на зарплату тем, кто трудился от души. Средняя зарплата возросла на 70-80 процентов. Цех впервые вошел в график и обеспечил выполнение повышенного плана.
Глядя из сегодняшнего далека на действия Алиева, связанные с ликвидацией прорыва, невольно сравниваешь его с любимым в народе великим военачальником Георгием Константиновичем Жуковым. Не с него ли брал пример "вагонский военачальник", не его ли тактику боя использовал? Он и внешне чем-то напоминал Жукова: такой же широкоскулый, крепкий, невысокий. Даже на баяне так же любил играть. Бывало, на досуге, растянет меха и запоет "Товарищ Сталин, вы большой ученый..." И шли к Наврусу люди, шли за ним на выполнение любого задания.
Геннадий ПАНЮХИН.
Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 27.04.2002.