Точка невозврата

    Такой точкой может быть время, когда вступает в силу безжалостное слово "никогда". Это может быть событие, после которого умирает надежда. А может случиться листок официальной бумаги, утверждающий окончательный приговор, который не подлежит обжалованию.

    Для моей бабушки, Александры Ивановны (Кайгородцевой) Козловой, 1903 года рождения, уроженки селения Тугулым ныне Свердловской области, партийной, служащей Райпотребсоюза, таким моментом могло стать извещение 1944 года о том, что ее сын, младший лейтенант, командир взвода Кайгородцев Вениамин Николаевич, находясь на фронте, пропал без вести.

    Могло. Но не стало.

Вот эти бесценные "треугольнички" той поры из семейного архива.

Вот эти бесценные "треугольнички" той поры из семейного архива.

    Сколько я себя помню, она всегда ждала, надеялась и верила, что ее Венко, так его звали дома, когда-нибудь все-таки переступит порог родной избы и скажет: "Здравствуй, мама, вот и я!" Ну, не мог ее ловкий и грамотный мальчуган, ее добрый помощник во всех хозяйственных делах и заботах, никогда не унывающий, мастеровой и боевой парень пропасть вот так, без всяких вестей буквально за год до окончания этой проклятой войны. Трудно было строить предположения, когда от него долго не было писем из "учебки", куда он попал сразу после окончания 10-го класса средней школы. Трудно было что-либо узнать из скупых строчек немудреного солдатского треугольника, на котором стоял гриф "Проверено военной цензурой". Почти невозможно было предположить, куда, в какие края забросит фронтовая судьба новоиспеченного командира взвода, которому в 1943 году исполнилось полных 19 лет и который и бриться-то начал только после призыва в ряды Красной Армии. Была ли у него первая любовь? Была, судя по открытке от девушки Гали, которая тоже потеряла его след в те же примерно сроки, что и родные на далеком Урале.

Первая, она же последняя, фотография в форме командира Красной Армии.

Первая, она же последняя, фотография в форме командира Красной Армии.

Мой дядька Вениамин (крайний слева), который младше меня на 50 с лишним лет, но как же он все-таки похож на всех нас, живущих сегодня и сейчас! Да будет так на вечные времена.

Мой дядька Вениамин (крайний слева), который младше меня на 50 с лишним лет, но как же он все-таки похож на всех нас, живущих сегодня и сейчас! Да будет так на вечные времена.

    В конце войны моя мама, Галина Константиновна Пермякова, тогда еще подросток, списалась с командиром части, в которой числился ее старший брат, и он ответил ей, что Вениамин в боях то ли под Черкесском, то ли под Черкасском (она не запомнила, а письмо потом затерялось) был легко ранен в голову и отправлен в полевой госпиталь. О дальнейшей его судьбе ничего не известно. Позднее мама тоже много раз пыталась разыскать следы, если не родного человека, то хотя бы того воинского подразделения, а часть была гвардейской, где он служил, потому что после смерти бабушки она, как сестра, понесла по своей жизни их общую надежду, что брат все-таки жив. Хотя даже батюшка в церкви сказал в свое время, что за воина Вениамина можно молиться, как за усопшего.

    В детстве она часто рассказывала мне, какой замечательный у нее был брат, что они придумывали со своими друзьями, и как он относился к матери, отцу, который был ему отчимом, к своей маленькой сестренке.

    – Однажды они с ребятами организовали телеграф. Почти как настоящий, со звуковыми сигналами и мигалками. Провода-нитки связывали их дома по улице с землянкой, в которой было оборудовано что-то вроде штаба. Я сама не раз ему сигналила, что мамка уже дома, а у него еще воды в бане не натаскано…

    Как-то соорудили они огромного воздушного змея и в корзину посадили живого соседского поросенка. Змей поднял орущую животинку в небо, да вот приземлился не очень удачно: поросенок переломал все ноги. Пришлось расплачиваться с соседкой, а время тогда было голодное! Ох, и досталось тогда Венке от матери — все руки о его бока она отбила, а он только: "Ну, ладно вам, мамо, хватит уже!" Он ее всегда на "вы" называл и почему-то на хохляцкий лад – "мамо".

    Интересно, кем бы он стал, этот послушный-непослушный сын, старший брат и мой несостоявшийся дядька, если бы он все-таки вернулся из этого ада, имя которому Великая Отечественная? На фотографиях 1941-1943 годов он одновременно напоминает мне и моего отца в молодости, и брата Константина, который младше меня на восемь лет. Недаром бабушка Александра Ивановна до конца своих дней особо выделяла и баловала братишку: уж очень он походил на ее так и не вернувшегося сына.

    Канул, как говорится, человек в Лету… Это вроде как река времени, и, наверное, та самая точка невозврата и есть? Но у Бога ничего невозможного нет, и человек жив до тех пор, пока его держит в памяти или в сердце хоть один человек на земле.

Людмила ГЛАДКОВА.

    Литература: Газета "Тагильский вариант" №12(195) от 02.04.2015.

 

 

Главная страница