Андрей и Мария

    Все мы, никоим образом не относясь к дворянству, с большим трудом можем представить свою родословную. Вот и я имею о ней слабое представление, хотя знаю, что исторические корни нашей семьи затерялись где-то в Крыму. Какие вихри жизни занесли моих родителей из воспетой в стихах Тавриды на Средний Урал, мне приходится судить только по их обрывочным коротким рассказам, которыми они делились без особой охоты. Одно знаю, детство их прошло в двух деревеньках под Симферополем, и в речи у мамы промелькивали такие слова, как Сарабуз и Софиевка. Наверное, в них жили не только армяне, греки и татары, но и болгары.

Андрей Макарович Чарчян

Андрей Макарович Чарчян

    Мой папа, Андрей Макарович Чарчян, и мама, Мария Васильевна Осокина (в девичестве Осипян или Овсепьян – поди сейчас это узнай), были сугубо крестьянскими детьми, и жизнь их уже в раннем детстве нельзя было назвать сахаром. Ранняя смерть моей бабушки по матери привела к тому, что в доме появилась мачеха, которая невзлюбила "чужих" детей. И однажды Маша с маленькой сестренкой ушли из родного дома навсегда. Они бедовали, голодовали, но чудом выжили, потому что Мария имела упорный характер и не пасовала ни перед чем. Позже, услышав про знаменитую Пашу Ангелину, она пошла на курсы трактористов, и это обстоятельство предопределило ее встречу с Андреем.

    Когда началась война, и немец попёр на Крым, все в жизни враз перевернулось. Красная Армия, героически защищавшая с черноморцами Севастополь, вынуждена была оставить город и отступить на Таманский полуостров. В этой драматической ситуации и было принято решение перевезти на Кубань через Керченскую переправу вместе с войсками большую ценность того времени – трактора "Сталинец". Было бы преступлением оставить врагу технику, названную именем великого вождя. Вот тогда и встретились в одной из колонн мои родители. Взгляды, улыбки, смех, разговоры, первая любовь – довольно типичный сюжет, если вы молоды и красивы. Думать, что будет дальше, не хочется. А дальше налетели немецкие бомбовозы и разнесли переправу в клочья. Паромы, корабли, лодки, люди пошли на дно в одночасье. Найти друг друга в этом хаосе они не смогли. Так что Андрей оказался на Таманском берегу, а мама – на Керченском, на котором уже появились фашистские танки. Встретились они волей судеб на Урале. Но сколько предстояло им пережить, переосмыслить, переценить, чтобы выстоять, остаться людьми!

    Отец записался добровольцем и ушел на фронт, где с избытком хлебнул лиха. Оружия не хватало, и его добывали в бою, круша врага саперными лопатами. Из видавшей виды трехлинейки стреляли по очереди. "Нам дают приказ отступать на Крымск, в Темрюке уже стояли немецкие танки", – однажды за кружкой домашнего вина вспоминал отец. Горечь, пережитую им в те страшные месяцы сорок третьего года, не смогли стереть последующие события его жизни. Отца всегда угнетали ложь и несправедливость. Он был разведчиком, зачастую вышестоящее начальство, оставаясь на нейтральной полосе, требовало от них пошуметь в немецких окопах, чтобы потом приписать уничтоженный вражеский блиндаж и с десяток фрицев. За это хвалили, и некоторые деляги за счет солдатских кровей получали ордена и быстро продвигались по службе. А чего мучиться cовестью, война ведь все спишет. У меня это не укладывалось в голове, и однажды я спросил, могло ли быть такое, у тагильского поэта-фронтовика Владимира Иосифовича Хаина, бравшего Кенигсберг. Он ответил четверостишьем:

    Тяжело вспоминать

    Про былую войну,

    Но всего тяжелее –

    Такое:

    Кто-то падал, собой

    Защищая страну,

    Кто-то прятал себя

    За страною.

    Отец воевал в гвардейской дивизии 56-й армии Северо-Кавказского фронта в звании сержанта, был награжден медалями "За оборону Кавказа", "За Победу над Германией", орденом Отечественной войны. Орден Славы его нашел двадцать лет спустя после 9 мая 1945 года. Отцу, бесспорно, повезло – он был трижды ранен и чудом остался жив, когда пуля пробила легкое и остановилась в миллиметре от сердца. Его удалось вытащить с поля боя, и он провалялся в госпитале ровно год, не имея представления о судьбе своих родных, тем более о девушке Марии, с которой они встретились в Крыму. Недавно перечитывая книгу "Будь здоров, школяр", в коей опубликованы военные карты боев, я убедился, что минометчик Булат Окуджава и разведчик Андрей Чарчян воевали где-то рядом. Помнится, батя любил напевать песню "Бери шинель, пошли домой".

    Отца очень удивляло, что, будучи в госпитале, он получал письма от своей мамы, моей бабушки Христины, с далекого Урала. Как она оказалась там, он не понимал. Именно бабушка рассказала ему о девушке Марии, с которой они ехали в одном вагоне. Мария была не одна, а с двухлетним сыном, который доставлял много хлопот и в дороге приболел. Когда девушка рассказала ей свою историю, в том числе об Андрее, то бабушка поняла, что маленький Димка приходится ей внуком. Так Андрей узнал, что у него есть сын. Больше всего отца бесило, что в письмах матери некоторые места были зачеркнуты, и он вынужден был гадать, что она ему хотела сказать. Однако бдительные чекисты работали тщательно, борясь с откровениями бабушки Христины.

    А что же случилось с Марией, когда она оказалась под немцем? Кое-что из рассказов всплывает в моей памяти. Она прибилась к своим родственникам в Евпатории. Голод – не тетка, и однажды со своей двоюродной сестрой Верой они решили продать на блошином рынке новенькие довоенные туфельки. Все бы ничего, но эти туфельки поглянулись одной продажной шлюхе, которая бесстыдно заявила своему кавалеру унтеру, что эти две девки обокрали ее. Обеих коммерсанток-неудачниц тут же повели в местную комендатуру. А это уже было чревато жестоким наказанием, вплоть до отправки на работы в Германию. Молодых женщин оставили ожидать своей участи на улице. Они прождали полчаса, а затем, преодолевая ужас и страх, решились на пробег. Благо, рядом рос высокий подсолнечник, и их опасная затея удалась.

Мария Васильевна Овсепьян

Мария Васильевна Овсепьян

    А что стало с туфельками? Наверное, немецкая подстилка износила их, но об этом ни Мария, ни Вера тогда не думали.

    Еще одно потрясение моя мама пережила из-за моего старшего брата Димки. Когда она однажды пошла по воду, в дом завалился фриц. Он забрал добытые с трудом хлеб, масло, молоко и куриные яйца. Мама с ним столкнулась уже во дворе. Ганс был доволен и приговаривал: "Брод, бутер, млеко, яйки. Зер гут! Зер гут!"

    Перепуганная мама, бросив ведра, влетела в дом и увидела, что сыночек спокойно спит. И тут у нее подкосились ноги.

    Были случаи и пострашнее – когда высаживался десант на Крымское побережье, и не всегда удачно. Евпатории не повезло. Фашисты, ожесточившись на русских, сводили счеты с мирным населением. Они согнали вместе подростков, взрослых мужчин и стариков, заставили выкопать глубокий ров, а затем всех расстреляли. В этой жестокой акции погибли двоюродные братья моей мамы по греческой линии. Еще неделю ров шевелился, и из-под земли доносились стоны, но фашисты к нему никого не подпускали.

    Еще мама не могла всю жизнь забыть, как фрицы ловили молодых красноармейцев и забивали их насмерть на глазах у всех. И все-таки она спасла сына, и это был ее настоящий женский подвиг. Мой старший брат Дмитрий умер в "лихие девяностые" в отсутствии денег и необходимых лекарств от сердечной недостаточности. Он прожил всего 56 лет, оставив сиротами шестерых детей. И счет за это фашистам теперь не предъявишь… Трое его сыновей отслужили в Российской Армии. Родное наше Отечество, что ты творишь со своим народом?

    Когда в 1944 году в Крым пришли наши, радость, как море, выходила из берегов, но она оказалась преждевременной. По личному указанию Сталина из Крыма были высланы чохом в несколько дней десятки тысяч татар, армян, греков, болгар и даже крымских немцев, переживших оккупацию. Вождь всех времен и народов отказал им в доверии и обвинил в предательстве. Впору по этому случаю написать вторую часть книги Анатолия Приставкина "Ночевала тучка золотая…" Однако для людей, оказавшихся неожиданно для себя бесправными рабами, будущие романы значения не имели. Они жили настоящим, познавая азбуку быта спецпоселений, азбуку выживания и азбуку человеческого унижения.

    Не спасли письма и предупреждения об участи крымских переселенцев и моего отца Андрея Макаровича. Он поехал в 1946 году после демобилизации в родной Крым, но вместо теплых краев тут же загремел в поселок Лобва Новолялинского района. Его, как бывшего фронтовика и орденоносца, реабилитировали в 1953 году. Мама при жизни реабилитации так и не дождалась. Соответствующий указ о реабилитации народов Крыма спустя 70 лет подписал Президент РФ Владимир Путин.

    В книге приказов по школе № 10 сохранилась запись о приеме на работу техничкой Марии Овсепьян, а имя отца с фотографией я внес в списки "Бессмертного полка". Я люблю своих родителей и горжусь ими.

Василий ОВСЕПЬЯН.

    Фото из семейного архива автора.

    Литература: Газета "Тагильский вариант" №16(199) от 30.04.2015.

 

 

Главная страница