Мясное дело в Нижнем Тагиле сто лет назад
В ближайшее время выйдет в свет новая книга тагильского краеведа Владимира Кашина "Тагил "белый" (колчаковский период 1918-1919). Ниже опубликована одна из глав книги.
Большое заводское селение, каким являлся Нижний Тагил с населением 50 тысяч человек, обойтись только своим скотом никак не могло. Потребное и недостающее заводскому населению мясо обеспечивал приобретенный в степных районах страны скот. Его закупали с весны и до осени. Доставляли по железной дороге или гнали гоном по трактам.
Братья Семячковы, Ефим Павлович и Михаил Павлович, закупали крупный рогатый скот большими партиями в полторы тысячи голов в Зауралье и Западной Сибири. Их стада до срока паслись на заимке в урочище Малая Ива, а также вдоль речек Пайва и Мартыниха в районе села Краснополье.
Не имеющие своих пастбищ предприниматели направляли пригнанный скот на откорм в казенные леса и на старые лесные просеки. После страды и заготовки сена разрешалось пускать скот на отаву [1] по частным угодьям вдоль пойм рек Большая и Малая Кушва, Катаба, Ольховка, Баранча, а также на старицах Тагила в районе Гулящих гор. Как отмечает краевед И.А. Орлов, заботливые хозяева покосов раскидывали по земле крупную соль и просили пастухов специально прогнать табун через их угодья. Скот выедал сорняки и мох подчистую, а на следующий год укосные травы радовали предусмотрительных хозяев своим видом.
Скот нагуливал жир после перенесенного в дороге стресса. Владельцы стада нанимали пастухов и подпасков из числа местных подростков. Дорог был любой, даже осенний день, поэтому скотину пасли до первых устойчивых холодов, как правило, до Михайлова дня (21 ноября). После этого дня отсчитывали уже ход зимы. Если снег выпадал раньше и лишал возможности подножного выпаса, то хозяин в ожидании морозов до массового забоя стада вынужденно покупал сено в зародах. На стойловое содержание пригнанный табун не переводили, так как сеном и соломой упитанность не наберешь, а сбалансированных комбинированных кормов тогда еще не было.
За период вольного выпаса привезенный рогатый скот не только восстанавливался, но и нагуливал 100 и более килограммов, особенно быки-кастраты. Это давало приличную прибыль на вложенный капитал. Скотопромышленники были заинтересованы в вольном откорме, так как упитанное животное давало 50-55% выход мяса от общего веса [2].
Мясные распродажи и заготовки начинались в декабре и продолжались до Рождества. Приобретенное мясо хранилось в специально оборудованных ледниках (погребах) четвертями туш. Свежее мясо коптили, солили, вялили или сдавали в колбасные лавки.
Точную дату первого снега осенью 1918 года в Тагиле зафиксировал для нас обыватель Василий Антонович Родэ. 20 октября его лошадь, согласно конной повинности, была отправлена на фронт с обозом 17-го полка. За трое суток пути запряженная в телегу с пятипудовым грузом лошадь выбилась из сил. И тактощая, да ее еще плохо кормили в дороге. К осенней распутице неожиданно добавилась новая беда. 25 октября снег покрыл землю. Дороги подморозило, а лошадь оказалась не подкована. Всё, приехали. Ноги бедной кобылы разъезжались на обледеневшей дороге в разные стороны. Она не смогла везти даже порожнюю телегу, пришлось вознице распрячь бедную животину и вести домой за повод, а телегу оставить на Балакинском тракте в 18 верстах от Тагила.
Обладатель золотой медали Парижской выставки П.А. Голованов за выделкой кож. Начало XX в. Из коллекции Нижнетагильского музея-заповедника
Телега пропала, а ее хозяин обратился к коменданту Нижнего Тагила с прошением – выдать ему равнозначную замену из числа брошенных красноармейцами на постоялом двору Ивана Александровича Глазкова.
По данным краеведа И.А. Орлова, со времен добрейшей Авроры Карловны Шернваль-Демидовой заводоуправление выделяло средства на ежедневное горячее питание рабочих-подземщиков Медного рудника. В дни поста употреблялась рыба. Ежегодно контора на открытых и конкурентных торгах заключала договор на поставку мяса. Постоянными поставщиками в начале ХХ века неизменно были братья Фомичевы, которые соглашались брать всего 6 копеек за фунт мяса. Готовил горячие обеды горнякам до 1917 года рудничный повар Яков Дрягунов с Патраковой улицы.
В большом селении Нижний Тагил сложились свои семейные кланы крупных скотопромышленников и мясоторговцев. Это были братья Фомичевы, Куликовы, Шибневы, отец и сын Шепелевы и другие.
Гуртовщики Фомичевы и Шибневы пасли огромные табуны на собственных землях, для чего обихаживали глухие лесные заимки и свои загородные дачи.
Заимка Александра и Герасима Фомичевых была устроена по Салдинскому тракту, примерно в пяти верстах до деревни Салка. Там были возведены дача с мезонином и баня, дом для сторожа и другие хозяйственные постройки. На прилегающих лугах велась обширная заготовка сена.
Скототорговец Яков Кириллович Шибнев имел собственный дом рядом с Господским парком на углу Уральской улицы и Балыковского переулка, но летом предпочитал жить вместе с семьей на даче в верховьях реки Большая Кушва. На 60 десятинах земли хватало место и пашне, и посеву.
Революция, а, вернее, военные действия 1918 года, значительно осложнили жизнь скотопромышленника.
Из Нижнетагильского архива:
В Следственную Комиссию
При временном Н-Тагильском
Комитете Народной власти
Заявление
5 октября после свержения советской власти, спеша на заимку А.П. Шибневой, находящуюся в 9 верстах от Нижнего Тагила по реке Большая Кушва, проверить живой и мертвый инвентарь, а также своевременно снять хлеб с пашни площадью в 30 десятин с лишним, засеянный отчасти А. Шибневой, а отчасти коммунистами, я был предупрежден гражданкой Еленой Афанасьевой, проживающей на заимке, что там скрываются красноармейцы, которые разыскивали В. Шибнева с целью убить его. Ввиду того, прошу Следственную Комиссию в возможно скорейшем времени оказать надлежащее содействие, дабы приступить к найму рабочих рук и работать в безопасности.
7 Октября 1918 г. /подпись/ Шибнев, Уральская улица дом 7.
Виза: Начальнику контр-разведки
Виза: Послать разведочный отряд
Окрестности Тагила. Начало XX в.
Летом 1919 года Яков Кириллович вместе с семьей отступил с колчаковскими войсками, в дороге заболел и умер от тифа. Великолепный дом-дача остался без хозяйского догляда и был быстро разорен. В 1929 году на месте шибневской заимки был создан совхоз "Зональный" (ныне находится в черте Дзержинского района Нижнего Тагила).
У другого известного мясоторговца военные власти "одолжили" более полутораста килограммов мяса, обязуясь сполна рассчитаться в будущем.
"№ 975 – 24.02.1919 г.
В штаб 15-го Курганского Сибирского стрелкового полка
Препровождая при этом прошение гр. мясоторговца В. Ф. Куликова о доплате ему за мясо, отпущенное им 16 октября 1918 г. полку в количестве 8 пудов на сумму 960 руб., Н.-Тагильская волостная земская Управа просит Штаб полка не отказать в ходатайстве Куликова и удовлетворить его, так как мясо было отпущено по цене 120 руб. за пуд, что не выше существовавшей тогда рыночной цены.
За председателя Управы /подпись/ Желтиков".
Закупать скот для населения Нижне-Тагильского завода за тысячу верст посылали самых ловких и изворотливых приказчиков. Во время войны (1914-1918), чтобы не связываться с перегруженной железной дорогой, опытные гонщики умудрялись доставлять гурты в тысячу голов из степных областей на Урал "гоном по глуши". Крупные города – Пермь, Екатеринбург, Челябинск – обходили намеренно, так как правила обязывали проходить там ветеринарное освидетельствование и платить казенные и губернские сборы.
Баранину гуртовщики закупали оптом в казахских и калмыцких степях. Летом везли живыми головами, а для перегона приходилось нанимать пастухов на лошадях. Зимой привозили по железной дороге обработанные туши, так называемые "стяги". Доставленная баранина была сочной и жирной. Особенно славилась вкусным мясом калмыцкая курдючная порода, которая давала пуд чистого мяса с одной тушки. Местные любители баранины пытались разводить курдючных овец, но ничего путного не получилось. Видимо, дело было не в умении, а, главным образом, в степном выпасе и качественно другом питании. Степные пахучие травы, такие как полынь или ковыль, не произрастают в горнозаводских лесных борах и перелесках.
В ходе забоя скота оставались шкуры – ценное сырье для большой и важной тогда кожевенной отрасли. Пользовались успехом более прочные лосиные и оленьи кожи, которые задешево закупались на севере Верхотурского уезда, а до железной дороги вывозились по санному пути.
Необработанные шкуры поступали на заводы по выделке кож или обрабатывались в кустарных, как правило, семейных мастерских. Далеко за пределами волости получил известность кожевенный завод в деревне Дрягуново, принадлежавший Григорию Калистратовичу Семячкову.
Высоким качеством обработки славилась мастерская Петра Андреевича Голованова (1848-1921), в которой работали семь его сыновей. Его усадьба располагалась на берегу пруда Нижне-Салдинского (Демидовского) завода прямо на Тагильском тракте.
Обработка сырых кож с применением химически активных веществ всегда была опасна для здоровья и трудоемка. Шкуру животного тщательно скоблили и очищали специальными ножами от мездры, замачивали в чанах раствором гашёной извести, сернистого натрия или древесной золы, чтобы избавиться от шерсти и волос. Затем наступала очередь растворов квасцов и поваренной соли. В процессе кожу обязательно мяли и промывали в чистой (проточной) воде.
Выделанные кожи, в том числе высококачественный "хром" и мягкая "юфть", поступали в руки многочисленных шорников, скорняков и сапожников. Они шили спецодежду и обувь для работы под землей, у раскаленных домен и для нужд населения.
Процесс изготовления даже рядовых обиходных сапог представлял собой сложный процесс. Очищенную кожу распаривали в теплой воде и растягивали гвоздями на вытяжной доске. Высушенную на печи или солнце кожу мяли вручную и промазывали дегтем. Выкроив по мерке, шили голенища, "задники" и "поднаряд", затягивали их клещами на колодку, вшивали "стельгу", притачивали подошву, набивали подметки, пристрачивали задники и прикрепляли каблук. На подошву заказчика-любителя ставили кованую подковку для особого громкого шага. После чистовой отделки рашпилем сапоги долго полировали лаком.
Герасим Фомичев. Начало XX века. Из архива И.Т. Коверды
Кожевенная мастерская Павла Егоровича Патакина на Вые вырабатывала до революции до 10 тысяч пар сапог в год при 8 постоянных рабочих.
После Февральской революции в Нижнем Тагиле был создан Кожевенный Комитет, который держал монополию на поставки кож в целях преимущественного снабжения Русской армии.
История жизни мясоторговцев Фомичева и Геруса
Одним их характерных представителей отряда новых деловых людей в Нижнем Тагиле стал Герасим Никонович Фомичев, появившийся на свет за сорок лет до описываемых событий.
Мы позволим себе подробней остановиться на его во многом показательной жизненной истории, отталкиваясь от собственноручного "Описания моей жизни".
Герасим Фомичев. Нач. ХХ века. Из архива И. Т. Коверды
"Родился я 25 февраля 1879 года. Отец мой, мастеровой Никон Фомичев из крестьян Пермской губернии Выйско-Никольской волости Н.-Тагильского завода, работал сундуки для кустарей в их фабриках и умер 46 лет от тяжкой болезни. Оставил нас семерых детей и мою мать, вдову бедную, без всяких средств. Мне было тогда 4 года, старшему брату Аверьяну – 19, Афанасию – 17, Александру – 12 лет. Никто из моих братьев и я не учились грамоте в школе. Для добывания пропитания они с юных лет отправлялись с мелочным товаром по фабрикам и мастерским. Самой бедной матери после смерти мужа пришлось сколотить ящик и торговать у дома с лотка. Она так и начала торговать бакалеей и всякой тремелюдой [3] до взросления детей.
Кода братья стали взрослыми, то перешли на торговлю мясом на базаре со стола. Покупали сначала по одной корове, а потом постепенно развили торговлю на доверии и арендовали у Рыночного комитета лавку. Вскоре помер брат Афанасий, и его похороны вызвали порядочные расходы в семье. Затем мамаше пришлось выдать дочь замуж за Клементия Лаптева, и мы снова израсходовалась. Старший добытчик Аверьян (1865 г. р.) женился на зажиточной барышне Елизавете Панфиловне Головановой. Свадьбу пришлось сделать дорогую. Вскоре Аверьян не нашел выгодным с нами жить и отделился. Мать стала с этого горя сильно пить водку и померла 47 лет.
Я остался сиротой без матери одиннадцати лет. Общество выбрало опекуном над нами Аверьяна. Он меня взял к себе в работники, приучая торговать мясом, поселил в своем доме. Даже вверил под мое ведение своих детей (Анатолий и Иван), которые меня слушали и обожали..."
Даже смышленому работнику требовалось несколько лет, чтобы освоить хитрости мясной торговли и не остаться в убытке. Тогда сплошь и рядом были нечестные способы. Иначе продавец никогда лишнюю копейку не заработает, а приказчик не сколотит капитала на отпуске товара.
Высшей школой профессионального умения и обвеса неопытного и состоятельного покупателя именовался букет "семь радостей". Это когда продавец, поедая глазами очередника, с усердием бросал товар на весы и, не дав им выровняться, быстро снимал взвешиваемое с чашки, поспешно упаковывал и выдавал покупателю с выражением покорной услужливости. Одновременно использовался завышенный вес упаковочной бумаги, гири меньшего веса, незаметное сбрасывание гирек, подмена сорта всего куска, либо довеска мясом низшего сорта. Таких ловких приказчиков за глаза именовали "о семи пальцах". Все это "искусство" обмана не исключало и честной работы за прилавком в угоду постоянному клиенту, особенно в условиях конкурентной борьбы за покупателя.
"...Аверьян выучил меня ремеслу и благословил жениться в 1905 году. Взял я себе барышню Александру из Висимо-Шайтанска, дочь лесообъездчика Павла Никитича Никитина. Сделал порядочные расходы. Пришлось купить наряды, так как я был порядочным в обществе, а барышня красивая, но бедная.
К торговле я имел способности, и брат выдал мне нотариальную доверенность на право полного ведения дела, в том числе выдачу векселей кредиторам и их учет..."
Молодой приказчик вполне состоялся как ответственный работник, и старший брат стал доверять Герасиму дальние поездки за отборным курдючным мясом. Младший Фомичев охотно и без боязни ездил в приволжские степи, так как чувствовал себя вполне самостоятельным в порученных ему важных делах семейного бизнеса. Поставщиков не обманывал, рассчитывался сразу или в оговоренный срок. Со временем сдружился и поддерживал партнерские связи со многими табунщиками. При этом не забывал брать с собой из Нижнего Тагила подарки: то затейливый кованый сундучок, то расписанный чудными цветами лакированный поднос для туземной хозяйки.
Особенно близко Герасим сошелся с ровесником по имени Герус, так звали в Калмыкии удачливого скотовода. Во время задушевных разговоров грамотный и цивилизованный предприниматель делился своей непростой жизненной историей. Родился он в доме зажиточного грека, который обосновался в Малороссии. Обрусевший предприниматель вел торговлю, имел семью и, как это иногда случалось в жизни, прижил ребенка от глухонемой служанки. К чести того грека, от сына не отказался, дал ему свою фамилию, воспитание и небольшой стартовый капитал уже по случаю женитьбы.
Оставлять и видеть рядом, а тем более наследовать часть торгового дела, семья не очень-то горела желанием, поэтому волею отца "бастард" оказался на самостоятельных хлебах в просторных калмыцких степях.
Трудолюбивому и грамотному фермеру в делах улыбнулась Фортуна. Если у скотоводов считалось счастьем сохранить половину летнего приплода, то у Геруса за сезон поголовье удваивалось. Он не считал лишним обращаться к услугам дипломированного ветеринара, привлекал к летнему выпасу всех членов молодой семьи. И так несколько лет подряд тяжелый труд вознаграждался удачей. Появились кое-какие деньги. Герус отстроил каменный дом в Элисте.
Свое нелегкое дело, давшее ему полную независимость от отца и его наследников, он не захотел бросить, продолжая вкладывать в него все силы и знания. В доме отца в Белой Церкви он больше не появился ни разу, а от всех признавших и не признавших его кровных родственников осталась только редкая в России фамилия.
Герус полюбил привечать у себя уральского "купца" Герасима Фомичева. И не потому, что у него всегда имелись при себе наличные деньги, живой ум и крепкое словечко. Притягивала схожесть биографий, выходцев из социальных низов. В обеих натурах просматривался внутренний стержень сильного характера и стремление крепко встать на ноги в выбранном деле.
Для ставшего закадычным друга Герус продавал баранов без поголовного пересчета. Как только сговорятся оба по цене и количеству голов, ударят по рукам, так приказывает скотовод батраку-калмыку половинить стадо "от сих до сих". Никогда не ошибался степняк в свою пользу, поэтому из года в год приезжали к нему постоянные покупатели с Урала. И опять пили плиточный чай, смотрели на звездное небо и вели задушевные беседы о миропорядке.
А после сделки по старинному русскому обычаю отмечали ее, чтобы задобрить христианских, да и местных степных богов. Для уважаемого гостя отлавливался молодой барашек. Под четверть самогона, чистого, как слеза, барашек растворялся во рту за один присест.
Под хмельком Герасим вспоминал голодное детство, как по нужде ходил с мешком по дворам, будя их обитателей криками "шурум-бурум, шурум-бурум..."
Уже после стременной рюмки и окончательных проводин гостей нетрезвый Герус громко кликал жену, заставлял ее вставать в оглобли и возить его важную персону по двору, натурально показывая, кто здесь хозяин. После того, как крепкий напиток окончательно пробивался в кровь сквозь жирное мясо, ноги главы семьи подкашивались, а ролевые игры – кто в доме добытчик и хозяин – заканчивались. Домочадцы укладывали "султана" в постель до нового будничного рабочего дня.
"...А потом сделалась революция в семнадцатом году. Аверьян был где-то в уезде, когда в первые же дни арестовали меня в доме, как и других торговцев, и наложили контрибуцию. Но вскоре меня выпустили, только (попросили) давай мяса в большом размере для Красной гвардии. Контрибуцию скостили, мандат дали на операции поставок мяса в самом широком виде и аванс 30 000 рублей. В то время комиссарами были Григорьев, Овчинкин, Меринов, Петр Иванович Бабин, Семен Семенович Дружинин и Евгений Павлович Оплетин. Последние трое живы (на 1936), да и многие другие в Нижнем Тагиле подтвердят мою работу до самого нашего отступления из Тагила (04.10.1918). В этот день военные комиссары Григорьев и Овчинкин заехали ко мне за мясом. Часть мяса я положил в ихний экипаж, а крупные полутуши – на другую телегу. После расчета угостили меня спиртом. Григорьев уверял меня, что они недалеко поедут и непременно вернутся.
Не успели они доехать до Медведь-Камня, как меня уже арестовали вооруженные чехи и сделали обыск во всей квартире. Мяса и чего там им еще нужно было, у меня не оказалось. Все мясо было отдано отступающим красным. И трое наставили на меня наганы: "Ты красный. Есть форменные доказанные сведения, мы тебя расстреляем", – и повели меня в Демидовский дом. Вся моя семья заплакала, а я еще не испугался, так как во мне был комиссарский спирт. Но как меня сунули в тюрьму, тут и отрезвился. Продержали не так долго, но пришлось пережить угрозы и всевозможную ругань. Но бывшие там люди подтвердили, что я не красный, а с юных лет деловой.
Меня выпустили, приказав придти на второй день в кабинет коменданта города чеха Стички (правильно Штичка – В.К.). И на этот раз комендант кричал и всяко порицал меня, но без вооруженной силы. Когда собралось собрание, то комендатура предложила представлять для полка колчаковских войск мясо. Дали мне документ на поставку скота из-под Невьянска. Я пригнал первую партию скота и вел свою работу до отступления белых из Нижнего Тагила".
Еще до революции успешные братья Александр и Герасим Фомичевы отделились от старшего Аверьяна, зарегистрировали собственную фирму "Братья Фомичевы" на партнерских правах, в которой оба имели свои доли в общем капитале и, соответственно, прибыли.
Вот только три документальных примера из городского архива активной предпринимательской деятельности братьев Фомичевых в период Верховного правителя А.В. Колчака.
Герус Василий Викентьевич, г. Копейск. Из личного архива автора
"Петр Афанасьевич Митрофанов от имени бр. Фомичевых, состоящих владельцами мясной лавки в Н.Тагиле, отправляется на станцию Калино за покупкой 1 вагона соли, необходимой бр. Фомичевым для засолки мяса, в коей ощущается крайняя нужда в Н.Тагиле. Удостоверение № 775-10.02.1919 г."
"Александр Никонович Фомичев командируется Управой для закупки быков и баранов для населения Нижнего Тагила в Акмолинскую область. Просим оказать содействие". Удостоверение № 2164 – 28.04.1919 г."
"Василий Яковлевич Хитрин от имени торговой фирмы "Бр. Фомичевы" в Нижнем Тагиле отправляется в Тюмень Тобольской губернии за покупкой рыбы и сливочного мяса. Удостоверение № 3708 – 03.06.1919 г."
В июле 1919 года военные власти Нижнего Тагила приказали Фомичевым эвакуироваться с имеющимся живым скотом на восток, чтобы не оставлять его Красной армии. Герасим не посмел противиться. Его стадо двинулось на восток – где своим ходом, а где в вагонах. За ним последовала и семья.
Будто предчувствуя неладное будущее, братья Александр и Герасим в начале лета продали родительскую усадьбу размером 15 соток земли с двумя одноэтажными деревянными домами и надворными постройками по ул. Тагильская, 58, на самом углу с Тагильским Криулем (ныне ул. Черных).
Новый владелец Федор Киприянович Хлопотов (1875-1920) до революции служил приказчиком, занимался торговлей, но не думал покидать Нижний Тагил. К несчастью, он вскоре умер от тифа, зато жена его Анна Лукояновна (в девичестве Голованова, 1879-1959) надолго пережила его.
Братья к этому времени обзавелись большими полукаменными домами по ул. Арзамасской (ныне Красноармейская). Оба дома приглянулись Советской власти и были национализированы в связи с бегством хозяев вместе с Сибирской армией.
В Тюмени Русская армия Колчака реквизировала весь скот предпринимателя, выдав ему на руки расписку-обязательство о получении денег вне очереди в Омске. Вместо прекрасной перспективы получения чемоданов наличности сорокалетний Герасим был мобилизован в армию в августе злополучного 1919 года, разлучившись с отставшей семьей.
***
В советское время успешного скотовода Геруса быстро признали эксплуататором, полностью освободили от бремени владения многочисленным стадом и выслали вместе с семейством разрабатывать копейские угольные шахты на окраине города Челябинска.
После того, как судьба второй раз кардинально поменяла его жизнь, упорный и несломленный Герус не пропал, а начал жизнь заново на далеком Урале. На шахте быстро освоил премудрости древней профессии коногона по вывозке угля. Работал много и поднял вывезенных из Элисты девятерых детей. Сыновья и внуки пошли в него рабочей хваткой. За годы Советской власти в Копейске образовалась многочисленная трудовая династия Герусовых, члены которой были награждены государственными наградами без счету. Внука скотовода, Александра Герусова, представили после Отечественной войны к высшему званию – Героя социалистического труда. Однако подкачало социальное происхождение.
Фомичев Герасим Никонович, г. Н. Тагил, 1930-е гг. Из архива НТГИА
Сам грек работал в шахте до 70 лет и прожил на земле более ста лет. И на новом месте зарабатывал Герус хорошо и при необходимости легко и без сожаления одалживал деньги. Они не имели для его широкой натуры магической силы. Интересно, что жена и старшая дочь Геруса никогда не жалели о переменах в их, казалось бы, зажиточной жизни в Калмыкии. Наоборот, хорошо помнили, какой тяжелой была доля скотовода в дикой и необустроенной степи. Все члены семьи работали не меньше, а то и больше батраков. Сразу после родов женщина должна была приступить к работе, так как никаких домработниц в степи не было. Дите быстро вырастало из люльки. Тогда мать, затянув веревочной петлей ножку, привязывала ребенка к вкопанному столбу. Малое дите, как та скотина, чтобы не потерялась в степи, крутились по начертанному кругу, ограниченному длиной бечевки. А мать, не покладая рук, обрабатывала многочисленное стадо и исполняла домашнюю работу. Ничего даром не давалось.
Рассказ Фомичева о жизни с июля 1919 до середины 1930-х годов
"При эвакуации мне приказали отступать с гуртом скота. В Нижнем Тагиле была паника, все купцы и учреждения поголовно уезжали. Моя семья не захотела отставать от меня: "Ты со скотом, а мы поедем на телеге за тобой и будем все вместе". Так и сделали.
Я со стадом дошел только до Тюмени, где у меня взяли остаток скота живым весом, выдали командировку в Омск, вручили железнодорожный билет и ассигновку на получение причитающихся денег вне очереди.
Тут вдруг вышел строгий приказ от 9 августа 1919 года о призыве в Сибирскую армию белобилетников до 45 лет. Прошли облавы на рынках и вокзалах. Я явился добровольно, так как у меня порок сердца, но доктор, даже не взглянув на меня, объявил: "Принят". Так меня мобилизовали на военную службу, и я расстался с семьей. Нас немногих быстро сформировали и отправили в Иркутск в казарму "Петрушина Гора". Моя жена через знакомых в Омске узнала, где я, но смогла продвинуться на 120 верст на своих лошадях. Далее она все побросала в селе Калачики и погрузилась с четырьмя детьми в телячий вагон и еще выбила два места для необходимой одежды и посуды. В Иркутске нашла меня и рассказала свою биографию пути. Так у меня все волосы шишом стали, что она пережила.
Вот начали жить в Иркутске и приглядываться. Трех детей отдали учить грамоте, а маленькую Катю не приняли по возрасту. А я служу у Колчака в 54-м полку 4 роте 2 взводе. На меня кто-то стукнул, что я красный по Тагилу, и стала за мной слежка. Как людей немного подучат, так отправляют на фронт под Ишим и Омск. А меня и еще одного воина все оставляют. Он мне и пояснил, что нам недоверие. Как стали колчаковские войска отступать за Байкал, а красные партизаны напирать, то многие из нашей роты разбежались и сдались в Красную армию. В конце декабря 1919 года нас проверили и сформировали 15-й Советский полк, в который я попал опять в 4 роту, 2 взвод. Нас направили к Байкалу гнать атамана Семенова, а вскоре пришло подкрепление 30-й дивизии, и нам стало легче.
Через некоторое время поступил приказ: кому свыше 40 лет – демобилизовать.
Мы и рады – серо горе оставить. 25 февраля 1920 года получил документы, воинский билет и литер на право проезда. Но ввиду порчи железной дороги через Енисей некоторые беженцы и я воздержались ехать, пока не направят мосты в Иркутске. А немного спустя я заболел тифом на полтора месяца, и еще сделалось осложнение в ногах на три месяца. Когда все направилось, в июле 1920 года поступил в Губпродком агентом по мясному делу и прослужил год.
Тогда нельзя было достать продукты за деньги, только на обмен. Была у меня черная яга [4], и я променял ее купцу Белитскому на барабан каустической соды, на которую можно было достать все необходимые продукты в то время. К моему несчастью у Совнаркома тогда же потерялась партия соды. Арестовали 74 человека, всех, кто выменивал продукты на соду. Следствие шло 9 месяцев, столько и я был под стражей. Освободили без суда, установив мою непричастность.
Накануне Масленки в мою квартиру пришли экспроприаторы и скомандовали "руки верх", открыли подполье и всех ссадили туда и забили крышку гвоздями. А кипящий самовар поставили сверху западни. Что было из одежды и вещей, все утащили. У семьи не осталась ни средств, ни имущества".
От безысходности в августе 1922 года Фомичевы вернулись в Нижний Тагил, где Герасим взял беспризорный дом старшего брата (ул. Старозаводская) в аренду на пять лет. Большая семья голодала, так как дома – шаром покати. Спасла от голода Новая экономическая политика (НЭП) и деловая сметка предпринимателя.
"Является как-то из Самары доверенный фирмы "Крольд" Иван Михайлович Бабушкин, который отправил в Н.Тагил два вагона ржи. Он всем предлагал, но рожь не купили. Это длилось три дня, пока он не получил телеграмму из Кунгура о смерти отца. Он поехал на похороны, оставив мне дубликаты товарных накладных. Просил принять зерно и ждать его через семь дней. Цену поставил 6 рублей пуд, а в розницу ржаной мукой торговали до 10 рублей. Только он уехал, приезжает ко мне ломовой извозчик, бывший мучник Василий Иванович Коновалов, и сообщает о прибытии первого вагона на станцию. А у нас денег ни копейки и ни одного мешка тары. Зато была приведена в порядок завозня [5]. На выкуп одолжил денег Яков Ефимович Семенов, а тару 80 мешков одолжил Детков. Вот мы один вагон кое-как перевезли этими мешками. Черноисточинские золото-платиновые старатели и Висимо-Шайтанские промышленники, прознав про рожь, понаскакали и разом скупили все за новые денежные знаки [6].
Мы рассчитались с вернувшимся Бабушкиным совзнаками, и он снова предложил рожь с уступкой, так как оптовая цена падала, а розничная еще держалась на Урале. Мы часть распродали даже вперед, а когда пришла рожь, то ее сбыли скоро и выгодно. Стали приобретать самое необходимое: чашки, ложки, столы, кровати, лошадь и сани. Завели одежду, которой не было у всей семьи. Стали детей учить. С этой ржи начал немного подниматься, а потом занялся хорошо знакомым делом.
Сначала мясо продавал с воза у Входо-Иерусалимского Собора, потом перешел на старый рынок, арендовал лавку у коммунального отдела, успевая платить налоги, оплачивать кредиторов и выкупать советские облигации. Развернули дело только на доверии, так как своих денег ни гроша. А что заработаем копейку, так нужно было заводить необходимый инвентарь с мала до велика. Пришлось арендовать бойню, оборудовать ледник при доме для круглогодичной заготовки и оборота мяса.
В начале 25-го вдруг вышел новый Устав и надбавки за дом. Тут я управиться с платежами и не смог. В коммунальном отделе работал тов. Петр Ильин, который сказал: "Фомичев, вноси деньги, иначе завтра запечатаю лавку и товар". Я не мог вывернуться, и 20 января 1925 года мое дело было продано с торгов. Пришлось с ходу передать лавку, мясо и продукты, чтобы уплатить коммунотделу. Так я остался снова без гроша и обстановки.
В марте 1925 я поступил служить к частнику Турасину в Надеждинск, проработав у него год. Но с ним тоже такое явление сделалось, что и со мной. Я вернулся в Тагил, поступил служить по мясному делу к тов. Толмачеву, но не усвоился с заведующим лавкой "Мясопродукты" тов. Киприяном Ивановичем Семеновым. Выехал в Омск, где поступил на службу в Исыкульское кредитное Т-во агентом на покупку живности скота. Стал работать на базарах как всегда точно и аккуратно. Для них я был очень нужен, но здесь постигло меня новое несчастье.
В Товариществе был заведен порядок – выплачивать ветеринарному фельдшеру вознаграждение за освидетельствование скота. Контора списывала эти расходы с разрешения администрации по разным счетам. Однажды я купил на базаре две коровы, получил от фельдшера свидетельство и наградил за его внимание 6 рублями. Он был уже выпивши, а гонорар, видимо, показался на этот раз недостаточным, и деньги попали в уголовный розыск. В результате появилось дело, а в апреле 1930 года я получил по ст. 118 УК два года лишения свободы. Через две недели приговор привели в исполнение и посадили в Омскую трудовую колонию, а вскоре отправили поближе к скотине в совхоз, в котором я отбыл полный срок.
Так я вновь вернулся на родину без средств. Без пайка жить нельзя, и я поступил в "Тагилстрой" сторожем, пока не уволили по ст. 47 КЗОТ".
Еще несколько лет Герасим Фомичев перебивался на низкооплачиваемых должностях сторожа в различных учреждениях Нижнего Тагила: "Союзшвейсбыт", "Союзрыбсбыт", на опорно-случном пункте, а также агентом заготовок продуктов для рабочего снабжения особо ударного строительства "Тагилкомбинатстроя" и дворовым рабочим 3-й Советской заразной больницы. Однако его нигде долго не держали, избавляясь повсюду от "классово чуждого элемента". Потерявший все свои дома и сбережения, но полный желания поднимать семью, быть полезным обществу своими знаниями, опытом и трудом, наивный и аполитичный человек обратился в Москву, в Центральную избирательную комиссию, заключая свое прошение о восстановлении в избирательных правах убедительными словами: "Семья моя и я проверены и проработаны органами ГПУ. Являюсь пролетарием и не имею в данное время средств существования. Квартиры в собственности нет. Прошу вас товарищи Избиркома не отказать моей просьбе, за что премного буду вам доволен".
Постановлением Президиума Облисполкома № 4278 от 7 мая 1936 года проживающему в Нижнем Тагиле в доме № 89 по улице 1-я Свердловская (ныне Пархоменко) Герасиму Фомичеву в восстановлении избирательных прав было отказано. Аналогично отказали и его брату, сторожу строящегося Учительского дома Александру Фомичеву, проживающему по адресу: ул. Горная, 10, несмотря на обращение к всесоюзному старосте Михаилу Ивановичу Калинину. Всю оставшуюся жизнь им припоминали прошлое.
Мясной магазин Фомичева. Н. Тагил, конец 1924 г. Из коллекции НТМЗ
Их старший брат – опора большой когда-то сиротской семьи – Аверьян Никонович Фомичев исчез где-то в Сибири во время Гражданской войны. Его сын – Анатолий Аверьянович, 1890 года рождения, отслужив в рядах тылового обеспечения РККА, остался на жительстве в Новосибирске в начале 1930-х, продолжая семейным промысел далеко от Урала.
В течение следующих шестидесяти лет после окончания НЭПа трудящиеся Нижнего Тагила в своей массе могли приобрети мясо только в организованной системе гастрономов.
Примечания
[1] Отава – трава, выросшая на месте скошенной, или на пастбище, на котором уже пасли скот.
[2] Одной из причин провала мясной политики царского правительства явился переход весной 1915 от закупок мяса к закупке живого скота. Если раньше население охотно покупало отходы мяса по низким ценам, то при новых закупках владельцам стало невыгодно откармливать скот, и выход мяса уменьшился на треть.
[3] тремелюдина – дрянь, хлам, мелочь (В. Даль)
[4] Яга – шуба халатного покроя с откидным воротом для дороги или охоты (словарь Даля).
[5] Завозня – сарай (Толковый словарь Даля).
[6] "Золотые" червонцы вошли в оборот осенью 1922 г. в качестве альтернативной валюты и равнялись 10 довоенным рублям. Банковский билет подлежал размену на золото – валюту и товары в соотношении 50 : 50. В течение двух лет червонец котировался выше доллара пока обеспечивался золотом хотя бы на 1/3.
Владимир КАШИН.
Литература: Газета "Тагильский вариант" №29(306) от 24.08.2017; №30(307) от 31.08.2017.