Горбуновский торфяник – начало заселения тагильских земель

    Раньше в памятниках изобразительного искусства, возникшего на территории древних славянских княжеств Восточной Европы, искусствоведы видели по преимуществу влияние иноземных воздействий творчества Византии, ближневосточных и западных стран. Вопрос о местном древнем искусстве восточной Европы отодвигался на далекий план, как лишенный значения. Памятники конца первого тысячелетия нашей эры слишком малочисленны для установления характера самостоятельного творчества народов Восточной Европы.

    Большие трудности встают при оценке произведений искусства эпохи, предшествовавшей расцвету скифского художественного творчества. Только в последнее время музейный материал, преимущественно, случайного происхождения, но выдающийся по своему значению, привлек внимание исследователей к искусству народов в древности населяющих Урал.

    Раскопки, производимые Уральской Экспедицией Государственного Исторического Музея совместно с тагильским музеем, дали значительный материал, развертывающий с каждым годом все шире и шире картину быта древнего населения Урала.

    Всемирно известным памятником эпохи палеолита и бронзы Урала является Горбуновский торфяник. Это первый, открытый в России археологический памятник, находящийся на торфянике. Также он является одним из крупнейших археологических памятников.

 

    Первые раскопки. Горбуновский торфяник занимает дно долины, вытянутой в направлении Ю – В – С – 3; форма его неправильна – овальная, длина достигает 1, 85 км; Ю – В берег имеет довольно большой залив, в широкой части которого находятся 2 острова; восточный берег торфяника, постепенно повышаясь, только на небольшом протяжении имеет выходы основных пород и обычно является в виде пологих склонов, мягко круглящихся бугров и ложбин. На более крупном западном берегу сильнее чувствуется близость не разрушенной горной породы, далеко возвышаясь над уровнем поверхности торфяника. В северном конце болота "капитальная" канава, идущая через весь торфяник, соединяется ручьем Чащихой, которым и выносится влага со всей водосборной площади.

    Этот археологический памятник является крупнейшим в тагильском крае как по размерам произведенных работ, по его исследованию и объему добытых этими исследованиями материалов, так и по своему научному значению.

    Первые находки на Горбуновском торфянике сделал Бобков И.А., который при его разработке, в "Бабьей Яме", нашел каменный топор или секиру. Топор лежал на дне ямы, на грунте, т.е. под торфом. Также на дне "Бабьей Ямы" в том же 1873 году он нашел "слоновые кости" на глубине 5-6 метров. В 1880 году Бобков И. А. при разработке торфа в "углу", где "Косой Пролаз" нашел старые доски от лодки, находка была сделана на глубине около 4 метров от поверхности.

    Еще в начале века в письме от 5 июля 1908 года, служащий Нижнетагильского заводоуправления Топорков Н. Ф. сообщил в Уральское общество любителей естествознания (УОЛЕ) о находке деревянного настила на разработках Горбуновского торфяника. Для ознакомления с интересной находкой приехал член УОЛЕ Клер М.О. Заметки о его впечатлениях появились в одном из выпусков "Записок" общества. Несмотря на то, что находки отдельных предметов изучались и раньше и позже этого обследования, тогда Горбуновский торфяник не привлек активного и длительного внимания исследователей, если не считать, очевидно, небольших раскопок Космогорова А. И., командированного в 1909 году Московским обществом ЛЕА и Э.

    Суммируя заключения обоих исследователей, можно заметить следующие положения: на месте теперешнего болота некогда находилось проточное озеро; в его северо-восточном углу в расстоянии до 300 метров от ближайшего берега и почти параллельно ему тянулся помост на сваях, вбитых в илистое дно озера. На этой слани, указанной рабочими в 3 "разрезах", располагались шалаши, заключавшие остатки сосудов (в одном случае целый) и кремневые орудия. Процесс торфообразования превратил озеро в болото и скрыл мостки под поверхностью последнего, но человек не оставил это место, избрав его под поселок, о чем свидетельствует углистая окрепка торфа, покрывающего "слань" и находки над нею черепков сосудов и орудий из местных горных пород. Слой торфа продолжал расти, и новое заболачивание торфяника вынудило население покинуть стоянку. Спустя некоторый промежуток времени, благодаря наступлению более сухого периода, на болоте появился лес, от которого сохранился слой пней и немногочисленные поваленные стволы – лес, видимо, погиб от пожара. Вновь увеличивается влажность климата, вызвав вторичный период торфообразования, который продолжается и до последнего времени. Клер М.О. и Колмогоров А.И. в своих статьях подчеркивают чрезвычайную трудность работы, благодаря обилию воды в годы осмотра болота, что придавало значительную роль опросу служащих и рабочих о характере сооружений, открывшихся в различных точках болота. Трудно представить более неблагоприятные условия для освещения археологического памятника, не имеющего аналогий среди научно обследованных русских древностей. Последующие годы не внесли ничего нового в познание остатков старины на Горбуновском болоте; конечно, объяснить это можно только богатством Урала археологическими памятниками и многочисленностью местных исследователей; мало изменились условия работы, т. к. обилие воды по – прежнему зачастую сводит к нулю длительную и тяжелую работу по расчистке культурного слоя.

    Летом 1924 года члены Тагильского общества изучения местного края Топорков С.Н., Францев Ф. К, Шуберт И. П. с геологом треста Станкевичем В. И. произвели непродолжительное обследование торфяника, и нашли много предметов, в числе которых черепки глинистой посуды и кости животных.

    Летом 1925 года в Тагил прибыл археолог Берс А.А., командированный от Облархива и от комиссии Уральского общества любителей естествознания. Он произвел разведку торфяника с помощью Шуберта И.П. Были прорезаны траншеи поперек предполагаемого направления помоста, и таковой был действительно обнаружен.

 

    Раскопки Эдинга. В 1926 году на торфянике были произведены рекогносцировочные раскопки Уральской экспедицией Государственного Исторического Музея в Москве под руководством Эдинга Д.Н. Вот, как он пишет об этих раскопках в своих заметках:

    "Благодаря указанию заведующего торфяником Герасима Агаповича Земкина первой же выемкой удалось напасть на пятно культурного слоя у борта четвертого "разреза" с огромным количеством керамических остатков, каменными орудиями и обломками деревянных изделий. Тогда же был вскрыт небольшой островок торфа в самом "разрезе", давший чрезвычайно интересный пример "слани". Попытка открыть слань на соседнем третьем "разрезе" положительных результатов не дала. Ничтожные размеры площади, вскрытой в 1926 году, заставили относиться к добытому материалу с большой осторожностью и препятствовали созданию каких-либо заключений. Одно представлялось несомненным: памятник не мог относиться к каменному периоду: об этом говорила, главным образом, затеска свай, произведенная сильными ударами какого-то острого орудия, эту обработку "точно топором" отмечает и Клер М.О. в своей статье. Конечно, подобное заключение было далеко недостаточным. Тем более что в процесс разведок встал ряд вопросов, решить которые могли только раскопки".

    Поэтому в 1927 году Государственный Исторический Музей организовал экспедицию для обследования памятников Горбуновского торфяника, на этот раз совместно с Тагильским Окружным Музеем. Работа на торфянике производилась у места разведок предшествующего года и обнаружила площадь 200 м2. Приблизительно столько же вскрыто на восточном берегу торфяника, где экспедиция обнаружила остатки стоянки. Траншеи, проложенные на болоте, открыли следы свайных сооружений в таком состоянии, что, несмотря на величину площади, они освещали условия быта в меньшей степени, чем островок, раскопанный в 1926 году. Они только подкрепили гипотезу о значении памятника. Были найдены обломки керамики и деревянных идолов.

    Под самой "сланью" был найден бумеранг – деревянная пластинка серпообразной формы длиной 85 см, довольно тщательно обструганная. Каменные орудия обнаружены на этих участках ниже "слани" в небольших количествах.

    Только незначительная доля керамики с береговой стоянки, согласно предварительной обработке, тождественна керамическому, материалу, найденному на шестом "разрезе"; изготовление сосудов на берегу и перенос их для культовых трапез на торфяниковые жертвенные площадки не вызывают сомнения. С другой стороны, среди громадного количества обломков сосудов, собранных на береговой стоянке обнаружены, правда, в небольшом количестве, фрагменты, по массе и технике изготовления, форме и орнаментации связанные с так называемой "андроновской" керамикой Енисея и Казахстана.

    В 1928 году Государственный Исторический Музей свел участие в раскопках к откомандированию Эдинга Д.Н. на работу, ведение которой легло целиком на Нижнетагильский Музей, который командировал для участия в работе Зылеву М.А. Несколько траншей было проложено по периферии ранее вскрытой площади. Надежда встретить продолжение "слани" оказалась тщетной; торф, не окрашенный посторонними примесями, в большинстве пунктах указывал на то, что открытые в предшествующие годы остатки сооружения, отчасти уничтоженного четвертым "разрезом", составили отдельное культурное пятно; судя по некоторым признакам, последние участки раскопок 1928 года вскрыли часть другого пятна. Очевидный успех работ выразился в находках нескольких предметов исключительного интереса.

    Далее раскопки продолжились Эдингом также в 1929, 1931, 1936 годах, за все время работы на шестом "разрезе" Горбуновского торфяника вскрыто почти 1350 м2 земли.

 

    Идолы Горбуновского торфяника. Во время раскопок сезона 1931 года был найден "идол", вырезанный из обрубка сосны; его длина – 1,25 м. От остальных человеческих изображений, найденных на торфянике, фигура отличается тем, что в ней переданы не только голова и туловище, но и ноги человека. Несоразмерно длинное цилиндрическое тело без рук, завершается тонкой шеей, на которой сидит яйцевидная голова. Последняя отличается довольно тщательной работой; на боковых "затылочных" сторонах видны широкие срезы, сделанные желобчатым орудием и не сглаженные. Трактовка лица условна. Обнаружен этот "идол" под стенкой выемки в непосредственной близости от остатков настила. Голова фигуры немного выдавалась из глины, в которую он был погружен почти вертикально. В настоящее время это изображение хранится в музее г. Н. Тагила.

    Существование у древних обитателей Урала культовых деревянных изображений человека было известно задолго до начала раскопок на Горбуновском торфянике, благодаря случайным находкам на Шигирском болоте большого целого "идола" и головы другого, меньших размеров. Памятники, открытые до последнего времени в торфе Шигирского болота, принадлежали тому же обществу, что и горбуновские, доходя, видимо, до первых веков н. э. Эта датировка, не противоречащая определению времени шигирских идолов, данному Толмачевым В., базируется на предварительном изучении двух пунктов Шигирско – Пелатинского торфяного бассейна и на сопоставлении значительного количества случайного материала с раскопочным материалом Горбуновского торфяника и его восточного берега. Соответственно этой датировке большая примитивность горбуновских соображений приобретает известную обоснованность, но общее число фигур, обнаруженных на том и другом торфяниках, настолько незначительно, а хронологические границы настолько расплывчаты, что ЭТОТ признак не должен иметь особого значения.

    За все время работ экспедиции на торфянике было найдено при раскопках две целые человеческие фигуры и голова третьей.

    В 1927 году раскопками экспедиции была обнаружена голова "идола", отличавшегося большой примитивностью и большей небрежностью работы. Последнее отразилось на качестве сохранности, как обычно приходится наблюдать на деревянных предметах, лишенных тщательной и законченной обработки поверхности. Наконец, открытый в том же 1927 году целый идол отличается предельной упрощенностью, являясь только телом высотой в 1,23 м с удлиненной головой на полого падающих плечах, подтеской в области груди и значительно стесанной спиной. Сохранность его настолько неудовлетворительна, что на плосковатой (в теперешнем состоянии) лицевой части головы можно с трудом рассмотреть только отверстия рта. Руки не показаны совершенно, как у "идола" 1931 г. Два последних предмета входят в коллекцию Государственного Исторического Музея.

    Кроме трех, сохранившихся целиком, уральских "идолов" только один определяется со стороны пола. Если догадка Эдинга о значении волнистого обрамления лица головы одного из "идолов" справедлива, то из пяти целиком и фрагментарно сохранившихся уральских фигур, по крайней мере, два являются изображениями мужчин. Этот факт необходимо подчеркнуть, так как он сигнализирует одну из стадий возвышения правовой роли мужчины в роде. По выражению Фридриха Энгельса, это была революция, "одна из самых решающих, какую пережило человечество".

    Надо сознаться, что экономические причины, передавшие в уральском обществе власть из рук женщины в руки мужчины, вскрыты далеко еще недостаточно. Приручение животных на материале Горбуновского торфяника пока отражено находкой полоза от нарт. Необходимо значительно расширить базу обследования, чтобы экономические основы жизни родового общества вскрыть на памятниках различных категорий.

    Горбуновские вещи повседневного употребления, – безразлично, какую категорию предметов из любого материала мы выберем, – отличаются особенно тщательной отделкой, а воспроизведение животных и птиц, кроме того, четкостью передачи форм и в определенных случаях продуманностью композиции. Передача же человеческого тела у только что перечисленных "идолов" идет совершенно другим путем, ограничиваясь самой грубой и не полной схемой, заведомо искажающей передаваемый образ.

    Причины, по которым опытные уральские резчики не применяли свое искусство в изображении человека, представляются двух родов. Во-первых, известно убеждение, характерное для невысокой стадии культуры, что духи умерших не всегда милостиво относятся даже к близким потомкам, не окончившим земное существование, и в обращении с первыми последние должны соблюдать известную меру. Фрезер Д. останавливается на боязни многих "диких племен" даже называть имена умерших. Во-вторых, связь души с телом считается настолько зависящей от внешнего вида последнего и настолько непрочной, что изменить облик спящего, – даже придать ему другую позу, -считается достаточным, чтобы затруднить временно вышедшей душе возвращение в свое обиталище, которое она может не узнать. Таким образом, допустима мысль, что изображение духа не должно было отличаться удерживающими свойствами, т. е. иметь сходные черты с человеческим телом, а тем более с определенными лицами, если речь идет о культуре предков.

    Сознание древних обитателей Урала предсказывало им, что воспроизведение наиболее желательных объектов охоты на культовых предметах должно давать безошибочное указание богам – покровителям на животных, необходимых охотникам. Иными словами, эти скульптуры только тогда полезны, когда будут отвечать сходством с оригиналом. Тем более возможно, что боязнь привязать духа к его изображению вызвала по отношению к последнему требования обратного порядка. Такое предположение объясняет, однако, только нереальность и условность деревянных фигур. Крайняя топорность и небрежность работы может быть связана с ограничением круга лиц, которые имели право изготовлять эти изображения, группой определенных членов родового коллектива, причем наличие одаренности и даже умение использовать свойства орудий и материала не играло никакой роли. Для значительно более позднего времени мы имеем ряд указаний, вполне утверждающих реальность этого предположения.

    В конце XVIII века Георги, говоря "о шаманском языческом законе", пишет: "Идолы, которые по понятиям разумнейших, суть подобие божков, а, по мнению глупых – самые божки, делаются по большей части шаманами из странных отростков дерева и из каменных обломков, которые кажутся подобными несколько человеческому виду". В середине XIX столетия же финский исследователь Кастрер А. отмечает такую же обязанность шаманов изготовлять изображения духовно хранителей. В отношении внешности некоторых идолов Кастрер отмечает деревянные мужские и женские фигуры, имеющие остроконечные головы (подобно голове одного из горбуновских изображений). Эти изображения принадлежат и отдельным лицам, и семьям, и целым родам. Обилие одежд и украшений на них зависело от богатства его собственника. Идолы бедных стояли под деревьями и не имели одежд.

 

    Раскопки во время ВОВ. В годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. работу Эдинга продолжили Бадер О.Н. и Обрагин В.А. В это время все силы тыла были сосредоточены на поддержке фронта, бойцов, которые защищали нашу Родину, наш Урал. Тем не менее, в эти суровые годы испытания для Советского Союза, России энтузиасты своего дела – археологи уральского края продолжали и развивали научные исследования, которые не диктовались непосредственными нуждами обороны.

    В 1943 – 1944 гг. на берегу Горбуновского болота близ Тагила, вокруг береговой стоянки, исследованной Эдингом Д.Н., на основании постановления Тагильского Горисполкома был организован заповедник. На восточном берегу была найдена и обследована стоянка неолитического типа, расположенная 150 – 200 м к югу от "Эдингской" стоянки. Собран поземный материал, состоящий из керамики, кремниевых орудий и осколков, хранящихся в Тагильском музее, шурфовка не производилась. За все время там вскрыто более 1200 м2. В этом же году она была включена в заповедник. На Гальянском торфянике, а точнее на стоянках Эдинга и Бадера, представлена своеобразная культура – "Шигирская". Шигирская культура бронзовой эпохи восточного Зауралья очерчена Дмитриевым П.А. Хозяйство "шигирцев" определяется как все еще в основном охотничье – рыболовческое, уже со значительной ролью примитивного землевладения, орудия которого в виде деревянных палок – заступов с педалями много раз встречены в торфе при раскопках. Шигирское общество реконструируется как материнский род на стадии переходного к отцовскому; переход этот, видимо, совершался в шигинское время, общие хронологические рамки которого определены XV – VIII веками до христианской эры.

    Раскопки Брюсова А.Я. 1944 – 1945 гг. на Горбуновском торфянике показали, что и в нижних слоях имеются остатки "Полуденской" Восточно-Уральской неолитической культуры. Залегающие на глубине 2-х метров с лишним остатки свайных помостов расцениваются как особого типа жертвенные места, аналоги которых до недавнего времени сохранялись в быту охотничьего населения Северо-Западной Европы. Помимо жертвенного места обнаружены изумительные по художественному реализму предметы Горбуновской резной скульптуры, которые впервые показали искусство первобытных обитателей этой части Европы, чрезвычайно высокое и интересное, которое легло в основу столь пышно развившегося здесь впоследствии "звериного" стиля. Основную часть находок относят ко второй половине 2-го тысячелетия до христианской эры.

    Необходимо отметить, что залегание остатков на Горбуновском торфянике совпадает с пограничным горизонтом древесных стволов и пней в толще торфяника; происхождение этих древесных горизонтов связано с относительно теплым, засушливым климатом (ксеротермический период палеоклимотологии), когда ландшафтные зоны были смещены к северу, вместе с ними сдвинулись в том же направлении и древние скотоводческие племена. Приуралье, придя в столкновение со своими северными лесными соседями, в то же время оказало сильное влияние на них.

    В 1945 году Кипарисова И.П. и Бобков И.А. осмотрели "Бабью Яму", находящуюся около "шестого" разреза, в которой при разработке горбуновского торфяника в 1873 году был найден каменный топор или секира. А позже в 1880 году на самом дне, т. е. на глубине 5-6 м были найдены "слоновые кости" и остатки дикой лошади. Осмотр показал, что раскопки "Бабьей Ямы" без работ по откачке воды – невозможны.

    Следует так же заметить, что на Горбуновском торфянике существует две стоянки с наименованием "Вторая Горбуновская береговая стоянка". Первая Бадера О.Н., о которой рассказывается выше, найдена в 1944 г., вторая же – Брюсова А.Я. в последующие годы.

    В 1947 – 48 гг. Брюсов А.Я. нашел и обследовал неизвестную ему стоянку на восточном берегу торфяника и тоже назвал ее 2-й береговой. Материалы со 2-й береговой стоянки, опубликованные Брюсовым А.Я. и Раушенбах В.Н., с одной стороны и, Бадером О.Н. – с другой, мало сходны между собой. Случайно ли это, или действительно стоянок две – нельзя сказать точно, место расположения стоянки, обследованной Брюсовым А.Я., нельзя указать до уточнения.

 

    Мезолитическая стоянка. Гальянская мезолитическая стоянка, примыкает к Горбуновскому болоту, а за ней возвышается гора Голый Камень (240 м).

    Поздним летом 1954 года по поручению Тагильского музея инженером Риккертом П.Э. была обследована ближайшая к Гальянскому торфянику часть северо-восточного склона горы Голый Камень. На берегу болота сотрудники музея собрали на поверхности, а в дерновом покрове более ста каменных отщепов, осколков камней со следами обработки и чрезвычайно своеобразных каменных орудий. Были найдены массивные нуклеусы со следами отколов длинных, правильной формы, крупных ножевидных пластин и ножевые пластины с соответствующими отколами.

    Два довольно крупных орудия в форме вытянутого равностороннего треугольника обработаны со всех сторон преимущественно продолговатыми сколами. Сторона, противоположная узкому концу, является у них рабочим краем, профиль симметричный, меньше всего обработка заметна на суженом конце. Это, несомненно, топоры. Среди найденных вещей есть два массивных скребка – плоские камни, один прямоугольной формы, второй – четырехугольник с тупой вершиной; у обоих крутыми сколами с одной стороны обработан длинный край. Обращает на себя внимание крупный и высокий скребок с очень крутыми сколами. Не ясно назначение орудий в форме неправильных клиньев с обработанной частью поверхности. Есть массивные, почти круглые отщепы с ударной площадкой под прямым углом к плоскости скола; некоторые отщепы имеют очень архаичную форму – ударная площадка расположена под тупым углом к поверхности откола. Особенно архаично выглядят некоторые из очень крупных орудий. Одно из них, несомненно, ударное, представляет собой неправильной формы четырехугольник размером около 20 х 15 х 10 см с заостренным углом и ребром. Второе почти правильной прямоугольной формы, размером 15 х 12 см при значительной толщине, одна из его узких сторон обработана в виде тупого лезвия, противоположная ей округла сглажена. Также есть массивные циклевидные камни с широкими сколами неправильной формы. Все орудия, по определению Руккерта П.Э., сделаны из одного материала – это "окаменелые туфы различной степени силификации, встреченные выше по склону в выходах скал и сложившие, в основном, массив "Голого Камня". Для орудий, имеющих более архаичную форму, по его наблюдениям, использован "туфовый материал", менее селифицированный, имеющий порфировидное строение (крапинки в основной однородной массе материала), остальные орудия сделаны "из более плотного окремневшего туфового материала.

    Все каменные изделия поверх обработки покрыты патиной выветривания. На местах повреждений проглядывается темно-зеленый цвет камня. Толщина патина различна – на местах повреждений она колеблется приблизительно от 0,2 – 0,3 до 1,0 мм.

    Следов керамики на всей обследованной площади не обнаружено. Обрабатываемые кремни встречаются на площади около 30000 м2 – около 180 м вдоль берега торфяника и на такое же расстояние вверх по склону.

    Таким образом, мы имеем дело с древней приозерной стоянкой. Определить ее возраст, ввиду необычности материала, приходится путем исключений. Отсутствие керамики исключает вопрос о неолите более позднем времени. Характер обработки орудий заставляет отказаться от мысли о палеолите. Патина на поверхности камня говорит все же о достаточной древности. Находки на берегу торфяника наиболее вероятны для сухого борельного периода, когда уровень воды в озере мог приблизительно соответствовать современному уровню торфяника. Находки на более высоких участках и наличие архаических форм орудий, возможно, являются свидетельством и более раннего заселения.

 

    Изучение торфяника в конце XX века. В 1976 году Нижнетагильским отрядом уральского университета под руководством Серикова Ю.Б. и Халяева П.К. была открыта "Третья береговая стоянка". В 1979 – 1980 гт. это памятное место исследовалось этим же отрядом.

    Памятник находится на северо-восточном берегу Горбуновского торфяника в 1,7 км от поселка Чащино. Он занимает плоский каменистый выступ коренного берега высотой 3-4 м. Общая площадь памятника более 200 м2. На стоянке обнаружены культурные остатки 4-х эпох: мезолита, неолита, ранней бронзы и раннего железа.

    Мезолитический комплекс представлен тысячной коллекцией. Она содержит нуклеусы, скребки, ножевидные пластинки, резцы, резчики, острия, трапецию. Имеется в коллекции и маленький фрагмент постоянного вкладышевого наконечника стрелы.

    В конце 70-х и 80-х гг. раскопки на Горбуновском торфянике проводились, но из-за нехватки средств их было очень мало и никаких особенно значительных открытий не произошло. В 90-е годы работа возобновилась и идет полным ходом.

    В 80-е годы был найден археологический памятник, определенный как "Четвертая береговая стоянка", расположенная в зоне строительства автотрассы Свердловск – Серов Пригородного района Свердловской области. Было решено как можно быстрее исследовать эту стоянку, так как по ней проходит часть трассы.

    Археологические раскопки 1990 г., где был и автор, позволили доисследовать жилище № 1 и предвходную площадку у 4-1 береговой стоянки, а также обозначить восточную границу памятника. Исследование окраины стоянки дало небольшой, но интересный материал. По итогам двухлетних работ можно достаточно полно охарактеризовать материальную культуру аятского поселения на берегу Горбуновского торфяника.

    Исследованная яма № 67, расположенная под дном жилища № 1, дала чистый материал мезолитического времени. Это позволит более точно типологически выделить весь ранний комплекс.

    Большой интерес для понимания памятника представляет обработка исследованных в довоенное время "Первой береговой стоянки" и стоянки 4 разреза.

    Новые полевые раскопки памятников Горбуновского торфяника, содержащие материалы этого времени, позволяют дать картину заселения древнего мира на рубеже 3 и 2 тысячелетий до нашей эры.

    В 1991 году шли раскопки 2-1 береговой стоянки. Со времени работы на памятнике Брюсова А. Я. в 1948-1949 гг. он считался однослойным. В 1976 г. после дополнительной разведки Сериковым Ю. Б. была высказана точка зрения о многослойности этой стоянки.

    Результаты исследований Рыжовский О.С. в 1991 г. подтвердили мнение Серикова Ю.Б. Полученный археологический материал относится к 4 различным эпохам: мезолиту, неолиту, ранней бронзе (аятское время), раннему железному веку.

    Большая концентрация мезолитических находок на квадрате F– 3/8 – 10 не исключает возможность существования здесь некоего жилища. Однако это предположение можно будет проверить лишь дальнейшими раскопками.

    Относительно места береговой стоянки в системе археологических памятников Горбуновского торфяника, люди устраивали здесь как базовые лагеря, так и кратковременные стоянки, необходимые им при подвидом охотничье-рыболовном образе жизни. Мезолитические комплексы на 2 береговой стоянке следует рассматривать как кратковременные.

    Подобную ситуацию можно проследить для неолитического аятского времени. Для этих эпох 2 береговую стоянку можно интерпретировать как кратковременную. Не исключено, что на протяжении той или иной эпохи данная стоянка посещалась в течение нескольких раз. Это могла быть связано с хозяйственными или иными потребностями древнего населения. Как бы то ни было, жизнь человека, остановившегося на берегах озера следы своего пребывания, была намного многограннее, нежели о ней можно судить при знакомстве с результатом раскопок.

    Широкую известность Горбуновскому торфянику принесли находки деревянных изделий, которые можно увидеть в городском краеведческом музее, а так же в Государственном Историческом музее в Москве. Работа археологов открыла много интересных страниц в истории нашего города, которому в 2009 году исполнится всего 288 лет. Осталось еще много неразгаданных загадок и тайн из истории допетровского и додемидовского Тагила, да и вообще, из всей истории тагильского края, как до колонизации его первыми русскими поселенцами, так и истории первых русских поселений Урала. Над разрешением некоторых из вопросов будет трудиться еще не одно поколение ученых.

 

 

Главная страница