Жилищная проблема в Нижнем Тагиле в годы Великой Отечественной Войны

    На всем протяжении российской истории XX века жилищная проблема была одной из самых острых. Катаклизмы мировых и гражданской войн, ускоренная урбанизация конца 20-х–30-х гг. и ее продолжение в 50–60-е гг. в совокупности привели к тому, что несколько поколений жителей российского города не знали иного местожительства, кроме землянки, барака, или, в лучшем случае – коммунальной квартиры. Лишь начавшаяся во времена хрущевской "оттепели" своеобразная жилищная революция позволила начать постепенный переход к наделению городской семьи отдельной квартирой.

    Трансформация страны на рубеже XX–XXI вв., сопровождавшаяся резким экономическим спадом и новыми миграционными волнами отрицательно сказалась на всей социальной проблематике Российской Федерации, включая и жилищный вопрос. Найдется ли решение этой проблемы на путях ипотечного кредитования – ответ на этот вопрос даст только будущее. Попытаемся рассмотреть как решалась эта острая проблема в Нижнем Тагиле в тяжелейший период Второй мировой войны.

    К началу 40-х гг. Нижний Тагил едва начал выбираться из жилищного кризиса, порожденного ускоренной "сталинской модернизацией". За 1926-1939 гг. население города увеличилось в 4,1 раза, а жилищный фонд – только в 2,8 раза. В результате обеспеченность жилой площадью на душу населения снизилась с 6,4 до 4,0 м2 [1].

    Начавшаяся война вызвала перемещение огромных масс населения. В ходе двух волн эвакуации (вторая половина 1941 и лето-осень 1942 г.) максимальное количество эвакуированных на Урале дважды достигало цифры в 1,5 млн чел [2]. Нижний Тагил принял по официальным данным 280 тыс. приезжих, в том числе в одном только Дзержинском районе было размещено 70 тыс. чел [3]. В начале 1943 г., когда численность населения достигла максимума, в Нижнем Тагиле проживало по оценке городских властей не менее 420 тыс. чел [4]. Прибытие десятков тысяч эвакуированных превратило проблему жилья в одну из самых жизненно важных.

    Самый простой выход заключался в уплотнении жилищного фонда. Председатель Нижнетагильского исполкома Иван Афанасьевич Непомнящий собирал председателей уличных комитетов, которые в свою очередь уговаривали владельцев частных домов принять у себя эвакуированных. Хотя большинство соглашалось, но были и случаи отказов – далеко не все хотели обременять себя дополнительными заботами. Что касается квартир ведомственного жилья, то с ними было проще. Сверху спускали разнарядку и подселяли в пустующие комнаты или на "излишнюю жилплощадь" [5]. Одновременно из города стали в принудительном порядке выселять "неблагонадежных" (служивших раньше в белой армии, раскулаченных и т. п.), хотя конечно, "освободившегося" таким образом жилья было немного [6].

    Воспоминания Николая Ивановича Манакова рисуют следующую типичную картину: "Жили мы в полукаменном доме на углу улиц Комсомольской и Дзержинского. В квартире, где мы обитали, было четыре комнаты. Одну занимали торговые работники, мать с дочерью, другую – Дурымановы – мать с двумя детьми. В нашей комнате жили четверо – мать, отец, и я с сестрой. Четвертая комната временно пустовала. Во время войны, в начале 1942 г., туда поселили четыре разных семьи. В одном углу жили мать с сыном (армяне), в другом углу муж с женой, оставшуюся площадь занимали два бухгалтера-одиночки. В каждой комнате стояла печь, которую топили дровами или углем. Топливо покупали или выписывали. Крыша в доме была дырявой. Когда начинался дождь, приходилось подставлять тазы и ведра" [7]. Причем тяжело было не только рядовым тагильчанам, но и людям, занимающим высокие посты. Так, семья академика Е. О. Патона из 5 взрослых человек получила комнату в благоустроенном доме. На ночь всю мебель приходилось выставлять в коридор, чтобы разместить там раскладушки и стулья для сна [8].

    Дополнительное вселение в дома новых семей изменило функциональное использование помещений. В кухне, где только готовили пищу и ели в будничные дни, теперь кто-то спал, в общей комнате, где семья собиралась в праздничные и воскресные дни за обедом, временно жила семья эвакуированных и т. п. К концу 1941 года в каждой из 49 тысяч квартир Нижнего Тагила жило не меньше, чем по 2–3 семьи, плотность заселения достигала 2,4 м2 на человека [9].

    Однако одним только подселением было не обойтись. Чтобы получить недостающие места, проводилось интенсивное строительство временных жилищ: каркасно-засыпных бараков и землянок. Для эвакуированных одной только "Вагонки" в спешном порядке были возведены дополнительные рабочие поселки: Новый, Восьмой, Восемь "А", Девятый, Петриковский, Молодежный городок [10]. Подобные городки вырастали в центре города, на Красном Камне, на Вые и Гальянке. Уже за сентябрь 1941 – декабрь 1942 года отдел капитального строительства УВЗ-УТЗ ввел в эксплуатацию 190 каркасно-засыпных бараков и 334 землянки, в которых было расселено 33 тыс. человек. Кроме того, 29 тыс. эвакуированных было распределено по семьям рабочих УВЗ в порядке уплотнения [11]. Всего за 1941–1945 календарные годы на Уральском танковом заводе было введено 23,4 тыс. м2 постоянного жилья и 108,7 тыс. м2 бараков. Тагилстрой-Тагиллаг за тот же период построил 54,3 тыс. м2 только постоянного жилья [12].

    Технология изготовления землянок была очень проста. Отрытую в мерзлой земле траншею разделяли на секции из 4–6 комнат, по 6–8 м2 каждая. Стены и пол обшивали досками, настилали пол, делали деревянные нары, столы, табуреты. Крыша засыпалась землей, наружу выводились дымовые трубы от железных печек, установленных в каждой комнате, где селилась семья из 2–4-х человек. Такие землянки – даже при топившейся круглые сутки печке – все же не спасали от холода, так как уральские морозы доходили до минус 40–45? С [13]. "Устройство на новом месте не заняло много времени. – подчеркивал эвакуированный из Харькова Виктор Антонович Роденко. – Сами построили землянку, установили железную "буржуйку", затопили – дыма полная "комната", но жить можно" [14]. Внутреннее убранство этого жилища составляла "буржуйка" с трубой наружу и различные топчаны, которые использовались и в качестве стола и в качестве кроватей. Как вспоминал Петр Хаймович Котляр, приехавший в Тагил с Московским станкостроительным заводом: "Согреться в них (землянках) можно было только возле горячей печки. Но сначала надо свалить в лесу дерево, притащить его на себе, распилить и расколоть – всем этим приходилось заниматься после двенадцатичасового рабочего дня" [15].

    Не лучше были условия проживания и в бараках. "Выдали ордер на жилье, – вспоминала эвакуированная из Харькова К. И. Шейченко (Печеницына). – Моему отцу, Ивану Семеновичу Шейченко, и семье Абрама Яковлевича Бланка досталась комната в 14 м2 в бараке. В нашей семье шесть человек, у Бланка – четверо. Построили нары: слева – для нас, справа – для соседей. Что делать? Война!" [16]. По воспоминаниям бригадира комсомольско-молодежной фронтовой бригады Марии Наумовны Липовской: "В общежитии... нас было двадцать две в комнате. Девчата приехали из Харькова, Ленинграда, Самарканда, Киева и других городов и деревень... В дощатом, наспех построенном бараке, гулял ветер. Топили сами, но угля не было, а торфом удавалось поддерживать температуру ненамного выше, чем на улице. Чтобы было теплее, мы сдвигали кровати, ложились по двое, навалив на себя матрацы, платки, телогрейки..." [17]. Ей вторит Н. А. Горинов: "Выдали нам наматрасники и наволочки, отвели на дровяной склад, где мы набили их опилками, и поселили в бараки, по 15–20 человек в комнате. В каждом бараке имелся воспитатель, зимой – истопник, обычно из инвалидов. Топить приходилось круглосуточно, так как стены были со щелями и – топи не топи – температура в комнатах минусовая" [18]. Корреспондент городской газеты так описывал ситуацию в барачном фонде металлургов: "В бараке № 6 Новотагильского завода до сих пор не отремонтирована крыша, стекла не вставлены, рамы не замазаны. Очень часто не бывает дров, и поэтому рабочие не имеют возможности приготовить себе пищу… А ведь скоро зима" [19].

    В особенно тяжелом положении находились заключенные Тагиллага и представители депортированных народов. А. А. Шмидт, прибывший в Нижний Тагил 17 февраля 1942 года, в первом эшелоне мобилизованных в трудармию советских немцев, так вспоминал о своем первом жилье. "Поселили нас за колючей проволокой Тагиллага на территории старого кирпичного завода в наскоро сколоченный из сырых неструганных досок сарай. Так появился спецотряд, которому присвоили номер 18-74. В сарае холод, как на улице, зимний ветер заносит в щели снег. Нары трехэтажные, сплошные, из тех же досок, что и стены, без постельных принадлежностей. Спали одетыми, не умывались" [20]. По состоянию на 15 мая 1943 года 37 тысяч заключенных Тагиллага были буквально спрессованы в 103 бараках и 57 землянках, общей площадью всего 55,5 тыс. м2. В расчете на одного заключенного приходилось 1,5 м2 жилья [21].

    Газеты военных лет пестрят мрачными сообщениями. "В большом бараке, разбитом на отдельные комнаты живут молодые рабочие из восьми разных цехов. В комнатах грязно и неуютно. Дощатые стены ссохлись, образовались щели. "Окном не пользуемся, нам и через стенку видно, что делается на улице", – заявляет Иван Иосифович Ишков. Общежитие не оштукатурено, не законопачено. Коммунальщики говорят, что это – дело цехов, а цеха ссылаются на коммунальщиков. Изнутри помещение тоже не радует. Мрачные стены, темные потолки и в тон им месяцами не стиранное постельное белье, грязные одеяла и подушки. "И умываться не хочется, – говорит Михаил Пархоменко, – ну что это за порядки: уборщица моет пол один раз в три дня. Комнат для хранения вещей нет. Раз в месяц снимут постельное белье для стирки и кровати остаются оголенными – смены нет". В комнате живет 25 человек" [22].

    Особенно тяжелые условия складывались в части общежитий, где не было заботы администрации и жильцов об условиях проживания. Даже в 1944 году встречались такие примеры. "В общежитии на улице Тельмана № 34 холодно, хотя дрова имеются. Полы грязные, хотя уборщица обязана их мыть через день. Постельное белье лучше в чистку не давать, так как прачечная возвращает его в более грязном виде, чем оно было до стирки. В коридорах и уборной лампочек нет. Не всегда в общежитии бывает сырая вода, не говоря уже о кипяченой. Если к этим "удобствам" добавить еще что на 5 человек имеется три табурета, то понятно, почему у коменданта никто, кроме клопов, а их достаточное количество, жить не хочет" [23]. "В комнате цеха, где начальник Веретник, – сообщалось в другой корреспонденции, – живут выпускники ремесленного училища из школы ФЗО. Здесь также неуютно, как и в других комнатах общежития. В грязи развелись клопы, и вместо отдыха жильцы вынуждены воевать с ними. Если простыни меняются регулярно, то наволочки не чаще раза в месяц. В комнате рабочих механосборочного цеха постельное белье поменяли один раз за полтора месяца. На двадцать жильцов здесь одна табуретка и одно полотенце [24]. Там же, где жильцы и работники общежитий предпринимали хотя бы минимальные усилия, ситуация выглядела иначе. Вот как описывалось одно из общежитий ФЗО. "В просторной комнате светло, чисто, тепло, аккуратно. Приятно смотреть на аккуратно заправленные новые железные кровати. Каждый живущий здесь имеет полный комплект постельных принадлежностей. На окнах занавески с яркими цветочками, любовно вышитыми девичьими руками" [25].

    Сильное влияние на состояние общежитий оказывали партийные и профсоюзные организации предприятий. Так, во время проведения "недели чистоты" осенью 1942 года все проживающие в общежитиях Уральского танкового завода прошли дезинфекционную обработку и посетили баню. Бараки были промыты и продезинфицированы. Строгая партийная комиссия дважды – в начале "недели чистоты" и после ее завершения – проверила состояние общежитий. Итоги, приведенные в таблице, свидетельствуют об определенных сдвигах.

Таблица 1

    Постепенно строители переходили на более совершенные виды временного жилья. Трест, где начальником был Павлов, в течение 1942 года освоил строительство грунтоблочных щитовых домов. На площадках монтировалась установка для изготовления грунтовых блоков. Глина бралась прямо из котлованов здания, что не требовало затрат на ее транспортировку. Из безобжиговых грунтоблоков сооружались двухэтажные дома. Перегородки этих домов заготавливались в мастерской и представляли собой щиты, сколоченные из реек-отходов лесопиления, залитых алебастровым раствором. Еще одним типом более приспособленного для нужд жителей временного жилья были одноэтажные щитовые дома. Материалом для заполнения щитов являлась шлаковата. Основное преимущество этих домов заключалось в концентрации заготовок всех деталей на механизированном строительном дворе. Это резко ускоряло монтаж зданий. В качестве кровли применялись отходы деревообработки – дрань и пеки [27].

    Структура жилого фонда города в первые два военных года резко ухудшилась. Если в начале 1941 года жилые дома составляли около 55 % обобществленного жилого фонда, а бараки – 44 %, то в начале 1943 года – доля домов уменьшилась до 48 %, бараков – до 43 %, а около 10 % жилого фонда приходилось на временные и приспособленные помещения (клубы, амбары, землянки и т. п.). Лишь к концу войны структура обобществленного жилищного фонда вновь приблизилась к довоенной.

Таблица 2

в 1941–1945 гг. (на начало года) [28]

    Ситуация на части предприятий Нижнего Тагила была еще более тяжелой, чем по городу в целом. Доля бараков на огнеупорном и коксохимическом заводах Нижнего Тагила в конце войны составила 60–70 % всей жилой площади. Так же преимущественно из бараков состоял и жилой фонд Ново-Тагильского металлургического завода. В 1943 г. в бараках проживало более 85 % работников НТМЗ. Причем обеспеченность жильем на этом заводе в 1944 г. составляла всего 1,8 м2 [29].

    Данные таблицы 2 в части, касающейся населенности жилого фонда, вызывают у нас некоторые сомнения, поскольку резко расходятся с данными о численности населения города в военное время. Конечно, кроме жилья местных Советов, предприятий и организаций имелись и частные дома, но к началу 1945 года их площадь составляла около трети общественной. Усиливают недоверие к официальной статистике и некоторые архивные данные. Так, в отчете Нижнетагильского горисполкома за 1943 – первую половину 1944 года прямо говорится, что обеспеченность жилой площадью в Нижнем Тагиле составляет всего 2,24 м2 на человека [30]. Между тем, данные приводимой ниже таблицы рисуют более радужную картину: по обобществленному фонду на начало 1943 г. – 4,11 м2, а на начало 1945 г. – 4,70 м2. Если пересчитать сведения с учетом реальной, а не мнимой обеспеченности, тогда мы выходим на численность городского населения, близкую к 400 тыс. чел [31].

    Весьма низкой оставалась и обеспеченность жилого фонда города элементами благоустройства (см. табл. 3). Согласно отчетам статистического отдела горисполкома по жилфонду примерно десятая часть обобществленного жилья была обеспечена водопроводом, канализацией и центральным отоплением. За годы войны уровень благоустройства жилищного фонда повысился крайне незначительно.

    Следует, впрочем, сразу отметить, что имеются и иные, гораздо менее оптимистичные данные, представлявшиеся горкомхозом и межрайонными бюро по инвентаризации в областные органы статистики, согласно которым центральным отоплением было обеспечено только 6,1 % всего городского жилья, водопроводом – 8,0 %, канализацией – 0,9 % (в том числе обобществленного соответственно 8,1 %, 10,6 % и 1,1 %) [32]. Однозначно оценить, в каком случае статистические органы были более точны, достаточно сложно. Мы можем лишь предполагать, что более "оптимистические" данные – это количество жилья, присоединенного к соответствующим сетям, а более "мрачные" – жилье, где системы водо- и теплоснабжения реально функционировали [33]. В отчете горисполкома 1944 год признавалось, что строительство водопровода не закончено, имеется много недоделок, к сооружению разводящей линии еще не приступили. Строительство городской канализации заморожено. Добавим к этому, что Дзержинский район, поселок рудника имени III Интернационала, Тагилстрой получали воду через сеть промышленного водопровода из загрязненного Тагильского пруда [34].

Таблица 3

Нижнего Тагила в 1941–1945 гг. (на начало года) [35]

    На крупнейших предприятиях города уровень благоустройства жилого фонда превышал общегородские показатели. Так, по сведениям Уральского танкового завода в 1945 году водопроводом и канализацией было оборудовано 16–18% жилья, центральным отоплением – около 10 %. При этом дома постоянного типа были обеспечены водопроводом и канализацией на 31–32 %, теплом – на 16 %, а бараки – лишь на 1,7 % [36].

    Городской жилищный фонд представлял собой как новые, так и построенные много лет назад здания. В целом по городу на 1 января 1945 года площадь жилищ, построенных до конца 1917 года, составляла 26,7 %, в 1918–1928 гг. – 6,4 %, в 1929–1940 гг. – 34,7 % и в 1941–1945 гг. – 32,0 %. Самым старым было жилье, находящееся в ведении городского Совета, Нижнетагильского отделения Свердловской железной дороги и непромышленных государственных учреждений (3/4 введено до революции). Частное жилье на 2/3 состояло из построенного до 1918 года [37].

    Фонд промышленных предприятий, на долю которого приходилось 65 % всего городского жилищного фонда был более новым. 47,1 % его была введена в годы войны, а еще 44,4 % – в течение предвоенных пятилеток. Однако обольщаться этими цифрами не стоит, поскольку именно промышленные предприятия к концу войны сосредоточили у себя 97 % временного и приспособленного городского жилья (бараков, землянок и т. п.) [38].

    Качественный состав жилищного фонда к концу войны можно охарактеризовать следующим образом: Нижний Тагил к концу войны оставался по преимуществу одноэтажным и деревянным. Однако, если сравнить данные конца 1945 года с концом первой пятилетки, то можно увидеть некоторый прогресс. В 1932 году менее 4 % городских домов были каменными, а в победном 1945 году – 17 %. Одноэтажные дома в начале 30-х гг. составляли около 85 % жилого фонда, а трех- и более этажные – всего 0,2 %. В 1945 году эти показатели равнялись соответственно 63 и 7 процентам (см. табл. 4).

    Более детальные (и несколько отличающиеся от сведений московских этнографов) данные горкомхоза на начало 1945 года показывают, что основная часть фонда каменных домов была сосредоточена во владении промышленных предприятий (80,6 %) и городского Совета (11,2 %), у частных же владельцев имелось немногим более 3 % площади каменных домов города. Около трети жилого фонда города приходилось на низкокачественное жилье – землянки, каркасно-засыпные и грунтоблочные бараки – которое было весьма недолговечным. В конце войны из существующих в городе жилых домов площадью 862 тыс. м2 почти половина (400 тыс. м2) подлежала сносу по техническому состоянию. При этом львиная доля такого жилья (97 %) принадлежала промышленным предприятиям [39].

Таблица 4

Жилой фонд Нижнего Тагила по этажности и материалу стен [40]

    Сходные процессы прослеживаются и по жилищному фонду отдельных предприятий. Если перед войной жилищный фонд УВЗ на 50% состоял из каменных и брусковых домов (в том числе 13 % – каменные), то в 1942 году их удельный вес снизился до 36 % (в том числе каменных – около 10 %) [41]. В 1942 году свыше трети всего жилого фонда завода (по другим данным – до 40 %) составляли землянки. Такая ситуация оказалась просто опасной, так как весной 1942 г. большая часть землянок была затоплена грунтовыми водами. Пришлось в авральном порядке отселять и заново устраивать людей. По признанию заводского отчета за 1942 год земляные бараки по существу вовсе не пригодны под жилье (холод, затопляемость грунтовыми водами, постоянная сырость и прочее). Перенаселенность жилого фонда выразилась в крайне низкой обеспеченности работников жилой площадью. В конце 1941 года она составила всего 2,9 м2 на человека, а в конце 1942 г. – 3,4 м2 [42].

    Только в 1944–1945 гг. качественный состав жилищного фонда УТЗ начал улучшаться. За эти два года удельный вес каменных домов на этом заводе вырос почти на 5 %, а землянок сократился на 6 %.

    Война резко ухудшила условия эксплуатации жилья. Перенаселенность, частая смена жильцов, недостаточность средств, выделяемых на ремонт, и другие факторы уже в середине войны стали сказываться на качестве жилья. В особенно тяжелом положении оказались жильцы домов, принадлежащих местному Совету. В одной из корреспонденций 1944 года с характерным названием "Беспризорный дом" рабкор Алексеев сообщал: "Дом № 16 по Тагильской улице раньше принадлежал ЖАКТУ, а сейчас – жилищному управлению райсовета Ленинского района. Но ни старый, ни новый хозяин не проявляют никакой заботы о сохранении дома. Некоторые живут в доме по 15 лет и не помнят, чтобы на протяжении этого времени проводился ремонт. Крыша худая, водосточные трубы пришли в негодность, и дождевая вода размывает стены. Ворота скоро совсем рухнут. Внутреннее состояние жилища ничуть не лучше" [43].

    Только с конца 1943 года жилищная проблема начала смягчаться. Реэвакуация части заводов и выезд их работников привел к сокращению общего числа проживающих. Началось крупномасштабное переселение рабочих тагильских заводов из временного жилфонда в дома улучшенного типа. Количество и площадь землянок значительно уменьшились, началось строительство новых каменных и брусковых домов. В центре города в 1944 г. началось строительство первых многоэтажных домов в 33-м квартале, примыкающем к улице Ленина, а уже в 1945-м первые из них были сланы в эксплуатацию [44]. С 1944 года ряд предприятий города (рудник III Интернационала, Высокогорский железный рудник, Уральский танковый завод) начали строительство шлаконабивных и шлакоблочных домов по типовым проектам, которые затем в рассрочку предоставлялись рабочим. Эти дома были оштукатурены снаружи и изнутри, крыты двускатной или шатровой крышей (преимущественно под шифером). Особенно много таких домов было построено на Новой Кушве, на Вагонке и в поселке Тагилстроя [45].

    В 1943–1945 гг. власти предприняли некоторые усилия по оживлению индивидуального жилищного строительства. Однако в этой области оставалось множество "подводных камней". На Ново-Тагильском заводе в 1943 году денежную ссуду на индивидуальное строительство получили только 45 человек, а начали строить – всего 3 человека [46]. "На заводе, где заместителем председателя завкома тов. Рукавишников, забыли об индивидуальных застройщиках, – сообщал годом позже корреспондент Тагильского рабочего. Товарищам, желающим заниматься строительством жилья, не оказывается надлежащей помощи и поддержки. Товарищи не раз обращались к руководителям завода за помощью, но получали один ответ. Нет материалов, транспорта. Не удивительно, что из 42 человек индивидуальных застройщиков, числившихся в 1943 г., осталось всего лишь 11, но и они прекратили строительство домов [47].

    Наспех сооруженное, лишенное элементарных удобств, крайне низкое в качественном отношении жилье военных лет имело значительно большее количество недостатков, нежели достоинств. Вновь строившиеся бараки зачастую не делились на отдельные помещения. Для экономии площади в них для холостяков просто устраивались нары для сна, нередко в два яруса. Только в середине войны ситуация стала медленно улучшаться. Так в 1944 году во всех тагильских лагерях была завершена ликвидация нарной системы, замененной койками, топчанами и вагонкой [48].

    В землянках бытовых удобств не было. Все бытовые хозяйственные занятия (приготовление еды, стирка, уборка) были очень осложнены для рабочих, живущих в бараках и особенно в землянках. Их быт при этом как бы концентрировался на спальном месте – на кровати, топчане, "раскладушке". Сидя на постели, нередко ели, читали, занимались хозяйственными делами. Это обстоятельство порождало массу острых бытовых проблем.

    За годы войны изменились внешний вид города и жилых кварталов в нем, внутреннее убранство жилья рабочих. Дома не подвергались ремонту и приобрели грязно-серый цвет. Из-за недостатка топлива часто не действовало центральное отопление, и горожане устраивали для обогрева жилья железные печки, знаменитые "буржуйки", с выводом труб через окна на улицу.

    В районах индивидуальной застройки (деревянных одноэтажных домов), где до войны обычно регулярно красили крыши, белили и ремонтировали дома со всеми их хозяйственными постройками, – после ухода значительной части мужского населения на фронт чувствовалось запустение. Чтобы поддерживать в прежней сохранности эти дома, женщины и подростки, заменившие на заводах фронтовиков, не имели ни времени, ни сил, ни средств. Использовавшиеся домашние библиотеки горожан, детские уголки с игрушками и книжками, уголки школьников с письменными столами – все было нарушено в связи с переуплотненностью жилища.

    Война стала временем неимоверных лишений и испытаний для всех россиян. Концентрация массы эвакуированных в Нижнем Тагиле, уже к началу войны вследствие форсированной индустриализации значительно перенаселенном, привела к сильнейшей перегрузке жилищной сферы. Чтобы хоть как-то обеспечить значительно выросшее население крышей над головой пришлось прибегнуть к традиционному способу решения этой проблемы – строительству землянок и бараков. Скученность населения, тяжелейшие бытовые условия сопровождали тагильчан на всем протяжении военного лихолетья.

ПРИМЕЧАНИЯ

    1. Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История развития, перспектива застройки. Нижний Тагил, 1999. С. 26.

    2. Корнилов Г. Е. Уральское село и война (Проблемы демографического развития). Екатеринбург, 1993. С. 98.

    3. Великая Отечественная война. 1941–1945: Энциклопедия. М., 1985. С. 488; Дзержинский район – 98. 65 лет. Нижний Тагил, 1998. С. 2.

    4. НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 47 об. Цифра числа эвакуированных по Нижнему Тагилу вызывает сомнение, поскольку по данным Г. Е. Корнилова, опирающимся на данные центральных статистических органов, в Свердловской области максимальное число эвакуированных в города составляло 393,1 тыс. чел. Таким образом, получается, что в одном только Нижнем Тагиле (население которого в течение войны составляло от 12 до 16 % городского населения области) было размещено свыше 70 % всех эвакуированных. Это явно за гранью здравого смысла. Значительно завышены, по нашему мнению, и оценки населения Нижнего Тагила к концу 1941 г. в 500 или даже более 500 тыс. чел. См. например: Урал – фронту. М., 1985. С. 31; Фахретденова А. Тагильчане-фронту // След на земле. Т. 6. Нижний Тагил, 2004. С. 6.

    5. Литвинова М. Его линия фронта // След на земле. Т. 2. Екатеринбург, 2000. С. 17.

    6. Из списка работников завода № 183 им. Коминтерна, подлежащих увольнению и временному выселению в другие районы области. 10 декабря 1941 г. // Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е – начало 50-х гг. Ч. 2. Нижний Тагил, 1996. С. 102-104.

    7. Архив автора. Воспоминания Н. И. Манакова.

    8. Янтовский З. 1418 дней и ночей. Литературная мозаика // Урал. 1985. № 5. С. 159.

    9. Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е – начало 50-х гг. Нижний Тагил, 1996. С. 8.

    10. Дзержинский район – 98. 65 лет. С. 2.

    11. НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 220. Л. 28-29; Д. 253. Л. 95.

    12. Там же. Ф. 417. Оп. 1. Д. 214. Л. 43; Д. 245. Л. 45; Д. 284. Л. 38; Д. 321. Л. 14; Д. 357. Л. 32; Из акта сдачи-приемки Тагилстроя из системы НКВД СССР в систему Наркомтяжстроя СССР. Апрель 1946 г. // Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920 – начало 1950-х гг. Ч. 2. С. 217, 221.

    13. ХПЗ – Завод имени Малышева. 1895-1995. Краткая история развития. Харьков, 1995. С. 292–293.

    14. Роденко В. А. Преданность делу // Т-34: путь к Победе. Воспоминания танкостроителей и танкистов. 2-е изд. Киев, 1989. С. 125.

    15. Котляр П. Х. Станкозаводцы делают танки // Т-34: путь к победе. С. 151.

    16. Печерицына К. Мое поколение // Горный край. 2000. 6 мая. С. 5.

    17. Липовская М. Н. Молодежь – фронту // Т-34: путь к победе. С. 163.

    18. Горинов И. А. Так начиналась биография // Т-34: путь к победе. С. 168.

    19. Васильев. Улучшить бытовые условия // Тагильский рабочий. 1942. 25 сентября.

    20. Шмидт А. А. Страшный февраль сорок второго // Книга памяти. Екатеринбург, 1994. С. 248.

    21. Кириллов В. М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е – начало 50-х гг. Ч. 2. С. 14–15.

    22. Ларин А. Что случилось, товарищи из завкома? // Тагильский рабочий 1944. 1 сентября.

    23. Тагильский рабочий. 1944. 29 марта.

    24. Ларин А. Что случилось, товарищи из завкома? // Тагильский рабочий. 1944. 1 сентября.

    25. Спивак. Когда общежитие становится домом // Тагильский рабочий. 1944. 29 марта.

    26. НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 272. Л. 81.

    27. Тагильский рабочий. 1943. 4 февраля.

    28. НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 55. Л. 2, 7, 8, 16.

    29. Айрапетов В.Г., Панфилов С.П. Материально-бытовое положение трудящихся черной металлургии Урала (июнь 1941 – 1945) // Из истории социалистического строительства на Урале. Свердловск, 1978. С. 77.

    30. НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 11.

    31. Обобществленный жилой фонд на начало 1943 г. составлял 683 тыс. кв. м., индивидуальный – примерно 203 тыс. м2. Исходя из обеспеченности 2,24 м2 на человека, нетрудно подсчитать, что в городе проживало 395 тыс. человек. Партийные органы имели информацию о том, что на начало 1943 года численность тагильчан достигла 324 тыс. чел., но не вполне ясно учитывался или нет спецконтингент.

    32. НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 55. Л. 13.

    33. Интересно отметить, что авторы известного этнографического исследования о нашем городе (также со ссылкой на отчеты Нижнетагильского городского отдела коммунального хозяйства) сообщают, что "в начале 40-х годов сетью водоснабжения не обслуживалось и 20 % городского населения, а канализацией – всего лишь 5,8 %". См. Крупянская В. Ю., Будина О. Р., Полищук Н. С., Юхнева Н. В. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 15. Поистине распутывать хитросплетения тагильских статистиков военной поры предстоит еще многим историкам.

    34. НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 12.

    35. Там же. Ф. 128. Оп. 1. Д. 55. Л. 16.

    36. Там же. Ф. 417. Оп. 1. Д. 321. Л. 14; Д. 357. Л. 32.

    37. Там же. Ф. 128. Оп. 1. Д. 55. Л. 13.

    38. Рассчитано по: Там же. Ф. 128. Оп. 1. Д. 55. Л. 14.

    39. Там же. Ф. 128. Оп. 1. Д. 55. Л. 14.

    40. Рассчитано по данным: Крупянская В. Ю., Будина О. Р., Полищук Н. С., Юхнева Н. В. Указ. соч. С. 16; Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 232; ГАСО. Ф. 1812. Оп. 1. Д. 20. Л. 132.

    41. НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 217. Л. 4-5; Д. 245. Л. 43.

    42. Там же. Ф. 417. Оп. 1. Д. 246. Л. 46.

    43. Тагильский рабочий. 1944. 3 сентября.

    44. Нижний Тагил. Свердловск, 1961. С. 171, 288.

    45. Крупянская В. Ю., Будина О. Р., Полищук Н. С., Юхнева Н. В. Указ. соч. С. 220, 222.

    46. Айрапетов В. Г., Панфилов С. П. Указ. соч. С. 78.

    47. Тагильский рабочий. 1944. 8 ноября.

    Кириллов Д. Н., Кириллов В. М. Тагиллаг – лагеря смерти (1941–1953 годы) // Книга памяти. Екатеринбург, 1994. С. 48. Вагонка – тип оборудования бараков двухъярусными койками на четыре человека. Каждая пара мест разделена узкой доской, установленной ребром. Ряд таких нар образует подобие купе пассажирского вагона. См.: Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. В 2 ч. М., 1991. Ч. 1. С. 46.

А. В. Ермаков

Главная страница