Вдова Шестакова
Судьбы русских женщин удивительны. Недаром посвятил им свою лиру Николай Некрасов, а наш современник Наум Коржавин выдал такую реминисценцию: "а кони все скачут и скачут, а избы горят и горят".
Дом Шестаковых по ул. Шаминой
Если вести речь об Анне Андреевне Шестаковой, 33-летней вдове, оставшейся после смерти мужа с четырьмя "соплезвонами", старшему из которых было шесть лет, а младшему – чуть больше года, то она хлебнула горюшка с лихвой. Что делать? Как быть? Обычно с потерей кормильца жизненный уровень семьи катастрофически снижался и вскоре доходил до крайней бедности. Вдова с выводком малолетних детей могла рассчитывать только на случайный заработок, не связанный с длительными отлучками из дома. Конечно, как выход, она могла вторично выйти замуж, поскольку была молода и красива, но даже запретила себе думать об этом. Четверо детей – довесок серьезный. Возможно, критическая ситуация сыграла свою роль и еще более укрепила характер Анны Андреевны, чрезвычайно твердый и самостоятельный. Она очень быстро поняла, что рассчитывать может только на свои силы. Не случайно в книге "Самодеятельность", изданной в середине ХIХ века, кто-то подчеркнул следующие строки: "Прогресс народный выражается в сумме трудолюбия, энергии и честности отдельных лиц, а национальный упадок есть следствие их лености, себялюбия и пороков. Самые высокие жизненные цели достигнуты на практике средствами простыми, употреблением обыкновенных человеческих способностей. Фортуну обычно называют слепою, но она не так слепа, как мы сами. Каждому, кто будет всматриваться в практическую жизнь, станет ясно, что счастие по большей части бывает на стороне трудолюбивого человека, успех следует за каждым честным трудом".
Анна Андреевна Шестакова
Подумав серьезно над этим изречением, невольно догадаешься, почему Анна Шестакова встала к фотоаппарату и была верна профессии, полученной от мужа, более 25 лет, пока объективные обстоятельства не вынудили ее оставить это интересное творческое дело. Она продолжала жить в том же доме, фотографировать в том же павильоне. Даже снимки в течение двух-трех лет выдавала на бланках мужа. Старалась изо всех сил не потерять популярности заведения, сохранить высокое качество работы. Но в старом павильоне ей уже было тесновато. Трудно было снимать в нем большие группы людей, да и для подрастающих детей требовалось больше места. В связи с этим в 1907 году Анна Андреевна обратилась к местному торговцу мануфактурой Евлампию Евграфовичу Копылову (дом его и поныне стоит на проспекте Ленина) с просьбой ссудить ее деньгами для постройки собственного дома. Деньги требовались солидные. Ненадежному человеку их бы никто не дал, но А.А .Шестакова была человеком надежным, и Копылов ее кредитовал.
В 1908 году Анна Андреевна все-таки построила свой собственный дом в самом начале Шаминой улицы. Дом большой, двухэтажный, пятистенный. Здесь было и парадное крыльцо, и балкон над ним, и палисадник, и земельный участок для посадки овощей, и крупная вывеска "Фотография", привлекающая к себе внимание. Мастерство, строгость к себе, точность в исполнении заказов увеличивали уважение к Анне Андреевне. Клиентов даже привлекало то, что у аппарата стоит женщина. Все это приносило хороший доход, и уже три года спустя А.А. Шестакова вернула господину Копылову взятую ранее ссуду. Согласитесь, это – здорово!
вместо исчезнувшего десятифигурного памятника Демидову, подающего руку помощи России, появился памятник В.И. Ленину
Но деятельность Анны Андреевны не ограничивалась только съемками в своем ателье. Ее приглашали заказчики из частных домов и из окрестных поселков. Есть свидетельства, что она фотографировала открытие нового цеха в Нижней Салде, пуск уникальной по тому времени электростанции на Нижнетагильском заводе. С ее снимками издавались открытки с видами заводского поселка и его памятниками. С каждым годом объем заказов возрастал. У нее появились самые разнообразные по размерам собственные бланки. Она даже приняла ретушера, что принесло ей в будущем много неприятностей. Вплоть до 1912 года никто с А.А. Шестаковой конкурировать не мог. Электронная версия historyntagil.ru. Равную популярность с ней быстро приобрел приехавший в поселок Василий Вишняков, но он, к сожалению, в 1920 году умер от тифа.
Мировая, а затем Гражданская войны повлекли за собой развал всей промышленности России. Огромные потери трудовых ресурсов (не менее 13 миллионов человек), голод, в том числе на Урале, не способствовали техническому прогрессу.
До фотографии ли было дело? Прекратились поставки качественных материалов. Для того чтобы приобрести пластинку, фотограф должен был сдать старые негативы, изображения с которых смывались, а стекло использовалось для изготовления кустарным способом новых, весьма низкого качества. В итоге огромное количество фотодокументов эпохи кануло в небытие. А потом свистопляска между белыми и красными тоже давала о себе знать, да еще как. В 1918-1919 гг. власть в Тагиле принадлежала колчаковцам. С лета 1919-го уже "боговали" красные, а ателье Шестаковой посещали и те, и другие. Потому реквизиции и аресты стали привычным атрибутом жизни. Представители советской власти, например, с недоверием относились к Анне Андреевне, потому что она фотографировала "беляков". Однажды чекисты даже произвели у нее в доме обыск – искали золото. И хотя золота не нашли, но на всякий случай А.А. Шестакову несколько недель продержали в тюрьме.
О многих бедах тех лет она предпочитала умалчивать. Но ведь она была фотографом и кое-что о ее жизни говорят красноречивые снимки. На одном из них – пустой павильон, железная "буржуйка" на полу. Здесь же – "безработные" живые "аксессуары" – собаки и кошки, которые иногда использовались при съемке. И при этом – нет заказчиков и жить очень плохо, не сыто и тяжело. Поразительно, как Анне Андреевне, несмотря на огромные трудности, удалось выстоять и сохранить детей? Правда, не всех. Старший сын, Леонид, был мобилизован в армию Колчака. Говорят, что он умер от тифа в 1919 году при отступлении колчаковцев. Но так ли это было в действительности, мы не знаем. Время тогда не располагало к особой откровенности.
Между тем, надо было жить. Иногда приходили заказчики. Стремясь к экономному расходованию крупноформатных пластинок, Анна Андреевна старалась использовать их по частям. И если оставалась незанятой четвертушка или восьмушка пластинки, фотографировала себя и семью. Таким образом, она оставила много изображений, дающих представление о ее жизни в те тяжелые годы. На одном снимке Анна Андреевна читает детям книгу, на другом она – последствие тифа – острижена "под ноль". Имеется много автопортретов, на которых она отрабатывает световое или композиционное решение снимка. И всегда ее выражение лица при этом – серьезно. Это обстоятельство заставило нас спросить П.К. Шиленко, мужа ее внучки, была ли она суровым и неулыбчивым человеком. "Что вы? – удивился вопросу Павел Карпович. – Она была очень жизнерадостна, любила книги, читала наизусть множество стихов Блока и Некрасова. В доме имелись журналы "Нива", "Родина", литературные приложения к ним, даже несколько томов "Истории дипломатии" и книга "Жизнь животных Брэма". Но сама реальная жизнь давала мало поводов для веселья. Помню, в самом конце 50-х годов на одном из наших семейных собраний Анна Андреевна вдруг стала рассказывать нам о своей жизни, но не смогла, расплакалась и ушла".
Однако в начале двадцатых годов А.А. Шестакова еще активный фотограф. Ведь наступил НЭП – новая экономическая политика, и промышленность несколько оживилась. Вновь появились фотоматериалы, хоть и не такого качества, как раньше. Пошли и заказы на портреты, группы, медальонные композиции. Добавляли работы и новые невиданные события, которые приходилось снимать. Так, невдалеке от дома Шестаковой вместо исчезнувшего десятифигурного памятника Демидову, подающего руку помощи России, появился памятник В.И. Ленину. С высоты земного шара он протягивал руку рабочим завода. Что он у них просил, даже сейчас угадать трудно, но не давал – точно. А вокруг Ленина закружилась жизнь и хороводы взрослых и детей из каких-то октябрят и пионеров отряда имени какой-то Розы Люксембург. Кто она такая? Никто толком не знал. Умолкли колокола на стоящем рядом храме, кресты с него сброшены, вместо них полощутся кроваво-красные флаги. А в руках у взрослых картонные копии лобовых частей паровозов с лозунгами: "Миллионами детских рук поможем построить социализм!", "В коммуне остановка!", "На ликвидацию прорывов! Вперед!" Что там у них прорвалось? Уж не наша ли нынешняя коммунальная реформа, как дежавю из будущего?! Семилетний Лева Смольников (будущий доктор наук, профессор) вспоминал: "Взрослые что-то кричали с трибуны, что – не разобрать, но было весело…". До сих пор это веселье дает о себе знать, когда нынешняя власть придумывает новые скороспелые призывы. Хорошо только олигархам. Они под шумок ловят своего денежного лосося и премного довольны.
Но вернемся к А.А. Шестаковой. Ей уже за пятьдесят, и ей многое непонятно. Она фотографирует и эти хороводы, и автора памятника Ленину учителя Алексея Фролова, и разные картины нашей жизни тех лет, а сердце тревожит нехорошее предчувствие. И правда, НЭП уже идет к концу. В конце двадцатых в городе начинается бурное промышленное строительство и в Тагил приезжают десятки и сотни специалистов, в том числе иностранных. Их не поселишь в бараки для спецпереселенцев, похожих на загоны скота. Поэтому власти зорко присматриваются к частным домам: делить – не строить. В список зданий, пригодных для размещения иностранцев, включают и дом Шестаковых. Теперь надо заставить продать гордую хозяйку свое жилище или вообще выселить семейство куда-нибудь. Предлог для этого отыскать не трудно. А чтобы человек не обижался, следует его пригнуть. Так в 1929 году Анну Андреевну лишают избирательных прав. В развешанных по городу списках "лишенцев" значится и ее фамилия. Формальный повод для этого – "использование наемного труда" (помните ретушера, о котором мы упоминали?).
Теперь госпожа Шестакова признана эксплуататором. Она пишет в разные инстанции письма, пытаясь доказать, что в последние годы работает самостоятельно, да и раньше ее труд был преобладающим, а ретушера – вспомогательным, однако ее ходатайства остаются без удовлетворения. Кроме конфискации дома, ей грозит еще и потеря права на пенсию. Дважды она ищет защиты у "всесоюзного старосты" Калинина, но до того ли ему. Дом ее вынуждают продать за копейки, в него поселяются американские специалисты. Ныне на месте этого дома – магазин "Трикотаж" по адресу: ул. Карла Маркса, 1. А решение ВЦИК о восстановлении прав гражданки Шестаковой приходит уже на новый адрес: Высоковская (Первомайская), дом №1. Здесь она проживет еще почти тридцать лет и здесь же в 1932 году в пожаре погибнут все сохраняемые ею наиболее ценные негативы.
Непосильные налоги на частную деятельность вынуждают Анну Андреевну перейти на работу в артель, туда же передается и большая часть ее оборудования. Но долго работать в артели она не смогла. Время авторской фотографии закончилось, начиналось время фотоснимка, сделанного безликим артельщиком. Воспользовавшись восстановлением своих прав, А.А. Шестакова вышла на пенсию. Итак, проработав фотографом более 25 лет – больше, чем кто-либо другой в Нижнем Тагиле, она простилась со своей профессией навсегда. Умерла Анна Андреевна в ноябре 1964 года на 92-м году жизни. Месяца за два до смерти она сожгла все бумаги из своей личной шкатулки. Огню были преданы ее письма, открытки и снимки. Может быть, самое дорогое и сокровенное для нее. Похоронена А.А. Шестакова в самом глухом уголке Центрального городского кладбища. На снимке памятника мы видим молодую стройную женщину у большого фотоаппарата.