| В парке Бондина осенью
I
Я долго в парке простояла
Вчера под небом голубым:
Знамения судьбы искала,
Но плыл один осенний дым.
Весь мир притих и затаился,
Ветвей чернели кружева,
Дым тихим призраком струился,
Слегка кружилась голова:
Быть может, дан был знак мне тайный,
Но не сумела разгадать,
Когда по прихоти случайной
Меня коснулась благодать.
II
Тяжелые воды осеннего пруда
Качают увечный собор на волне –
И замерло все в ожидании чуда,
Что медлит и медлит свершиться, покуда
Гора оплывает в закатном огне.
Бедой и враждой опаленные стены
Собора, плотина и черный завод
И я – мы сошлись на краю ойкумены,
Где души-сигналы и души-антенны
Дробятся и множатся в зеркале вод.
Касаясь друг друга средь плеска и
света
Не все принимаем, что можно извлечь:
Последний поклон уходящего лета
В нас, может быть, вовсе не ищет ответа
Непереводима осенняя речь.
1983-1990
Жертва духам огня
Огонь сотворил кружева из шишки
сосновой,
И носятся в призрачном небе сполохи и слухи,
Как будто здесь явится скоро кто-то сверхновый
Среди сосен вокруг шелестят и волнуются духи.
Как жадно огонь пожирает смолистую
пищу,
И летняя полночь лениво колышет ресницы;
А духи толпятся вокруг, приникая к кострищу,
И слышен лишь плачущий голос неведомой птицы.
Великая жертва стоит в очарованном
круге –
Дороже всего, из того, что дано мне на свете –
И есть еще время, и можно мне крикнуть в испуге
Невидимых чар разорвать паутинные сети.
Но духи крадутся все ближе к огню, все
теснее,
Зарницы вдали полыхают грознее и чаще –
Вот полночь уходит, и жертва моя вместе с нею
Цветком колдовским исчезает в неведомой чаще.
Июнь, 1990
Есть любовь, для которой названье
Подбирает в мученьях поэт.
Есть другая – всего лишь дыханье:
Может, было, а может быть, нет.
Пролетело и прошелестело,
Осенило неслышным крылом,
Может быть, задержаться хотело,
Да пропало, как тень за углом.
Может, это пустое мечтанье,
Может, призрак, мираж, дребедень, -
Но меня догоняет дыханья
Мимолетного легкая тень.
Сентябрь, 1983
Под моим окном
Поселился гном
И живет
Уж который год:
По утрам ворчит,
По ночам стучит,
Как поэт,
Пишущий сонет;
То ли он чудак,
То ли просто так
Старый гном –
Так вот и живем
Вдвоем.
Март, 1990
Лунный заяц
Какая вокруг сгущается тьма,
По ней бродит сон на кошачьих лапах:
Испуганно жмутся в кучу дома,
Сжимается сердца дрожащий клапан,
Шеренгами выстроились тома –
И дразнит пространство, и сводит с ума.
Скулит неприкаянный домовой,
Как будто его терзает истома:
Не чувствует крыши над головой
И не ощущает защиты дома.
И призрачный гость – не чужой и не свой –
Впускает в мой дом молчаливый конвой.
За тучей луна в беспредельность
плывет,
Серебряный лик объявив ненароком:
Там белый и чуткий заяц живет,
Взирая на мир равнодушным оком,
Он корень бессмертия в ступе толчет
Всю длинную лунную ночь напролет.
Ноябрь, 1989
Ты знаешь, как плавает солнце в пруду,
И слушаешь с легкой улыбкой,
Как спорят тюльпаны в весеннем саду
О прелестях лилии гибкой;
Ты ведаешь всю бесконечность пути –
Всего лишь на шаг расстоянья –
До места, куда никогда не дойти,
Где каменные изваянья.
Молчат, разрушаясь над вечной рекой,
Смотря на свое отраженье,
И тихо стираешь изящной рукой
Все таинства воображенья.
Июнь 1989
У меня был совсем недавно в гостях
Один дружок-дурачок,
Из тех, кто носит ветер в руках
И поет пронзительно, как сверчок.
Для начала альбомы с полки смахнул –
Как тяжек был мне урон –
Разжег костер из них и уснул,
Овеваемый ветром со всех сторон.
Всю ночь плясали блики костра
На всех моих шкафах,
А он, спокойно проспав до утра,
Ушел и пропал на семи ветрах.
Январь, 1990
Тридевятое царство
Сказка без героя
В тридевятом царстве за семью горами
Нежная царевна в лягушачьей коже
В плену у Кощея во дворце живет.
Туда не пробиться с царскими дарами
И простой дорогой не добраться тоже –
Там судьба лихая бесталанных ждет.
Что ж, Иван-царевич, нелюдим-невесел
Бродишь без дороги в заповедной чаще,
От невест-красавиц на сердце темно?
Напрасно, Иванушка, голову повесил,
Если ты царевны ищешь настоящей,
Тебе остается выполнить одно:
Вот тебе клубочек – тропочку укажет,
Запасись в дорогу обувью железной,
Да возьми в придачу каменных хлебов.
По долам, по кручам путь к царевне ляжет,
С нечистью сражаться будешь ты над бездной
Что тебя поддержит, если не любовь?
Погрустил, подумал – и домой вернулся.
Свадьбу там сыграли с девицей приметной.
Блудный сын поклялся – в чащу ни ногой.
В тридевятом царстве кто-то ухмыльнулся.
Навсегда остался жив Кощей Бессмертный.
А царевна стала Бабою-Ягой.
Сентябрь, 1989
По луже плыл последний желтый лист,
Как деревом оброненная брошь,
И ты смотрел, и взгляд твой был так чист
И знать не знал, что есть на свете ложь.
И не хотелось верить небесам,
Лежащим мокрой грудой возле крыш,
Хотелось обратиться к чудесам,
Которые ты запросто творишь:
Ведь лист несложно в солнце
превратить,
И небосвод раскрасить без труда,
И, протянув таинственную нить,
Воздушным змеем унестись туда.
Ноябрь 1986 |
