Сибирская ловушка, или Загадочная смерть Фотия Швецова
Сколько я ни перечитывала книги и очерки о судьбе Фотия Швецова, сведения о последнем десятилетии его жизни – с 1845 по 1855 годы, вызывали ощущение двойственности. Как-то всё непонятно и запутано. То в течение двадцати лет признавали, что это первоклассный специалист, знаток производства и супер-организатор, то вдруг сокращали должность, которую занимал, то обвиняли в том, чего не совершал, то писали доносы, то создавали обстановку, вынуждающую подать рапорт об отставке...
Если же посмотреть на личность Ф.И. Швецова в геополитическом формате (а он того заслуживает), то появляются некоторые догадки о причинах, повлекших за собой отъезд бывшего управляющего по технической части Нижне-Тагильскими заводами в Сибирь, его безуспешных попыток создать оазис металлургического производства в Восточной Сибири и, наконец, странное одинокое пребывание в какой-то деревушке под Томском, за которым и последовала смерть. В определенных структурах эти этапы называются несколько иначе: выбить почву из-под ног, изолировать и устранить. Какие структуры я имею в виду, читатель поймет сам – чуть позднее...
Фотию с первых шагов своей деятельности на Урале пришлось доказывать и убеждать "высший менеджмент" в правомерности своих решений и приказов, преодолевать сопротивление местных "менеджеров", чтобы поддерживать проекты Черепановых и опекать их творения, включая Выйскую механическую мастерскую. Ему приходилось убеждать и молодых владельцев – Анатолия и Павла Демидовых, в необходимости строительства паровых машин, паровозов, пароходов, местной железной дороги, производства рельсов для железной дороги Петербург-Москва-Рыбинск. По всей вероятности, он привык к этому противостоянию. И вдруг – увольнение и прошение об отставке. Почему?
Дом Фотия Швецова. Ныне его называют "Демидовская дача"
Вспомним период, последовавший после смерти Н.Н. Демидова: наследство поделили между его двумя сыновьями – 30-летним Павлом и 15-летним Анатолием. А после смерти Павла, последовавшей в 1840 году, обширные владения еще более "раздробились": между Анатолием, женой Павла Авророй (в девичестве Шернваль) и его 4-летним сыном Павлом Павловичем. С тех пор на Нижне-Тагильском горизонте всё чаще и чаще стали появляться опекуны и члены Опекунских советов (парижского и петербургского). Это была целая армия не сведущих в производстве и управлении людей, но "заинтересованных в соблюдении интересов" того или иного малолетнего наследника". Перечислим их поименно.
Д.П. Бутурлин
– генерал-майор, сенатор. Г.П. Волконский – князь, дипломат. С 1831 по 1839 годы заведующий археологической комиссией Академии художеств в Риме. С начала 1840-х годов член русской миссии при папском дворе. С 1847 года чиновник Министерства иностранных дел. А.Г. Строганов, управляющий Министерством внутренних дел, генерал от артиллерии, член Государственного совета. Э.К. Шернваль-Валлен, барон, брат Авроры Демидовой. С 1836 г. чиновник особых поручений при Ребиндере, статс-секретаре Финляндии; с 1854 г. – чиновник особых поручений при финляндском генерал-губернаторе. А.А. Закревский – участник войн с Францией, Швецией и Турцией. С февраля 1812 г. начальник Особой канцелярии военного министра, а это ни что иное, как русская военная разведка и контрразведка. С 1823 г. – генерал-губернатор Финляндии. С 1828 г. – министр внутренних дел России. Генерал-губернатор Москвы (1848 – 1859). В апреле 1859 г. Александр II отправил Закревского в отставку под предлогом скандала, вспыхнувшего вокруг имени его дочери. Нелишне будет вспомнить, что дочь Закревского, Лидия, с 1847 года была замужем за Дмитрием Нессельроде, сыном графа К.В. Нессельроде, канцлера России, сыгравшего неблаговидную роль во втягивании России в Крымскую войну. Ф.К. Друцкий-Любецкий, князь, в 1813 г. член временного Верховного совета Княжества Варшавского, в 1821 министр финансов Королевства Польского и член Государственного совета. Замечателен факт его биографии: в декабре 1830 года (после Польского восстания) князь в качестве посредника между диктатором Хлопицким и русским правительством прибыл в Санкт-Петербург для переговоров с Николаем I. Не веря в успех восстания, остался на службе в Санкт-Петербурге.Но более всего вызывает интерес личность Фредерика Лепле (Ле Пле), члена Counsel prime, Высшего парижского совета Уральских заводов, назначенного Анатолием Демидовым. Лепле не только французский экономист, профессор Политехнической школы в Париже, сенатор Французской империи, а с 1840 г. – главный инженер и профессор горного дела в парижской Горной школе. Он – любимец Наполеона III. Тот, ценивший Лепле, поручил ему организацию Всемирной выставки 1855 года и назначил государственным советником. Фредерик Лепле – участник экспедиции (1837) по югу России, финансируемой А. Демидовым. Кроме того, он дважды – в 1844 и в 1853 годах – приезжал на Нижне-Тагильские заводы "для проведения своих социологических и технических исследований". Как тут не вспомнить одиссею Фолли, литейщика из Великобритании, который под видом уличного музыканта скитался по всей Европе, стараясь выведать секреты изготовления стали. Когда он счел, что узнал достаточно, то вернулся на родину и основал свои мануфактуры.
Автограф Павла Мокеева, выдающегося изобретателя и ученика Фотия Швецова. Из собрания Нижнетагильской краеведческой библиотеки
Вот что читаем в статье кандидата исторических наук Сергея Устьянцева "Любопытствующие иностранцы и опасные бороды" из журнала "Веси": "Недавно стали известны факты, опубликованные российским историком Д.Ю. Гузевичем, работавшим во французских архивах. Материалы Лепле перед началом Крымской войны (1853-1856 гг.) самым внимательным образом изучались в военном ведомстве Франции".
Какая связь между Крымской войной и французским сенатором? Ответы есть в книгах Николая Старикова "Геополитика. Как это делается" и А.В. Мартиросяна "Заговор маршалов". У Старикова находим биографию Наполеона III: "Он был сыном младшего брата Наполеона Бонапарта – Луи. С 1831 года жил в Англии, пытаясь взять власть во Франции. В 1848 году во Франции происходит революция, свергшая короля Луи Филиппа, а вернувшийся вовремя на родину Луи Наполеон становится президентом республики. 2 декабря 1851 года он осуществляет государственный переворот и становится... императором. Великобритания немедленно признаёт новую французскую власть, а следом за ней и все государства тоже... Таким образом во главе Франции встала британская креатура. И тут же начала отрабатывать своё назначение на должность. В 1853 году начинается Крымская война, и Франция немедленно выступает вместе с Великобританией против России..."
Добавим еще и небольшой "родственный ингредиент": в 1841 г. А.Н. Демидов сочетался законным браком с Матильдой де Монфор, дочерью австрийского графа Жерома де Монфор, в прошлом короля Вестфальского и родного брата Наполеона Бонапарта.
Читаем еще одну характеристику французского монарха. В.А. Мартиросян пишет: "Наполеон III являлся агентом влияния первого министра Великобритании Пальмерстона и мечтал о реванше над Россией. Он же, "инспирировав" революцию 1848 года, призывал соотечественников идти освобождать российских подданных – поляков". "Меньше известны другие факты геополитического бандитизма Великобритании против России, – пишет Мартиросян. – Это и инспирирование через французскую агентуру т. н. польского восстания начала 30-х годов XIX века, "на редкость" точно подоспевшего к очередной, Англией же спровоцированной русско-турецкой войне. Это и зверское убийство в 1833 г. флигель-адъютанта Николая I, выдающегося русского морского офицера – Александра Ивановича Казарского, чья феерически грандиозная морская победа в крайне неравном сражении с турецким флотом буквально до основания потрясла всю Европу".
Мы еще вернемся к теме шпионажа, а пока продолжим разговор о судьбе Швецова. Важным фактом его биографии была борьба за участие демидовских мастеров-металлургов в строительстве железной дороги Петербург-Москва-Рыбинск – изготовлении для неё рельсов.
Проект строительства железной дороги вызвал в России мощную полемику. У проекта было много противников: например, министр финансов Егор Канкрин, начальник главного управления (будущего министерства) путей сообщения Карл Толь и его советник Ж.-А. Морис Дестрем, выпускник Французской Политехнической школы, генерал-лейтенант Корпуса инженеров путей сообщения. Еще в 1831 году Дестрем в официальном "Журнале путей сообщения" опубликовал статью о неприменимости железных дорог в России. Он писал, что России надлежит быть "простой поставщицей сырья Западу, а для этого развитого транспорта не требуется".
Интересно, что этого же мнения придерживался и премьер-министр Великобритании Пальмерстон! (Нелишне здесь вспомнить, что у британской разведки есть способы использования элиты чужой страны в своих целях). Процитирую здесь уже упоминавшегося автора – писателя-историка Мартиросяна: "С железными дорогами и выходами к морям и океанам соединяющая Европу и Азию Россия объективно выдвигалась на роль лидера во всем мире, превращалась в могучий, практически ничем не преодолимый геополитический фактор громадной и достаточной гибкой силы со всеми вытекающими отсюда крайне негативными последствиями для Великобритании, как для великой морской державы. Выход Великобритания увидела один — в превентивной войне против России..."
В книге "Фотий Швецов" профессор В.С. Виргинский пишет о том, что тот с неослабным вниманием следил за развитием проекта строительства железной дороги Петербург – Москва и Москва-Рыбинск. Он был убежден, что на Нижне-Тагильских заводах имелась возможность выпускать рельсы. Прокатные устройства создавались и усовершенствовались на протяжении многих десятилетий Е.Г. Кузнецовым, Макаровыми, Черепановыми, П.М. Мокеевым и самим Фотием. Но у него было немало противников. К примеру, директор заводов П. Данилов призывал "отказаться от конкуренции с англичанами в деле поставки рельсов для русских железных дорог и сосредоточить всё внимание на приготовлении орудий для строительства ж/д, тачек и, наконец, вагонов". Феликс Вейер тоже был против. Тем не менее, Швецов продолжал свои опыты по "выделке" рельсов, и вскоре Анатолий Демидов "вынужден" был поздравить своего управляющего по технической части с победой. В сентябре 1842 года он писал: "С удовольствием усматриваю результаты, полученные Советом при первом опыте относительно фабрикации рельсов. Поздравляю по сему случаю технического управляющего и надеюсь, что при просвещенном его содействии, коль скоро наступит время действовать, удастся водворить эту новую промышленность". Весной 1843 года заводовладельцы вынесли решение "принять на себя изготовление ежегодно до 100 тысяч пудов рельсов".
Памятник Ле Пле в Париже
Обратите внимание на маленькую деталь в письме Данилова: он призывает отказаться от конкуренции с англичанами. Вообще, представители этой страны постоянно присутствуют в биографиях всех упоминавшихся мною уральских специалистов. Ефим Черепанов и его сын Мирон были в Англии, а сопровождение им оказывал Спенсер, банкир и комиссионер Демидова. Павел Мокеев учился в Англии, и я уж не говорю о Швецове, который периодически посещал ведущие заводы этой страны. В самом начале статьи я упомянула эпизод с британским промышленным шпионажем в лице Фолли. А вот при поездке Ефима Черепанова в Англию местная пресса обвинила его в том же самом. При этом Спенсер недоумевал, как это могло получиться. Это я к тому, что специалисты, эксперты в области науки и техники всегда привлекали к себе внимание спецслужб. Они их ценят и "отслеживают".
А вот владельцы этих специалистов – в данном случае речь идет о Демидовых, представления не имели, сколь мощным интеллектуальным богатством они обладают. Вслед за удачными опытами по производству рельсов команда Черепановы-Мокеев–Швецов проект за проектом выдвигала идеи о строительстве пароходов, паровозов, рельсовых дорог... На что в итоге Анатолий Демидов отписал в Нижне-Тагильскую контору, что на его заводах нет специалистов, способных осуществить такие серьезные начинания. По этому "признанию" можно прийти к выводу, что ни Анатолий, ни Павел представления не имели о том стратегическом значении для обороноспособности страны, которые имели их уральские "владения". Зато это прекрасно понимали их парижские советники и "кукловоды" этих советников.
Известный историк И. . Юркин в своей книге "Демидовы. 100 лет успеха" высказывает мысль о том, что наследники металлургической империи, скорее ею тяготились, чем жили её проблемами, и потому всё далее и далее от неё удалялись – в переносном и в буквальном смысле. В итоге, "дистантное" управление, осуществляемое, в основном, иностранцами, "привело к системному кризису металлургической промышленности Урала в первой половине XIX века и к более чем полувековому отставанию России от включения в мировой промышленный переворот, что, в конечном счете, привело к общему технико-экономическому отставанию нашей страны, итогом которого была пощечина поражения в Крымской войне 1853-1856 г.г.".
И дело тут не только в Лепле и корпусе парижских специалистов. Снова вернемся к статье С. Устьянкина. "В 1849 году Горный и Военный департамент пригласили для работы на Урале английского мастера Тальбота и его помощника-переводчика Броуна. По контракту, Тальбот в течение 5 лет должен был ввести на горном Камско-Воткинском и оружейном Ижевском заводах новый вариант пудлинговой технологии получения железа. Дело дальше проектирования фабрик не продвинулось. Зато Тальбот успел "раскритиковать" все имеющиеся цеха и оборудование и добился их сноса. В итоге к началу Крымской войны оба завода были недееспособны: старое разобрано, а строительство нового еще и не начиналось. С Тальботом расстались".
Примерно такое же разрушение и в это же самое время делал на Нижне-Тагильских заводах нанятый Демидовыми Главным управителем Антон Кожуховский. Он, как пишут историки, "личность пока ещё малоизученная и даже где-то загадочная; возможно, участник Польского восстания", мог оказаться в поле зрения Демидова с чьей-нибудь "прозорливой подачи". Тем не менее, известно, что в личной переписке Аврора Карловна Демидова называет его "пан Антоний". Известно также, что согласно заключенному с ним договору, Кожуховский обязывался поднять годовой доход завода до 400 тысяч рублей серебром. Помимо высокого жалования, он мог получить 12 % от дохода в случае, если тот поднимался выше установленной величины. За 5 лет своей службы у Демидовых "пан Антоний" заработал огромную сумму в 454 685 руб. "Он также полностью сменил высший состав служащих заводского управления и начал перестройку производства, привлекая к этому иностранных специалистов из числа своих людей", – пишут историки.
Как считает В.С. Виргинский, "пан Антоний" сумел полностью развалить машиностроительную базу, которую десятилетиями создавали Ефим и Мирон Черепановы, Павел Мокеев и Фотий Швецов. "Подобно Анатолию Демидову, Кожуховский считался только с заграничными авторитетами и стремился, по возможности, заменить "домашних" инженеров и механиков иностранцами, а вместо машин, построенных на русских заводах, применять импортные. Осенью 1847 года было издано постановление, которым совет управления в том виде, как он существовал до тех пор (Данилов, Белов, Швецов), упразднялся вовсе. Ликвидировались также звания директора заводов и управляющего по технической части. Руководство Нижне-Тагильскими заводами по экономической и технической части сосредотачивалось в руках одного управляющего – Дмитрия Белова. "С уходом Фотея Швецова, – пишет В.С. Виргинский, – Черепановы лишились всякой поддержки в заводоуправлении". Кожуховский не поощрял стремления Черепановых продолжать постройку паровых машин на заводах, предпочитая покупать двигатели готовыми на стороне..."
Кожуховский решил ликвидировать Выйское механическое заведение, тем самым уничтожив машиностроительную базу Нижне-Тагильских заводов, над развитием которой Черепановы и их помощники трудились на протяжении почти 30 лет. Оно объявлялось ненужным на том основании, что уже имелось подобное заведение – при Нижнетагильском заводе под руководством П.П. Мокеева".
Выйская фабрика закрывается, а Павел Мокеев, выдающийся изобретатель и ученик Швецова, погибает при странных обстоятельствах вскоре после описываемых событий. В 1846 году умирает Ефим Черепанов, следом за ним непонятным образом "угасает" и 46-летний Мирон Черепанов.
"Приправим" факты публицистикой. Обстановку на Нижне-Тагильских заводах описал устами героя очерка "Сестры" Мамин-Сибиряк: "...Десять заводов ему принадлежат, а он, как вы знаете, живет постоянно за границей и был на заводах всего только раз в своей жизни, лет пятнадцать тому назад: пробыл недели две и уехал... он требует свои восемьсот тысяч ежегодно и больше знать ничего не хочет. Кутило и мот губит такие отличные заводы на Урале, а сам шатается по Европе да удивляет всех своими безобразиями. В Париже, в Вене, в Италии понастроил дворцов своим любовницам, а мы сохнем здесь на работе...". Эти слова произносит главный механик Нижне-Салдинского рельсового завода. А далее он рассказывает, что в управлении заводов, лесничеств, шахт и рудников – засилье иностранных специалистов. Что заводы находятся в посессионном владении Демидова (в данном эпизоде речь идет уже о П.П. Демидове), а это значит, что они ему не принадлежат. "Он ими вправе только пользоваться". Вот и "пользуются" российские недра так, что леса вокруг заводов и шахт грабительски уничтожаются, воровство – бесконтрольное...
Герой очерка, который произносит обличительные слова про мота Демидова, был убит, буквально через несколько дней после встречи с Маминым-Сибиряком. Об этом инциденте писала екатеринбургская пресса в 1881 году. По контексту очерка совсем не сложно понять, кто был заказчиком этого убийства – те самые специалисты, которым заводской механик мешал. Фактически же были обвинены в злодеянии совсем другие люди. В этом же очерке есть такая фраза автора: "...мой труд представлял из себя очень интересную картину экономической жизни ...завода, главная роль в которой принадлежала ужасающей цифре смертей во всех возрастах..."
Очерк "Сестры" увидел свет в ... 1952 году! До этого материал не публиковался по цензурным соображениям, а самому писателю по окончании своего сбора "статистических" данных пришлось срочно уезжать из Нижней Салды в Петербург. На Урал он больше не возвращался...
Одному из действующих лиц очерка "Сёстры" принадлежат такие слова: "...попал я под начало некоторого директора из братьев-поляков; брат-поляк любил поклоны, я не умел кланяться, и кончилось тем, что должен был оставить службу"... Уже тридцать лет прошло к тому времени, как ушли из жизни Черепановы, Мокеев, Швецов, а ничего не изменилось...
При чтении опубликованной в современных СМИ переписки приказчиков тагильской и петербургской контор становится очевидным, что уральские менеджеры не были заинтересованы в производстве на местных заводах собственных паровых машин и оборудования по очень простой причине – системе откатов, которые существовали и тогда. Машины, оборудование, которое приобреталось приказчиками на заводах Берда в Петербурге, Гакса-Гуллета в Екатеринбурге, а также за границей, приносило, скорее всего, им личные проценты за размещение заказа. Кроме того, паровые машины рассчитывались на потребление минерального топлива, а это означало, что махинации с продажей леса тоже "урезались". Понятно, что "доморощенные умельцы", поддерживаемые Ф. Швецовым, явно мешали обогащению управленческой касты. А, кроме того, у Берда была привилегия на производство паровых машин в России, а посему всякий, кто вознамеривался строить своё, обязан был заплатить заводам Берда энную сумму, что тоже затрагивало финансовые интересы тагильских приказчиков.
В итоге "реорганизации", проводимой Кожуховским, были уничтожены обе механические мастерские. Ушли из жизни Ефим и Мирон Черепановы, Павел Мокеев. Но оставался еще Швецов, который слишком многое видел и понимал, а потому – мешал.
Швецова начали травить по схеме, отработанной еще на Ефиме Черепанове. Того – несколькими годами ранее – сначала вывели из приказчиков, а затем стали упрекать в некачественной работе. Трудно выстоять против травли. Еще труднее, если за ней кроется многоходовая продуманная комбинация. На минуту мне показалось, не слишком ли я увеличиваю фигуру уральского инженера и ученого. Но вот только один факт, что Закревский спешит сообщить графу Орлову, начальнику Третьего отделения, о том, что Швецова нельзя выпускать за границу, а затем смакует в своих письмах, адресованных Кожуховскому и Авроре Демидовой, фрейлине императорского двора, подробности унижения бывшего технического управляющего, говорит о том, что Швецов в этой Большой игре – был сильной фигурой, которую нужно было удалить. Удалить руками людей, может быть, далеких от геополитических форматов, но, использовав их тайные слабости, социальные пристрастия и корыстные интересы.
Закревский ненавидел всякое свободомыслие, Кожуховский заключил договор, согласно которому мог обогатиться, – если бы ему не мешал Швецов. Козелл-Поклевский, появившийся позднее всех в орбите горного инженера, мечтал о завоевании Сибири и Урала, но капитала еще не подкопил. Английские машины были дороги, а Швецов делал дешевле и надежнее. Тагильские и петербургские приказчики хотели "перманентных" комиссионных за заказы, размещенные на сторонних заводах. Так что это была большая игра – с несколькими действующими лицами, многоходовыми комбинациями... Она имела успех, Швецов оказался в Сибири.
А там повторился второй раунд.
Ни в одном исследовании биографии Швецова я не нашла точной даты его знакомства с А.Ф. Козелл-Поклевским. Виргинский высказывает недоумение по поводу того, каким образом удалось Альфонсу Фомичу уговорить Швецова стать его компаньоном в пароходной компании. Вроде как их первое знакомство состоялось примерно году в 1843-м, когда польский дворянин направлялся из Петербурга на службу в Сибирь – к губернатору Горчакову. И что о Швецове он слышал от своего родственника, работавшего в Петербургской конторе Демидовых (фамилия пока остаётся неизвестной, хотя могла бы многое прояснить в последующих событиях).
А вот уже в 1848 году Альфонс Фомич предлагает Швецову стать пайщиком пароходной компании и основать её представительство в Томске. Проект выглядел вполне жизнеспособным – настолько, что Швецов счел возможным купить дом в Томске, пригласить жить там свою сестру Акулину, а её мужа – Павла Стеблова – сделать своим представителем в Сибири. И снова повторяются некие странности: пароходство, якобы, не даёт прибыли. Конкуренты, якобы, клевещут на фирму, мешая ей развиваться, и по этой причине (предполагает Виргинский) Швецов выходит из компании.
Бактериологический институт в Томске. Конец XIX века
Но если почитать подробности биографии А.Ф. Козелл-Поклевского, то даже мысли о его неудачах в бизнес-проектах не возникает. Кроме того, известен факт – Альфонс Фомич умел расправляться с конкурентами. В начале своей карьеры он работает в казенных палатах (а это департаменты министерства финансов) – Астрахани (юг), Петербурга (центр) и Тобольска (Сибирь). Занимается государственными поставками спирта, служит помощником винного пристава, затем – в департаменте исполнительной полиции МВД, и, наконец, в 1843 году назначается чиновником особых поручений при Главном Управлении Восточной Сибири по финансовой части. Будучи чиновником, параллельно занимается предпринимательской деятельностью: винными откупами, закупкой хлеба и провианта, доставкой провианта в армию, развитием собственной транспортной базы – речного флота. Этот послужной список говорит о системном, целенаправленном "обрастании" связями в государственных структурах и поиске ниши для собственного бизнеса. Ниша была найдена – винокурение. А пароходство – это был так, побочный эффект, разминка перед началом большой битвы за рынки сбыта алкоголя.
Дело в том, что до 1843 года частным лицам запрещалось иметь винокуренные заводы, а после 1843 года запрет был снят, и это послужило толчком к развитию алкогольного рынка в России, и особенно мощного – в Сибири, в Забайкалье. С конца сороковых годов золотая лихорадка "трясла" эти края, как действующий вулкан.
Дом – постоянная резиденция Муравьёва-Амурского в Иркутске
Прибыли у купцов-золотопромышленников были огромные, и люди оборотистые вкладывали их в винокуренные заводы, получая не только большие, но ещё и быстрые барыши от реализации продукции. Всё по той же причине – денег было много, даже у приисковых рабочих. Весь производимый алкоголь выпивался здесь же, в сибирских приисковых районах. Пьянство было такое "масштабное", что, люди, надеявшиеся, заработав на приисках, уехать домой, всё пропивали и вынуждены были здесь остаться по новому контракту. Работала "паутинная" система доставки алкоголя, как можно ближе к приискам и близлежащим деревням. У того же Козелл-Поклевского, как отмечают многие биографы его бизнеса, была карта района, где с точностью до каждой деревни были расписаны не только склады с вином, водкой и пивом, но и все кабаки.
Губернатор Н.Н. Муравьев, озабоченный драками и убийствами, "устраиваемыми" приисковыми рабочими, издал не один приказ, дабы это прекратить или "обузить". Казакам поручалось отслеживать партии рабочих, выходящих с прииска, чтобы они не успевали напиться. Но казаки с этим не справлялись, так как через тайгу к приискам проходили "спиртоносы".
После выхода из пароходства "Козелл-Поклевский и Ко", о причинах которого можно только догадываться, Швецов пытается реанимировать около Енисейска на речке Каменке, в Восточной Сибири, "Каменский винокуренный" завод, превратив его в железоделательный.
Н.Н. Муравьёв-Амурский
Енисейск находился, можно сказать, в самом центре золотодобывающей промышленности. Рядом – в Канске – формировались изыскательские партии, вербовались рабочие на прииски. Думаю, не стоит и говорить о том, что горный инженер, предлагая работу на своём заводе, мог составить конкуренцию по зарплате приисковым заработкам. Представьте теперь себе транспортную удаленность завода – как туда, а, главное, как долго – доставлять необходимые материалы и оборудование? С учетом климатических особенностей эксплуатации дорог – только летом и только зимой. Почему Швецов выбрал столь отдаленную, таёжную точку для своей деятельности – неизвестно.
Возможно, по принципу – бери, что дают. О нравах, существовавших в окружении губернатора Н.Н. Муравьева, даёт представление письмо, цитируемое историками. П. Новицкий, приехавший по приглашению Муравьева на работу и временно оставшийся без назначения, сообщает своему приятелю Алексею Никифоровичу Майнову, полковнику лейб-гвардии уланского полка, прикомандированному к департаменту Генерального Штаба: "...людей нет, вместо них "шайка разбойников". "Муравьев в Петербурге и Муравьев в Иркутске это – дело иное. Здесь он неузнаваем... Вы видите перед собою какого-то хама сибирского или, как его здесь называют, князя сибирского... кругом его образовалась шайка людей, готовых на все, что есть безнравственного. От этих господ зависит сделать из вас то, что им хочется, и вы, явившись в Иркутск, должны себя заявить, т. е. стать на сторону этой шайки,... или же быть заброшенным без жалованья, переведенным в самое отдаленное место Восточной Сибири и оставленным за штатом, т. е. должны умирать с голоду. Шпионство, наушничество и полный деспотизм, разврат, мотовство и издевка над всеми святыми чувствами человека, гонение на всякий след, на всякое выражение гуманности – вот чем живет здешнее общество"...
Тем не менее генерал-губернатор Н.Н. Муравьев, у которого на аудиенции был Швецов, проинформировал кабинет министров о предложении "вильманстранского первостатейного купца Фотея Швецова", даже процитировав идеи ученого-практика: "...при развитии железного производства в Сибири и с удешевлением железных и чугунных изделий они будут проникать внутрь России и за границу и даже в золотопочвенную Калифорнию (имеется в виду Калифорнийское плато, открытое в Удерейской тайге поисковыми партиями купца Никиты Мясникова)... Успехи металлургического производства в Восточной Сибири будут способствовать развитию парового судоходства и железных дорог для оживления торговли Восточной Сибири с Европейской частью России".
П.П. Аносов
Но власть предержащих, прежде всего, интересует добыча на сибирских рудниках и приисках серебра и золота. Особенно, если учесть, что у многих из них, к примеру, Председателя государственного совета и комитета министров графа А. Ф. Орлова, графа А.Х. Бенкендорфа, княгини Трубецкой здесь, в Сибири, были свои золотые прииски (сведения краеведа Л. Киселёва).
Примерно в это же время власти не хотели слушать Павла Петровича Аносова (1799 –1851 гг.), автора российского булата. В 1847 году именно он был назначен начальником казенных Алтайских горных заводов и согласно существовавшему положению одновременно становился гражданским губернатором Томской губернии. Он хотел повторить и закрепить успех производства русской стали, которая превосходила по своим качествам английскую – уже здесь, на томском железоделательном заводе. Просил прислать мастеров из Златоуста, дать ассигнования... Но кабинет министров в лице сенатора Анненкова, приехавшего в губернию с инспекцией, дал ясно понять, что Аносова ценят как человека, нашедшего золото на Урале и как Управляющего горно-заводским округом, прежде всего, обеспечивающего добычу серебра.
Аносов был таким же подвижником развития науки и техники, как и Швецов; разрывался между обязанностями губернатора, начальника заводов и исследовательской работой. Автор российского булата погиб при странном стечении обстоятельств. Он торопился из Омска в Томск (это было зимой) – на встречу с сенатором Анненковым. Дорожный возок перевернулся, губернатор оказался погребенным под книгами, минералогическими образцами и...своим адьютантом. Кучер, выпутав лошадь, отправился за подмогой. Аносов слишком долго пролежал в снегу, замерз. Вернувшись домой, заболел воспалением легких и умер (в 1851 году) – тоже, как и Швецов, в одиночестве, так как его жена и дочь в это время были в Петербурге.
Профессор Виргинский пишет, что люди, у которых кредитовался Швецов, оказывались ненадежными и требовали деньги назад. Заметим, что в Сибири в то время ссуду можно было взять либо у купцов, либо у ростовщиков (банки появились здесь позднее). По какому-то странному стечению обстоятельств не состоялись встречи и с представителями кабинета министров...
Два великолепных ученых-практика, один за другим, убеждают кабинет министров развивать здесь, в Сибири, не только золотопромышленность, но металлургию и машиностроение. Увы, безуспешно.
Вы обратили внимание, что Швецову дали для реанимации бывший ВИНОКУРЕННЫЙ завод "в 24 верстах от Енисейска – на правом берегу реки Енисей при речке Каменке... находился под юрисдикцией Енисейской казенной палаты". Я поинтересовалась биографией предприятия. Это был ЕДИНСТВЕННЫЙ (в начале века) в Восточной Сибири винокуренный завод, который переходил из рук в руки то казне, то откупщикам-арендаторам. До тех пор, пока из-за неграмотного управления не был закрыт (официально – в 1851 году, а фактически – на год раньше). Теперь вспоминаем, что в 1843 году был снят запрет, воспрещающий частным лицам владеть винокуренными заводами. Так что уже готовый – со всем оборудованием и хозяйственными постройками – завод мог явно понравиться кому-то, у кого ресурсов и финансов было больше, чем у Швецова. А дальше всё очень просто: можно устроить так, что за тобой будут бегать кредиторы, что с тобой не захотят встречаться потенциальные инвесторы, представители власти...
А можно еще вспомнить историю с увольнением, с политической и финансовой неблагонадежностью... И всё, на любом твоём проекте можно ставить крест. Как поступил Швецов, мы не знаем. Что стало с заводом, кто стал его владельцем? Известно только, что "во второй четверти XIX века он был куплен за 25 тысяч рублей частным лицом". А что было до этой покупки? Кто его эксплуатировал? Подводя итог, делаем простой вывод: кто-то кому-то перешел дорогу и поплатился за это.
...Это если смотреть на неудавшийся проект по развитию металлургии в Забайкалье с точки зрения местных интересов. Если же с точки зрения геополитики, то вспомним книгу Мартиросяна "Заговор маршалов": "Мало кто сейчас знает, что война 1853–1856 гг., широко известная, как Крымская, на самом деле называлась устроившими ее англо-французскими агрессорами Восточной войной. Что один из первых ударов соединенных англо-французских военно-морских сил тогда – в 1854 г. – пришелся по Дальнему Востоку – Петропавловску-на-Камчатке... ...именно во время этой войны впервые после XVII века были реанимированы старинные общеевропейские планы по геополитическому уничтожению России и разработан новый план расчленения и раздробления России. Так Великобритания работала на упреждение еще только возможной тени еще возможного в будущем намека на потенциальную угрозу. Ведь дорога железная, проведенная в Сибирь, давала возможность России в своей дальневосточной политике избавиться от того морского контроля, который, в конечном счете, осуществляла Англия над европейскими континентальными державами, благодаря своему решающему превосходству на море".
Пивоваренный завод Андроновского. 1903 од, Барнаул
Фотий Швецов был не только ученым, блестящим инженером и диагностом "горных недр". Он был великолепным организатором. Это признавал его "работодатель" Анатолий Демидов: "Швецов с похвальной живостью и замечательной легкостью приводит в действие вещи и людей", "...его придется заменить несколькими специалистами".
Если только перечислять сделанное им на Урале и для Урала и России, то от его личности уже веет энергией мощного гейзера. Так что Фотий Ильич Швецов, известный англичанам как конкурент на поставку рельсов для железной дороги в Центре России, да еще со своими призывами к правительству из Восточной Сибири развивать здесь металлургию и тяжелое машиностроение, оказался в самом центре геополитических интересов. За что и поплатился.
Что же касается его одиночества, о котором пишут исследователи, то всё это относится именно к концу 1854 – началу 1855 годов, когда он заболел. А по сути Швецов сам, один был подобен Департаменту по связям с общественностью. Достаточно взять и прочертить на карте маршруты его командировок, чтобы представить уровень его знакомств. Вспомним эпизод, о котором сообщает П. Данилов А. Демидову: "Швецов сейчас в отъезде. Он писал мне, что в Екатеринбурге встретил Глинку, и тот сказал ему, что император одобрил проект строительства железной дороги..." А кто такой Глинка? Управляющий уральским горным округом. Лишь эта маленькая – документально подтверждаемая деталь – свидетельствует об уровне знакомств уральского инженера и ученого.
Прибавим сюда, что Ф.И. Швецов был членом Императорского Минералогического общества, автором "Горного журнала", известным в среде европейских и российских ученых, а, по версии Виргинского, он еще консультировал декабристов И. Пущина и Н. Басаргина в приисковом деле. У меня есть версия, и частично она подтверждается фактами биографии сына Швецова – Евгения, что дружба Швецова с декабристами началась примерно в 1837 году, когда на Урале побывал В.А. Жуковский, но об этом – в другой раз. А еще его знакомства с сибирскими купцами Тюфиным, Мясниковым, Асташевым и другими. Учитывая отзывы разных людей об умении Фотия общаться, трудно поверить, что он был одинок...
Есть такой способ обработки людей, имеющий термин "splendid isolation" – блестящая изоляция. Так, может быть, ситуация "одиночества и неизлечимой болезни" могла быть спровоцирована, создана искусственно – как и у Аносова? Ведь если нельзя остановить прогресс, да еще в чужой стране, то его можно "дозировать" и контролировать...
Учитывая так называемую "Большую игру" Великобритании против России и её незаинтересованность (как, впрочем, и Франции) в существовании России как морской державы (а это новые паровые машины на кораблях, прежде всего), можно предположить, что любой "технарь", попавший в поле зрения промышленной и военной разведки, должен был быть сведен к нулю. Фотий Швецов с его бойцовским характером виден был, что называется, издалека и давно. Видимо, его больше слушали в других странах, а не в своём отечестве.
...Фотий умер в апреле 1855 года. А в сибирской деловой прессе по-прежнему публиковались рекламные объявления такого содержания: "Великобританские подданные Гакс и Гуллет, имеющие механические заведения, первый в Кунгуре, второй в Екатеринбурге, принимают заказы на устройство пароходов, паровых машин и пр". "Заведение может принять заказ на постройку 4-х железных пароходов мощностью от 4 до 120 лошадиных сил" ...
Ирина СЛОВЦОВА, член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области.
Фото из Интернета.
Литература: Газета "Тагильский вариант" №15(245) от 21.04.2016; №16(246) от 28.04.2016.