Любопытствующие иноземцы и "опасные бороды"

    "Вот уже три столетия Урал олицетворяет индустриальную мощь Российского государства!" Эта фраза непрерывно и в сотнях вариантов звучала в течение всего 2001 г., когда промышленность края отмечала 300-летие пуска первых доменных заводов. И действительно, цифры, демонстрирующие объёмы добытых руд, выплавленных металлов, построенных машин, способны поразить самых стойких скептиков. Однако зададим себе наивный вопрос: а что лежит в основе этой индустриальной мощи, что является её сердцем и движущей силой? И, если отвечать на него абсолютно честно и последовательно, мы неизбежно придём к выводу: промышленность – это относительно небольшая группа высококвалифицированных мастеров, техников и инженеров, способных воспринимать чужой опыт и создавать свои новые и оригинальные машины и технологии. Есть такая группа людей: с их появлением возникнут на голом месте заводы и будут обучены массы новых рабочих. Исчезнут специалисты – и самые лучшие заводы встанут за пару лет или даже месяцев.

    К немалой чести уральских заводовладельцев XVIII в., они сумели за относительно короткий срок – каких-то полвека! – собрать, обучить или нанять должное количество специалистов: металлургов, горняков и механиков. И уже с конца XVIII в. для уральских горнозаводчиков не было секретов на западноевропейских предприятиях, а их собственные заводы стали предметом особого внимания европейских инженеров, политиков и военных.

    Сегодня подобный "взаимный интерес" называется промышленный шпионаж и карается немалыми тюремными сроками, да и в XIX в. это дело отнюдь не приветствовалось. Впрочем, что было, то было: история в значительной степени выше наших моральных оценок, её можно принимать лишь такой, какой она уже состоялась. Отметим лишь одно – способность при самом беглом осмотре понять принцип действия машины и затем воспроизвести её у себя дома в усовершенствованном виде свидетельствует о высочайшем профессионализме уральских механиков и инженеров. А попытки западных специалистов выведать отечественные секреты лучше любых патентов доказывают российский приоритет в некоторых областях технологического развития.

    История взаимного промышленного шпионажа в XIX в. ещё ждёт своего исследователя, мы же приведём лишь несколько примеров, впрочем, весьма типичных.

* * *

    Скрывать свои достижения от любопытствующих иностранцев уральским заводам было очень затруднительно – слишком много чужеземных мастеров здесь работало, а обойтись без них было невозможно. И, разумеется, возвращаясь домой, шведские, французские или британские специалисты отнюдь не скрывали того, что видели. Достаточно вспомнить книгу шведского инженера Норберга, три с половиной года служившего на Урале, в которой подробно описывались опыты доменной плавки 1794 г. на Нижнетагильском заводе с применением цилиндрических воздуходувок. Кстати, тот же Норберг сообщает, что в 1796 г. по русским образцам была выстроена доменная печь в Силезии. Или другой пример: сочинения французского учёного Ф.Лепле. В 1830–1840-х гг. он несколько раз посещал Россию и, сотрудничая с А.Н.Демидовым, имел возможность очень подробно изучить заводское хозяйство. Невозможно доказать какой-либо "шпионский" умысел в деятельности Норберга или Лепле, однако, по свидетельству работавшего во французских архивах российского историка Д.Ю.Гузевича, материалы Лепле перед началом Крымской войны самым внимательным образом изучались в военном ведомстве Франции.

    А вот ещё одно весьма занимательное событие того же времени. В начале 1849 г. Горный и Военный департаменты пригласили для работы на Урале английского мастера или, как он сам себя называл, "художника" Тальбота, а также его помощника и переводчика Броуна. Согласно контракту Тальбот в течение пяти лет должен был ввести на горном Камско-Воткинском и оружейном Ижевском заводах новый вариант пудлинговой технологии получения железа и построить все необходимые печи и устройства для машинной заварки ружейных стволов. Затем предстояло обучить русских рабочих пользоваться всем этим оборудованием. Высокая квалификации Тальбота была хорошо известна: ранее он пять лет успешно работал на Сестрорецком заводе, где проявил себя очень хорошо и действительно применил машины для заварки стволов.

    В Камско-Воткинский завод Тальбот и Броун прибыли только 9 декабря 1849 г. и, не слишком торопясь, приступили к проектированию новых фабрик. Дело весьма задерживалось из-за полного незнания Тальботом русского языка. Прожив в России в общей сложности 10 лет, он всю служебную переписку вёл только на английском.

    Не построив ни одной машины и даже не начертив ни одной линии, Тальбот потребовал предоставить ему возможность осмотреть все уральские казённые (т.е. по существу, оборонные) доменные заводы, прежде всего Кушвинский, Верхне-Туринский и Каменский. Обосновывалось это необходимостью изучения качеств чугуна и выбора наиболее подходящего для выработки оружейного железа. Между тем на Камско-Воткинском заводе имелись все образцы передельного чугуна, так что никакой надобности в длительных поездках не было. Однако Тальбот продолжал настаивать. В имеющихся в нашем распоряжении документах нет точных сведений, удалось ли Тальботу осуществить своё намерение, но достоверно известно, что посмотреть на перечисленных заводах было на что. На Верхне-Туринском заводе еще в 1830-х гг. при технологической помощи специалистов шведского Фингпонгского завода была введена выплавка отличного чугуна для крепостных и корабельных пушек большого калибра. На Каменском заводе в 1850–1851 гг. (т.е. уже во время пребывания Тальбота на Урале) успешно осваивалась технология отливки чугунных пушек с гладкой наружной поверхностью, что увеличивало их прочность и сокращало трудоёмкость обработки. Но одновременно даже самого беглого осмотра этих заводов было достаточно для того, чтобы определить низкую их производительность. И действительно, крепости, оснащавшиеся уральскими пушками (в том числе черноморские), страдали от значительной нехватки вооружений. В том же Севастополе перед Крымской войной вместо 887 по штату имелось 610 орудий, из них только 28 новейших бомбических.

    Нет никаких документов, доказывающих причастность Тальбота или другого англичанина к военно-промышленному шпионажу, зато хорошо известно, что соединённые англо-французско-турецкие войска и флоты нанесли удар именно по слабо вооруженным черноморским крепостям, зато на Балтике британский флот ограничился демонстрационными действиями и к штурму укреплений Кронштадта даже не приступал. Еще бы – ведь последние вооружались мощным Александровским пушечнолитейным заводом близлежащего Олонецкого горного округа, где также работали в немалом числе английские специалисты.

    А что же с машинной заваркой ружейных стволов? За несколько лет Тальбот к ней даже не приступил. Зато успел "раскритиковать" все имеющиеся цеха и оборудование и добиться их сноса. В итоге к началу Крымской войны Камско-Воткинский и Ижевский заводы оказались в "интересном" положении: старое разобрано, строительство нового ещё и не начиналось; после чего с Тальботом было решено расстаться. Вполне возможно, что всё вышесказанное – просто совпадения, но, согласитесь, очень интересные совпадения.

    А вот в истории, раскопанной в архивах США американским профессором Дж.Биером и его учеником П.О'Даудом, никаких случайностей и совпадений нет. Где-то в середине 1820-х гг. сенсацией на британском и американском рынках металлов стало уральское листовое железо. Конечно, в благоустроенной Европе умели катать листовой металл, но вот добиться таких же антикоррозийных свойств и пластичности, какими обладали русские листы, никому не удавалось. В непродолжительном времени выяснилось, что уральский железный лист идеально подходит не только для печных труб и покрытия домов, но и для обшивки котлов локомотивов. Поэтому бурное железнодорожное строительство в Америке сопровождалось значительными закупками уральского листового железа. На эти цели в течение 1830–1890-х гг. ежегодно расходовалось в среднем 500 тысяч долларов – сумма по тем временам более чем солидная. И, разумеется, непрерывно предпринимались попытки ознакомиться с уральской технологией и перенести её в Америку. Уже в 1833 г. правление Института Франклина в Филадельфии объявило о вручении денежной премии любому жителю США, кто сможет производить "равное русскому" железо.

    Однако вплоть до 1860-x гг. британские и американские специалисты не смогли не только "позаимствовать" уральскую технологию производства листового железа, но и даже получить её описание. Профессор Дж.Биер отмечает в своей статье: "... в течение долгого времени все британские и американские наблюдатели чувствовали, что не только их незнание русского языка или неэффективность царской бюрократии не давали им получить искомую информацию". Как мы покажем ниже, это чувство не обманывало иностранцев. Подробности технологии действительно были засекречены. Хотя, конечно, степень секретности не имела ничего общего с измышлениями американских журналистов, сочинявших истории о секретных укреплённых городах-заводах на Урале, где местных рабочих убивали за попытку выйти за пределы крепостных стен и рассказать о тайнах горнозаводчиков. Любопытствующие иностранцы, по мнению журналистов, в случае контакта с рабочими также уничтожались.

    Первое описание уральского способа выделки листового железа появилось в Англии только в 1864 г., но оно оказалось явно недостаточным для воспроизведения технологии. В 1870-х гг. с откровенно шпионскими целями проникли на Урал ещё несколько американцев. И только последнему из них – Ч. Гилпину – удалось собрать всю необходимую информацию. Гилпин, кстати, опасался не столько недоброжелательного отношения русских заводчиков, сколько американских и британских продавцов русского металла, заинтересованных в продолжении экспорта (не они ли и подсказали журналистам "страшные" истории об убийстве любопытных?). Так или иначе, Гилпин сумел получить пакет рекомендательных писем, позволивший ему посетить лучшие листопрокатные заводы Урала. И только здесь опытным взглядом специалиста Гилпин смог отметить тончайшие нюансы процессов и манипуляций рабочих, которые никогда не попадали в письменные отчёты. В итоге в первой половине 1880-x гг. оплатившая поездку Гилпина в Россию американская фирма "W. Dewees Wood" сначала воспроизвела, а затем даже усовершенствовала уральскую технологию, получив листовой металл отличного качества. Впрочем, этот триумф американского промышленного шпионажа продолжался недолго: в 1890-х гг. появились новые сорта дешёвой стали, с успехом заменяющей листовое железо, по крайней мере, в паровозостроении.

* * *

    Впрочем, не будем особенно обижаться на иностранных промышленных шпионов – наши уральские доморощенные металлурги и механики, степенные, бородатые и солидные, вели себя не менее агрессивно как по отношению к иноземным промышленным секретам, так и по отношению к собственным соседям.

    Шпионские истории по поводу всё того же листопрокатного дела начались задолго до выхода уральского листового железа на западные рынки. Хотя прокат листового железа был освоен на Урале еще в XVIII в., наиболее совершенный "экспортный" вариант данной технологии был создан в самом начале 1800-x гг. на Верх-Исетских заводах местным приказчиком Г.Зотовым. Однако получить "привилегию" (т.е. патент) на усовершенствования Зотова владельцам Верх-Исетских заводов не удалось из-за противодействия других уральских заводчиков, прежде всего Н.Н. Демидова. Не помогло даже вмешательство Екатеринбургского горного начальника И. Германа, лично засвидетельствовавшего новизну зотовской технологии.

    Помешать-то помешали, но хотелось бы ещё и заполучить новый способ для своих заводов. Яковлевы же добровольно делиться секретами отнюдь не собирались. Когда в 1803 г. приказчики Пожевского завода В.А.Всеволожского командировали на Верх-Исетский завод несколько своих мастеров-прокатчиков для изучения и снятия чертежей с листопрокатного стана, то в прокатный цех их не пустили. "Заводчика Яковлева приказчик Зотов мастеров наших от посмотрения машин для листового железа отвёл под предлогом страдного времени". В ответ были посланы другие рабочие Пожевского завода, но уже под видом вольнонаёмных. Им удалось поступить на работу на Верх-Исетский завод и добраться до секретного прокатного стана. А приказчика Зотова, чтобы не мешал, в дальнейшем просто подкупили.

    Другая "шпионская" история случилась на Нейво-Рудянском заводе того же Верх-Исетского округа в 1817 г. В доме заводского крепостного рабочего Павла Лукина был арестован его сын Мартемьян Лукин. Человек это был весьма лихой: в 1812 г. он попался на краже меди и в качестве наказания был отдан в рекруты на казённые Гороблагодатские заводы, однако и там не задержался: бежал, прошёл весь Урал и осел в казённом же Златоустовском горном округе. При этом Мартемьян Лукин умудрился избежать наказания за побег: Златоустовские заводы только что перешли в руки государства и остро нуждались в квалифицированных мастерах. Побег задним числом оформили как перевод из одного округа в другой. На новом месте Лукин быстро достиг престижного поста уставщика прокатного производства.

    В отчий дом Лукин прибыл якобы для того, чтобы забрать свою семью. Но это было лишь одной из причин: в бумагах, которые были найдены при нём во время ареста, было и наставление Златоустовской заводской конторы. В нём прямо предписывалось: "...по приезде в означенные заводы сделать заводскому действию замечание, какое ты для здешних [заводов] найдешь полезным, в особенности плющильного стана, дощатой плющильной печи [предназначенной для нагревания листов перед прокатом] и прочего...".

    За дело Мартемьян Лукин принялся с усердием; в рапорте заводского исправника об этом сообщается так: "... будучи в Нейвинско-Рудянском [заводе] в доме отца его, зазвав чрез оного мастерового Верх-Нейвинского завода Дмитрия Попова, работающего по производству лужения жести, и, домогаясь узнать секрет оного, поил вином, соглашал того Попова с собою к побегу, не именовал куда, назначил только что за 800 верст". Неудачного шпиона отпустили в Златоуст – начальство Златоустовских заводов отказалось его наказывать с формулировкой примерно такой: за усердие не карают. Тем дело и завершилось.

    Необходимо добавить, что, как правило, промышленным шпионажем занимались отнюдь не отпетые злодеи, а обычные, солидные и почтенные люди. К примеру, такие, как знаменитые механики Черепановы – создатели первого в России паровоза.

    В начале 1814 г. директор Нижнетагильских заводов М.Д. Данилов жаловался в письме Н.Н. Демидову: "Конечно, и в Сибири есть такое заведение [по выделке проволоки] на заводах Алексея Ивановича г-на Яковлева, но там оно под секретом, и никак не согласятся показать его кому бы то ни было". Однако проходит всего несколько месяцев, и заводчик получает уже радостный рапорт: "Алексей Черепанов [мало известный широкой публике и рано умерший брат Е.А.Черепанова] сказывал, что по письму г. Маресева московский купец Стариков рекомендательных писем к управляющим заводами г. Баташова не дал, однако ж он был на заводах... Заметил... проволочную фабрику, которую он говорит, что в состоянии построить...".

    Выполнить своё обещание построить проволочную фабрику по образцу баташовской А.Черепанов не успел, хотя к 1816 г. всё необходимое оборудование было изготовлено и установлено на Висимо-Уткинском заводе. После смерти А.Черепанова его дело завершал приказчик П.Фёдоров.

    Интереснейшая история произошла с братом Алексея – Ефимом Черепановым. В 1821 г. он был послан в Англию с целью выяснить причины падения спроса на тагильское железо, а также для ознакомления с лучшими британскими заводами. Отправляясь в путь, тагильский механик имел при себе весьма примечательное рекомендательное письмо на имя демидовского комиссионера и финансового агента в Англии Эдуарда Спенса. Познакомимся с этим документом более внимательно:

    "Его благородию Эдуарду Спенсу, Гулль.

    СПБ., 12 июня 1821 г.

    Податель сего, мастеровой железоделательных заводов е. пр-ва [Его Превосходительства], рекомендуется вашему любезному вниманию. Мы [Петербургская контора Демидова] не сомневаемся, что е. пр-во недавно писал вам и дал подробные инструкции касательно его поездки в вашу страну.

    Однако в случае, если вы не получили каких-либо инструкций, считаем необходимым уведомить вас о нижеследующем: Его пр-во желает, чтобы Черепанов осматривал в особенности железоделательные заводы и рудники вашей страны, а потому будьте любезны оказать ему всяческое содействие в осмотре этих предприятий. Его пр-во уверен, что в силу наших взаимных связей, вы не скроете от Черепанова необходимых предприятий...".

    Англия встретила Е.А.Черепанова крайне неприветливо, что, пожалуй, было и справедливо. В местных газетах его объявили шпионом, не особенно даже подыскивая доказательства. Единственной уликой была длинная чёрная борода и вообще подозрительная внешность. Спенс не замедлил сообщить в петербургскую контору: "Его приняли за шпиона, и я боюсь, что его подозрительная внешность и эта публикация, которую прочтут во многих промышленных районах, может помешать ему получить доступ на многие достопримечательные и важные заводы". Так и получилось. Когда Черепанов 3 августа приехал в Манчестер, к нему отнеслись неприязненно и несколько дней не пускали на фабрики.

    Н.Н. Демидов был вне себя от ярости, обозвал газетчиков "уродами" и даже заподозрил, что газетную публикацию организовал сам Спенс. В предписании петербургской конторе заводчик заявил: Спенс "...интригует для того, чтобы более выставить своё усердие, что... он усердием своим для меня поставил Черепанову случай видеть тамошние машины". Прав был Демидов или нет, неизвестно; ясно одно – Черепанов действительно был промышленным шпионом, хотя, возможно, и сам об этом не подозревал.

    Так или иначе, Спенс снабдил Черепанова и сопровождавшего его в качестве переводчика П.Колтунова множеством рекомендательных писем и отправил в поездку по заводам. В течение двух месяцев они побывали на предприятиях Гулля, Лидса, Брэдфорда, Галифакса, Шеффилда, Бирмингема и Лондона. Несмотря на все препятствия, Черепанов увидел и внимательнейшим образом изучил очень многое.

    И в завершение этого сюжета одна важная и многое объясняющая деталь. Уже в Нижнем Тагиле Черепанов с огромным удивлением узнал, что его поездка обошлась Демидову в гигантскую по тем временам сумму – 9 тысяч полновесных серебряных рублей. В одном из донесений заводовладельцу Черепанов писал: "Я... до крайности удивился и теперь не понимаю, на какие расходы такая сумма употреблена, и через кого именно, поелику я никаких расходов сам собою не производил, содержание же моё было обыкновенное. Равно и вояж в Англию и обратно составляет кошт незначительный. Но куда употреблена такая сумма, мне неизвестно. И даже того не знаю, кто дал за меня отчет в. пр-ву. Если я не ошибаюсь, то сомневаюсь в оном".

    Н.Н. Демидов пометил между строк донесения: "Отчёт дал банкир", т.е. Э.Спенс. Можно только предполагать, как были израсходованы деньги, не исключено, что Спенс их просто присвоил. Но столь же вероятно, что они были истрачены на взятки должностным лицам, которые, невзирая на газетные предупреждения, допускали Черепанова на заводы и фабрики. И в этом случае становится понятной другая помета Демидова: "Я в них [т.е. расходах] не сомневаюсь".

    Услугами Спенса пользовался позднее и сын Е.А. Черепанова М.Е. Черепанов. В 1833 г. он был направлен в Англию для того, чтобы изучить там "...выделку полосного железа посредством катальных валов... томление и плавку стали на тамошний манер, различной конструкции паровые машины, токарные и другие станы, обжиг и плавку железных руд". Именно в ходе данной поездки М.Е. Черепанов имел возможность наблюдать в действии английские паровозы, что в немалой степени помогло ему построить собственный, первый в России паровоз.

    Отлично подготовленные демидовские механики, где бы ни были, мгновенно схватывали всё новое и полезное для своих предприятий. Почти каждая поездка по русским или зарубежным заводам приводила к появлению в Нижнетагильском округе новых техники и технологий. Так что бороды Алексея, Ефима, Мирона Черепановых были действительно опасны для конкурентов.

    Остаётся лишь добавить, что практика "заимствования" чужих технологий сочеталась на уральских заводах с непрерывными усилиями засекретить собственные достижения. Весьма показательно распоряжение Главного Управления Нижнетагильских заводов от 27 сентября 1839 г.: "Управление... признало по некоторым причинам нужным предписать всем частным конторам и должностным лицам, в ведении коих находятся заводские или другие устройства и машины, чтобы они впредь отнюдь без разрешения его никому из посещающих Нижнетагильские заводы постороннего ведомства лиц не дозволяли им осматривать, а тем паче оказывать какое-либо содействие к снятию с того и другого планов или чертежей, или выдавать таковые готовые... В противном случае... с виновных взыщется примерным образом".

    Вот так, какое время – такие и песни. Впрочем, время это опять вернулось в России: как и в XIX в., наши заводы нуждаются в новейших иностранных технологиях и имеют что таить от конкурентов.

Источники и литература:

    1. Биер Дж. Производство листового железа (русский стиль) в Америке XIX века // Россия и Западная Европа: взаимодействие индустриальных культур. 1700–1950 гг. Материалы международной конференции. Нижний Тагил, 15–18 августа 1996 г. Екатеринбург, 1996. Т. 1. С. 90–94.

    2. Виргинский B.C. Жизнь и деятельность русских механиков Черепановых. М., 1956.

    3. Казанцев П.М. На старом уральском заводе. Пермь, 1966.

    4. Кафенгауз Б.Б. История хозяйства Демидовых в XVIII–XIX вв. М.; Л., 1949.

    5. Устьянцев С.В. Очерки истории русской промышленной разведки. XIX век. Екатеринбург, 1994.

    6. Устьянцев С.В. Уральская сталь в обороне страны // Опыт прошлого в настоящем: Доклады Международного конгресса "300 лет уральской металлургии". Нижний Тагил, 4 октября 2001 г. Нижний Тагил, 2001. С. 132–165.

    7. Российский государственный архив древних актов. Ф. 1267, 8.

    8. Государственный архив Свердловской области. Ф. 24, 43, 72, 622, 643.

Сергей Устьянцев, кандидат исторических наук, научный редактор отдела по связям с общественностью ОАО "НПК "Уралвагонзавод им. Ф.Э. Дзержинского". г. Нижний Тагил.

Оригинал статьи в журнале "Веси"

Главная страница