Тагильчане в пламени первых сражений войны

    Начало Великой Отечественной войны многие тагильчане встретили в солдатских шинелях, находясь в рядах Вооруженных Сил. В рядах защитников героической Брестской крепости сражались Федор Дубинин и Валентина Севрук. На Балтике в первый день войны вступила в бой с фашистами большая группа тагильчан – морских пограничников, среди которых были Г. Веселков, Л. Панкратов, С. Леньков, Н. Долгодворов и много других. Горняк Захар Щукин встретил войну торпедистом на Черном море в экипаже подводной лодки Щ-205…

Валентина Федоровна Севрук

    работала фельдшером в медсанчасти 132-го отдельного конвойного батальона НКВД. В момент начала войны она находилась в городской квартире за Северными воротами. От первых взрывов в Брестской крепости она проснулась. Дома никого не было. Муж, лейтенант Киричук, несколько дней назад выехал в служебную командировку. Наспех одевшись, Валентина Федоровна побежала в крепость; крепость полыхала, там, конечно, были раненые. Именно это волновало Валентину Федоровну. Одной из немногих ей удалось в то утро проскочить в крепость. Уже потом, спустя много лет, она сама удивлялась, как сумела пройти сквозь огненный смерч. Но в свою часть попасть не смогла. Казарма находилась на самом берегу Буга, между Тереспольскими и Холмскими воротами, а штурмовые группы гитлеровцев обошли Тереспольскую башню и ворвались в Цитадель.

    Дорога к казарме батальона была отрезана. Валентина Федоровна добралась лишь до домов комсостава Кобринского укрепления и оказалась в группе 2-го батальона 125-го стрелкового полка. И здесь вместе с другими женщинами она выносила раненых бойцов из-под огня, оказывала им помощь. Женщин, раненых и детишек приходилось укрывать за развалинами домов, под лестничными клетками. Вскоре оставаться в жилых домах комсостава женщинам, детям и раненым было невозможно. Для них поступила команда - отойти к пороховым погребам. Немногим удалось туда добраться.

    Под непрерывным огнем красноармейцы, женщины с тяжелоранеными и дети устремились туда. Здесь погиб командир роты 37-го отдельного батальона связи младший лейтенант A. M. Бобков, пытавшийся защитить детей от разрыва гранаты ценой собственной жизни. Здесь же погибли его жена, Раиса Никаноровна, дочь Азальда и несколько бойцов. Его сын, Александр Алексеевич Бобков, в то время шестилетний мальчик, вспоминает: "И сейчас вижу: женщины, дети, объятые ужасом, бегут в поисках укрытия, втискиваются в бетонную нишу. Меня ранило. Словно что-то раскаленное приложили к левой лопатке и правому бедру. Что-то горячее потекло по спине. Лихорадочно ищу глазами маму. Она и сестренка лежат неподвижно. У сестры небольшая рана на переносице. Я тогда не понял, что их уже нет среди нас, живых. Снова взрыв. Еще боль в левой ноге и спине. Тринадцать ран оказалось на моем теле".

    Валентина Федоровна Севрук в каземате земляного вала при тусклом свете коптилки, сама раненная в руку, перевязывала раненых. В первую ночь она обнаружила небольшой запас воды. За ней ползали в разрушенные дома комсостава, а затем копали сырой песок и высасывли из него влагу. Никто не жаловался. Все жили одной мыслью, что скоро придут наши основные части и разобьют врага. Вместе с Валентиной Федоровной Севрук ухаживала за ранеными и детьми Валентина Коновалова. На третий день закончились медикаменты, перевязочные материалы, не было воды и пищи, на исходе были и боеприпасы.

    В последнюю ночь, 27 июня, стрельба прекратилась. "Неужели конец? Может, наши пришли?" - теплилась надежда. Но из мощного динамика, установленного на машине, враги предложили сдаться. "Будем стоять насмерть, - решили бойцы. - Здесь наш последний рубеж". И снова загремели выстрелы. Тревожило лишь одно: вместе с бойцами в каземате были семьи комсостава. "Валентина, ты хорошо знаешь крепость, - сказал ей сержант, - помоги женщинам и детям выбраться. Временно спрячьтесь в деревушке, а там, может быть, удастся пробиться на восток. Веди людей". И никто тогда не знал, что эта хрупкая 23-летняя, не щадившая себя женщина скоро должна была стать матерью. Ночью небольшая группа попыталась выйти из крепости, но фашисты их обнаружили и открыли огонь. Гитлеровцы окружили женщин и детей плотным кольцом конвоя. Пинками, ударами прикладов в спину подгоняли женщин, ослабевших от горя, истощения и ран. Гитлеровцы кричали им что-то злое и повелительное, хохотали, тыча в них пальцами. Пленные женщины в изодранной одежде, почерневшие от пыли и копоти, вызывали у фашистов веселое настроение, удовлетворение. Несчастных фотографировали.

    Валентина Федоровна Севрук была контужена, потеряла сознание. Когда пришла в себя, то оказалась в городской больнице, где ведущий хирург С.Т. Ильин принимал меры для спасения раненых защитников Брестского гарнизона, бойцов и командиров Красной Армии под видом пострадавших гражданских лиц города. Сюда советские люди приносили и привозили раненых из крепости. Вместе с В.Ф. Севрук здесь находился боец Калугин, Алик Бобков и другие защитники крепости. Как только состояние здоровья Валентины Федоровны улучшилось, она вошла в группу медработников больницы, помогала врачам. Окрепших командиров и бойцов отправляли в лес. Вскоре фашисты провели в городской больнице аресты, организовали свой госпиталь, раненых и больных стали отправлять в лагерь для военнопленных в Бяла-Подляску. В.Ф. Севрук тайно ушла из больницы, чтобы продолжить борьбу с оккупантами в тылу врага.

    Позже Валентина Федоровна вспоминала об этих страшных днях: "Я бежала в крепость, вливаясь в людскую суматоху, маршрутом, как и в мирные дни, по улицам Комсомольской, Пушкинской, мимо госбанка и на Каштановую, а дальше по дороге, ведущей к Северным воротам крепости. Обгоняя меня, отставая, бежали командиры частей. А навстречу, со стороны крепости, стремился поток людей: полуодетые женщины с детьми, группы отступающих войск. Куда ты? Там немцы! Но я бежала в крепость. Небо накрыло тучей вражеских самолетов, в городе потемнело, гул моторов давил на уши. В самой гуще бегущей толпы непрерывно с оглушительным треском появлялись огненные воронки разрывов. Над крепостью дым и пыль заволокли здания. Взрывы тяжелых бомб сотрясали валы крепостных казематов. Прямой наводкой била вражеская артиллерия. От зажигательных бомб и сбрасываемых с самолетов баков с горючим начались пожары, крепость горела. Добежав до Северных ворот, я с трудом пробралась в дома комсостава на Северо-западном участке Кобрикского укрепления. На центральный остров пройти невозможно. Немцы плотным огнем обстреливали мост через Муховец в районе трех арочных ворот. Решившиеся проскочить на мост – падали замертво. Я присоединилась к сборной группе бойцов, оборонявшихся в домах комсостава, в основном, из 125 стрелкового полка и 29 автороты. Шел тяжелый бой, уже много раненых, много испуганных женщин и детей. Никого из знакомых, запомнила имена и фамилии уже в ходе боев. Группу сражавшихся возглавил командир 2-го батальона 125-го стрелкового полка капитан В.В. Шабловский. По Северо-западному укреплению била тяжелая артиллерия, снаряды рвались на каждом метре земли, рвались авиабомбы, густая пелена дыма окутала все помещения. Немцы рвались к внешним валам, и все время стремились переправиться на Кобринское укрепление. В этом аду мой долг медика был только один – облегчить страдания раненных, помочь бедным женам командиров и их деткам. Я начала перевязывать раны. Мне принесли неполную санитарную сумку, бинты из которой быстро закончились. Медикаментов не было. На бинты рвали простыни, рубашки. Старалась укрыть пораженных, оттаскивала с помощью женщин раненных из-за стены дома в уцелевшие квартиры и подвалы домов. Перепуганные ребятишки со страхом прижимались к нам и своим мамочкам, успокаивала их, как могла, укрывала в подвалы, под лестницы, за развалинами домов. Бой не утихал, положение наше ухудшалось с каждым часом, не хватало патронов, нечем перевязывать раненых, нет воды. Атака за атакой. Бои шли за каждый дом, за каждый этаж. Трупы. Все больше и больше раненых. После длительной вражеской бомбежки и артподготовки, когда уменьшилась плотность огня, мы решили перебежать и укрыться в овощехранилище, стоявшем рядом, перенести туда хотя бы часть раненых. Бойцы создали ударную боевую группу, броском кинулись туда, увлекая за собой женщин и детей. Немцы, заметив перемещение людей, возобновили ураганный огонь из пулеметов и минометов. Снова началась бомбежка и многие здесь погибли, и многие здесь получили тяжелые ранения и ожоги. Младший лейтенант Бобков держал оборону этого участка. С ним были его жена и двое детей. Они вместе с нами, с детьми на руках, прорвались к овощехранилищу, но на дверях висел тяжелый замок, сбить который было невозможно. Мы укрылись под козырьком сооружения. Внезапно взрывной волной сорвало запор двери, младший лейтенант Бобков был убит, его сына Алика забросило во внутрь. Здесь я получила ранение в правую руку. Оглушенный, израненный Алик был заброшен в чан с соленой капустой. Когда его вынули оттуда, страшно было смотреть на раны, изъеденные солью. Но уже не было слез. Чем могла, перевязала ребенка. И уже позднее, в плену, в Бресте, в немецком госпитале военнопленных, я перевязала этого малыша, измученного, страшно израненного, все тельце было укрыто повязками. Уже позднее, в семидесятые годы, Алик, студент Минского медицинского института, обратился ко мне со словами благодарности и немым вопросом: "За что?" Вторым вопросом было – расскажите мне об отце. Да, Вторая мировая война не щадила даже детей. Так на нашем участке обороны прошел первый день. Ночью бойцы ползали за водой в разрушенные дома комсостава. Оставшуюся в ваннах после стирки мыльную и грязную воду старательно процеживали и по глоточку выдавали только раненым и детям. Остальные копали сырой песок и сосали его. Тогда мы не знали и не могли предположить, что 22 июня, в первый же день войны - немногочисленный гарнизон Брестской крепости мог сорвать планы вермахта по наступлению группы "Центр". К исходу первого дня войны, убедившись, что 45-я дивизия не смогла сходу захватить крепость, фашистское командование решило предпринять новую бомбардировку и артиллерийский обстрел. Для этого необходимо было отвести все немецкие части из Цитадели. Такой приказ был отдан вечером 22 июня. С.С. Смирнов в своей книге "Брестская крепость" справедливо считает его первым приказом об отступлении германских войск с начала Второй мировой войны. 23 июня, на второй день, бои продолжались еще ожесточеннее. Бои шли за каждый дом, за каждую квартиру. Фашистам удалось проломить оборону, прорваться в расположение домов комсостава. Кругом грохотало, ничего не слышно и не видно, невозможно дышать из-за гари и дыма, стрельба не прекращалась ни на минуту. Фашисты врывались в квартиры, где еще находились дети, женщины и отстреливались бойцы. Под разрывами немецких гранат все они погибли. Но мы держались, отражая атаку за атакой. Я отстреливалась из винтовки. От бомбежки рушились дома. Было жарко, душно, изматывала и уносила передние силы жажда, у детей начались признаки обезвоживания, они беспомощно плакали. Не было воды, пищи. Каждый котелок доставаемой воды стоил жизни не одному бойцу. Командир сводной группы, возглавлявший оборону, капитан Шабловский, высокий, плотного сложения, мужественный офицер, умело организовал отражение вражеских атак, команды его выполнялись беспрекословно. В течение всего второго дня бойцы Непрерывно отбивали атаки немцев, а укрепившихся на первых этажах забрасывали гранатами и "выкуривали" их оттуда. Это была первая наша победа. Все бойцы, способные держать в руках оружие, ходили в атаки, раненые не покидали позиций. Женщины и подростки старались помочь, как могли: набивали пулеметные ленты, подносили гранаты, ухаживали за ранеными, перевязывали раны. Трудно описать положение женщин - жен командиров. Укрывшись в подвалах с детьми, они не имели никакой утешительной информации. В подвалах царила атмосфера неизвестности, глухой безысходности тревоги и ожидания. Стоны раненых, плач голодных детей тонули в грохоте. Сотрясались своды, трескались стены, полы. Люди были контужены, из ушей шла кровь. Не было продуктов и воды. Невозможно накормить грудных детей, т.к. у кормящих матерей пропало молоко. Начали умирать малыши. В эти страшные дни мы, женщины, сплотились. Решительная и спокойная Анна, неутомимая в работе Валентина Коновалова, красивая, не теряющая присутствия духа Клавдия, Антонина. Все это были молодые и глубоко штатские женщины. Но в то же время они были "солдатками", знали цену дисциплине, с особым уважением относились к военным людям. Они инстинктивно тянулись ко мне, беспрекословно и охотно выполняли мои распоряжения. Особенно страшные бои происходили на третий день 24 июня. Немцы ворвались в одну из квартир дома, захватили в плен многих бойцов, капитана В.В. Шабловского и его жену с детьми. Отбить их у фашистов не удалось. Позднее узнала: пытаясь бежать, В.В. Шабловский прыгнул с моста в Буг, но был расстрелян гитлеровцами. В рядах защитников осталось 6 человек. Патронов, гранат нет, взять негде. Такой немногочисленной группой удерживать оборону не представлялось возможным. Электронная версия historyntagil.ru. Было принято решение под покровом ночи пробираться через земляные валы за пределы крепости, догнать отступающие части. Мне предложили переодеться. Я отказалась: "Я солдат и должна идти в военной форме". Ночью, под непрерывной бомбежкой, оглушенные взрывами и дымом, обезвоженные и обессиленные, мы пробрались к валу. Со мной были: лейтенант Александр Калугин, трое рядовых – Вячеслав Иванов, Рахматуллин, Севостьянов, жена офицера Антонина (ее сын погиб в крепости)".

Петр Котельников.

    В раннем детстве он остался сиротой, учился и воспитывался в детдоме, откуда и пришел воспитанником в музыкантский взвод 44-го стрелкового полка. 22 июня 1941 года, проснувшись от страшного грохота, он вслед за взрослыми бросился к оружию, но винтовку ему не дали, тогда он с одним из красноармейцев бросился тушить горящий вещевой склад. Потом с бойцами перешел в подвалы казармы соседнего 333-го стрелкового полка. Там тоже были юные музыканты, воспитанники других полков.

    С первых часов войны ребята оказались в гуще событий. Сражаясь с фашистами, Петр Котельников вместе со своим другом Петей Клыпой лазил по руинам бастионов в поисках заваленных складов с продовольствием, оружием и боеприпасами для защитников. Они ходили в разведку, добывали патроны, рискуя жизнью, ползали к реке за водой, стараясь помочь раненым и маленьким детям.

    29 июня группа бойцов пошла на прорыв, и ребят взяли с собой. Вместе их взяли в плен. "Лагерь для военнопленных в Бяла-Подляске, неудачный побег, Брестская тюрьма, голод, побои и издевательства, снова побег...", - вспоминает эти дни Петр Павлович Котельников. Дальше подросток продолжал воевать в партизанском отряде. После освобождения Белоруссии он приехал в Нижний Тагил, где всю войну на танковом конвейере проработал его старший брат. Петр по примеру брата также пошел работать на Уралвагонзавод, где отработал до 1947 года, до ухода в армию. В 1946 году Петр Котельников вступил в комсомол. А по окончании срочной службы решил до конца связать свою жизнь с Армией – в 1950 году поступил в военное училище. И снова ему довелось участвовать в боевых действиях – служба забросила его в качестве советника в далекую Эфиопию. В отставку Петр Павлович Котельников уходил уже в звании полковника. За участие в обороне Брестской крепости награжден орденом Отечественной войны II степени и орденом Красной Звезды.

    Была связь и другого рода. Немало жителей освобожденных в 1939 году областей Западной Белоруссии приехали на заработки в Свердловскую область и к нам в Нижний Тагил. Горняками на ВЖР трудились Владимир Фомич и Иван Фомич Бай. Призванные тагильским РВК, они ушли на фронт. Владимир Фомич погиб 29 апреля 1945 года под Берлином, а Иван Фомич пропал без вести. В нашем городе работал и Петр Николаевич Юзефович, который незадолго до начала войны уехал на родину в отпуск. В гитлеровской оккупации Петр стал подпольщиком. Предупрежденный о предстоящем аресте подпольщиком, служившим в полиции, он ушел в октябре 1943 года в партизанский отряд. Немцы, пытаясь арестовать его, назначили премию в 2500 марок. Судьба Петра Юзефовича до сих пор остается неизвестной. Ни до одного партизанского отряда он не дошел, нет его и в списках казненных гестапо.

    После освобождения Брестской области в июле 1944 года большое количество жителей было призвано служить в ряды 175-й Уральско-Ковельской стрелковой дивизии, где они сражались до конца войны. Эта дивизия была сформирована 5 февраля 1942 года. Командовал ею генерал-майор З.П. Выдриган. В ее состав входили 278-й Ревдинский, 282-й Свердловский стрелковые полки и 373-й Чусовской артиллерийский полк.

Леонид Максимович Шульгин.

    Вместе с ним погибли его жена и двухмесячный ребенок. Обстоятельства их смерти долгое время передавались местными жителями из уст в уста, словно легенда. Однако около двадцати лет никто не знал, откуда родом Шульгины, где живут их родные, извещены ли они об их судьбе.

Леонид Максимович Шульгин с женой Ольгой.

    Мужественно сражалась с оккупантами группа пограничников с заставы близ деревни Шумаки, что в Брестском районе. Во главе ее был заместитель начальника 6-й пограничной заставы по политической части младший политрук Шульгин. Один за другим падали пограничники, сраженные вражескими пулями. Вот уж ранен и замполит, а кольцо гитлеровцев становится все теснее… "Ползите по ржи к окраине деревни! – приказал Шульгин уцелевшим пограничникам. - Я прикрою!" Превозмогая боль, он отстреливался от наседавших немцев. "Уходи, Оля, уходи! Спасай ребенка", - просил он свою жену, которая с крошечным сыном находилась с ним рядом. "Нет! Никуда я не пойду, я останусь с тобой до конца!" - решительно заявила молодая женщина, стреляя по врагам. Она перевязывала раненых и подносила патроны. Но вот боезапас на исходе, а гитлеровцы совсем близко. У Шульгина остались последние три патрона… И тогда раненый младший политрук застрелил жену и сына, а потом себя.

    К исходу дня о случившемся знали все жители деревни Шумаки. Они услышали об этом от очевидцев боя, которым суждено было остаться в живых. В первую ночь после смерти Шульгиных, несмотря на запрет оккупантов, местный кузнец Иван Гордеевич Левчук захоронил тела погибших. Однако об этом стало известно гитлеровцам, и за свой поступок смельчак поплатился собственной жизнью.

    Прошло время, закончилась война, но память осталась… До войны пограничник Леонид Шульгин проживал с семьей в Шумаках, в доме у Василия Викарука. Хозяин говорил, что был очень доволен своим квартирантом, характеризовал его как прямого, честного, сердечного и храброго человека. Жена Шульгина, Ольга Васильевна, работала учительницей в Теребуньской школе, была активной общественницей, растила ребенка… Шульгины оставили о себе хорошую память. Оказалось, в знак добрых отношений Леонид Максимович подарил семье Василия Викарука свою фотографию. На обороте он написал: "На добрую память, Леонид Шульгин. 1940 год". Викаруки всю войну хранили ее, словно бесценную реликвию. Также они вспомнили, что Шульгины родом с Урала, из Нижнего Тагила. Это помогло установить, что Леонид Шульгин родился в 1916 году. После окончания семи классов поступил в нижнетагильский горно-металлургический техникум, а потом работал на металлургическом заводе в Нижней Салде. Много читал, увлекался охотой, посещал кружок радиолюбителей. В октябре 1937-го он был призван в ряды Красной армии и направлен в 56-й пограничный отряд. Жена Шульгина - Ольга Васильевна Антонова. У Ольги было два брата и сестра. Ее отец – металлург, умер в 1951 году. А вот мама, Татьяна Николаевна, узнала о судьбе дочери и приезжала на ее могилу, будучи уже в преклонном возрасте.

    Если обстоятельства и место гибели Шульгиных благодаря памяти выживших свидетелей стали известны, то были и герои, о судьбе которых долгое время ничего не знали. "Младший лейтенант

Хлопотов Александр Николаевич

    Судьба Саши Хлопотова была во многом типична для мальчишек 20-30-х годов. Родился и вырос в старинном большом бревенчатом доме под №22 на улице Челюскинцев. Школа, ФЗУ, токарь на заводе № 63 (сейчас более известном как ВМЗ). В 1934 году страна позвала: "Комсомолец - на самолет!" Газеты пестрели сообщениями о великих и грандиозных перелетах, имена героев-летчиков были у всех на устах. В Нижнем Тагиле открывается аэроклуб. Желающих стать курсантами – хоть отбавляй. Отбирали лучших из лучших. Александру посчастливилось стать курсантом первого набора. Учеба шла без отрыва от производства. Смену стоишь у станка, а потом бежишь на летное поле. Слушаешь теоретический курс, потом практика, сложные упражнения летного дела. Помимо учебы, курсантам приходилось еще своими руками строить, создавать свой аэродром, дежурить по ночам, охраняя самолеты. Способны ли современные 18-летние понять своих сверстников из далеких 30-х?

    Летом 1935 года летная учеба особенно уплотнилась. В это время курсанты готовились к своему первому вылету. В августе, в канун праздника Дня авиации, начальник тагильского аэроклуба товарищ Аксенов особо отметил успехи Александра Хлопотова, публикуя в городской газете отчет о проделанной работе. Саша был одним из первых в самом первом выпуске 30 тагильских летчиков. Сразу после выпуска аэроклубовцев прибрала армия. Александр был направлен в Молотовское авиационное училище (ныне г. Пермь). Там после родного У-2 он осваивает мастерство управления самолетом-истребителем. В письма, отправляемые домой, Александр вкладывает вырезки из иностранных журналов с изображениями самолетов и свои рисунки, адресуя их племянникам – Юрику и Лизе Селяниным. Но не только...

    На летчиков смотрит вся страна, они примеры для подражания, а на дворе 1937 год. Молодые курсанты втянуты в политические "разборки" с "врагами народа". 16 марта 1937 года "Тагильский рабочий" публикует "Письмо летчиков – тагильчан" Александра Хлопотова и его друга, также бывшего рабочего 63-го завода Пермякова: "Презренные враги народа, изменники Родины нанесли большой вред нашему великому строительству. Подлому шпиону, диверсанту Марьясину и его пособникам удалось приложить свои поганые руки к вагоностроительному комбинату в Тагиле. Но подлый враг пойман с поличным. Ему от суда не уйти. В ответ на подлые вылазки врагов народа, презренных троцкистов, мы ставим своей целью на предстоящем экзамене Государственной комиссии Наркомата Обороны сдать свои зачеты только на "хорошо" и "отлично". Для своей Родины мы, будущие лейтенанты воздушных сил, воспитаем сотни новых высококвалифицированных летчиков, способных по первому зову партии и правительства повести стальные птицы на защиту Родины и без промаха бить врага на его территории. Родной Урал мы превратим в непобедимую крепость социализма. Мы, молодые лейтенанты, будем активными агитаторами за 150 тысяч летчиков, которые вскоре у нас будут".

Брошенные и сгоревшие танки БТ-5. Фото из архива А.Ю. Хлопотова

    Что поделать, такое уж было то время… По окончанию авиаучилища Александр Николаевич уже в лейтенантских погонах направляется к месту службы – на только что освобожденную Западную Украину.

    Его 28-й истребительный авиаполк стоит в прикрытии отодвинувшейся на запад новой границы СССР. Накануне войны полк получает новейшие истребители МиГ-3 и интенсивно проводит боевую учебу. К этому времени Александр Николаевич Хлопотов – уже помощник штурмана эскадрильи и заместитель комэска по политической части, лучший летчик в эскадрилье. 1 июня 1941 года он подписал письмо на родину, оказавшееся последним.

    Война началась в ночь на 22-е июня с массированных ударов по советским приграничным аэродромам. Пытаясь узнать судьбу дяди, Елизавета Сергеевна Бибик (Селянина) писала в 1985 году во Львов. Львовский областной военкомат ответил: "Никаких сведений мы не имеем. Львов был захвачен в июне 1941 года и никаких документов не сохранилось". Потребовалось еще почти 25 лет, что бы в недрах военных архивов отыскать документ: "Начальник штаба 15 авиационной дивизии полковник Скотаренко – Начальнику управления по комплектованию войск Генштаба Красной Армии г. Москва, копия Начальнику ОНС ВВС Юго-Западного фронта. Секретно. Представляю именной список безвозвратных потерь личного состава частей 15-й авиадивизии за 29.06.-10.07.1941г. Приложение: упомянутое на 3-х листах" В этом приложении есть скупая строчка: "Летчик, младший лейтенант Хлопотов А.Н. 29.06.1941 года не вернулся с выполнения боевого задания". 25-летний советский офицер не струсил, не сбежал, а отважно поднял свой истребитель навстречу врагу… К середине июля 1941 года от 28-го ИАП уже почти ничего не осталось. Оставшиеся в живых были отведены с фронта на доукомплектование и пополнение техникой. В следующий раз однополчане А.Н. Хлопотова встретили фашистов, уже прикрывая небо Москвы.

    У меня перед глазами - титульный лист пожелтевшей от времени книги "Танк Т-34", изданной Главным автобронетанковым управлением Красной Армии для служебного пользования (экземпляр № 67) и подписанной к изучению личным составом танковых частей РККА 27 февраля 1941 года генерал-майором И. Лебедевым. Подумалось: до начала войны около четырех месяцев, а срок обучения в училищах - шесть. Может, потому и не успели мы вовремя подготовить, к примеру, опытных механиков-водителей, и поэтому были велики потери "тридцатьчетверок" в первые месяцы войны, когда малоопытные танкисты так и не смогли до конца освоить сложную машину?

    Но ведь были же у нас и другие танки, пусть не Т-34, но все же боеспособные, обкатанные на полигонах и в боях в течение нескольких лет, такие, как Т-26, БТ-7 или Т-27. Именно на этих машинах и воевали в начале Второй мировой наши тагильчане-танкисты.

Для Александра Ивановича Ножкина,

    выпускника военно-политического училища в Ленинграде, война началась с освободительного похода в Западную Белоруссию, где он принимал участие в совместном параде немецких и советских войск в городе Бресте, которым командовали Гейнц Гудериан и Семен Кривошеин, командир 29-й танковой бригады. Затем бригада (256 танков Т-26 и 30 бронемашин) была переброшена в Финляндию, под Выборг, и 12 марта 1940 года пошла на штурм укреплений города. "Я как политрук батальона, имевший специальность башенного стрелка, участвовал в этом штурме, - рассказывал Александр Иванович. - Бригада захватила всю северо-западную часть города и вышла к центру, уничтожив ДОТ (долговременную огневую точку), два противотанковых орудия и 10 пулеметных точек. Нам сильно досаждали снайперы, "снимавшие" высунувшихся из люка командиров. Всего бригада потеряла 9 танков. На следующий день, 13 марта, в 12.00 официально было объявлено, что советско-финская война закончилась, но танкисты еще два часа вели бой с противником. В марте мы опять перебазировались в Брест, а бригаду переименовали в 22-ю танковую дивизию. Вместо ушедшего на повышение Кривошеина ею стал командовать генерал-майор В.П. Пуганов. Дивизия оказалась самой "несчастливой" во всей РККА. Ее парки и склады располагались прямо на границе. Новых танков не было вообще, их видели только на картинках. Основу составляли 300 танков Т-26, "ветеранов" польской и финской кампаний".

    Вместо новых танков пришла война. А командир и комиссар части в отпуске. Под артиллерийским огнем противника, бившего залпами по солдатским казармам, чтобы посеять панику, а потом – по парку машин, заместитель комбрига латыш Теодор Карлович Аугустов вместе с Ножкиным старались вывести людей и технику из-под огня. Механик-водитель Василий Жушман, украинец, только сел за рычаги управления тягача – снарядом разворотило гусеницу. Не удалась и вторая попытка: осколком разбило радиатор. И только третью машину удалось вывести невредимой – такой была плотность вражеского огня. "Я до сих пор удивляюсь, как меня не убило в те часы, – покачивает головой Александр Иванович. – Ведь столько людей погибло! И сколько гибло потом! Смерть совсем близко ходила. В бригаде служили украинцы, белорусы, русские, латыши – многонациональный состав бойцов и командиров. И никакой розни меж нами не было, существовало боевое товарищество, выручавшее в самых сложных ситуациях, помогавшее выстоять. В первые часы боя с немцами дивизия потеряла 2/3 танков, артиллерийский склад и склад ГСМ (горюче-смазочных материалов). Совместно с 30-й танковой дивизией мы пытались атаковать, чтобы помочь защитникам Брестской крепости. Часть двухбашенных Т-26 погибла под Жабинкой. Ожесточение боя было таково, что, когда кончились боеприпасы, комдив Виктор Павлович Пуганов пошел на таран немецких танков и погиб как герой. Остановили мы немцев только на реке Щара, когда против нас действовал 47-й мехкорпус генерала Лемельзена. К 28 июня в нашем 14-м мехкорпусе, которым командовал генерал-майор С.И. Оборин, не осталось ни танков, ни орудий, а лишь два батальона вооруженных винтовками танкистов. Позднее мы узнали, что Оборин был расстрелян вместе с генералом армии Д.Г. Павловым, командующим Западным фронтом"...

    "В апреле 38-го я окончил полковую школу 27-й танковой бригады Белорусского Особого военного округа и стал механиком-водителем танка БТ-7. Электронная версия historyntagil.ru. А в сентябре 39-го Белорусский фронт начал боевые действия в Польше. Наша бригада входила тогда в состав 15-го танкового корпуса конно-механизированной группы (командующий И.В. Болдин). Поначалу мы не встречали никакого сопротивления, а БТ-7 шли по автостраде без гусениц, на большой скорости, обгоняя отходящие части польской армии. Удивление поляков вызывало то, что они и на своих легковых машинах не могли обогнать наших "ласточек".

    вспоминает, как начинался его боевой путь: "Он был не совсем обычным. В 1941 году, 18-летним пареньком, я ждал призыва в армию. А перед этим поехал погостить к дяде, служившему в танковой дивизии, дислоцированной в Молдавии. Там нас собралось несколько таких, как я, молодых пацанов, и мы, подумав, что все равно в армию, набрались духа и обратились к командиру части с просьбой разрешить нам учиться на танкистов. Командир был не против этого, благо в часть еще не прибыло молодое пополнение, поэтому несколько десятков учебно-боевых танков БТ-2 не имели механиков-водителей. Дни летели незаметно, учеба подходила к концу, и тут грянула война. Первые дни обстановка была неясной, румыны проявляли себя слабо. Пару раз наши "бэтэшки" "поплевывали" из своих 37-миллиметровых пушек в сторону врага, и все. Потом пришел приказ на отступление, так как в Белоруссии обстановка изменилась, и немцы ушли уже далеко на восток. Нам поставили задачу отогнать все машины без экипажей от линии фронта. Мы сделали это и, дождавшись членов экипажей, передали танки им. В штабе дивизии я взял повестку и направление в Орловское танковое училище. Так я стал курсантом. После окончания училища, в начале 1942 года, был направлен в 230-ю отдельную танковую бригаду Юго-Западного фронта. Получил с завода новенький Т-34 и воевал затем до Победы только на них"

    в 1940 году окончил Харьковское автобронетанковое училище и был направлен служить в город Станислав (ныне – Ивано-Франковск), где базировалась 15-я танковая дивизия, которой командовал полковник В.И. Полозков. Танки были старых образцов, средние Т-28 и легкие БТ-7. Болсуновского назначили командиром взвода танков БТ-7. Он вспоминает: "В ночь на 22 июня дивизия начала марш к государственной границе. А уже утром мы вступили в бой против 48-го немецкого механизированного корпуса, и наш взвод открыл счет подбитым танкам противника. Дивизия отошла по приказу командования только на шестые сутки ввиду того, что 26 июня ее передали в состав 18-й армии Южного фронта. В июле мы опять были переведены на Юго-Западный фронт и держали оборону в районе Бердичева-Казатина. К этому времени от 16-го механизированного корпуса, куда входила наша дивизия, осталась лишь тень былой мощи. Если на начало войны в корпусе было 608 танков, то к концу июля, по донесению штаба Южного фронта, 16-й мехкорпус в составе 15-й и 44-й танковых дивизий уже не представлял из себя реальной силы, имея лишь 5 танков Т-28 и 12 бронемашин БА-10.

    В начале августа 15-я дивизия была отведена под Сталинград, и на ее базе началось формирование 4-й танковой бригады, которую возглавил будущий маршал бронетанковых войск М.Е. Катуков. Мне не повезло: если первый и второй батальоны получили со Сталинградского завода новые Т-34, то наш, третий – опять старые танки БТ-7, вернувшиеся из ремонта. И лишь когда в октябре 1941-го начались бои за Мценск, тогда я и пересел на "тридцатьчетверку".

    За успешные действия против немецко-фашистских захватчиков в ноябре 1941 года 4-я танковая бригада стала 1-й гвардейской. А Михаил Филиппович в феврале 1942 года был ранен в бою у села Аржаники и отправлен в госпиталь во Владимир.

Публикацию подготовил Сергей ПУДОВКИН.

    Литература: Газета "Тагильский вариант", №22(71) от 21.06.2012; №23(72) от 28.06.2012; №24(73) от 05.07.2012.

Главная страница