Непокорная броня: тагильская металлургия в биографии секретаря ЦК КПСС Аверкия Аристова*

    Ранним воскресным утром 22 июня 1941 г. секретарь Свердловского обкома ВКП(б) по чёрной металлургии Аверкий Борисович Аристов возвращался из Нижнего Тагила в областной центр. Несколько дней он провёл на Новотагильском металлургическом заводе за изучением планов дальнейшего развития основного производства.

    В июне 1941 г. Новотагильский завод представлял собой крупное современное предприятие в составе двух доменных и двух мартеновских печей, бандажепрокатного стана. Из вспомогательных цехов к тому времени действовали железнодорожный, ТЭЦ, временный литейный, сетей и подстанций, газовый. В планах на 1941 г. были завершение строительства и пуск третьего мартена, возведение колёсопрокатного и механического цехов, развёртывание строительства следующего этапа основных металлургических производств – блюминга и первого мартеновского цеха. В первую очередь Аристова беспокоила незавершённость металлургического цикла на НТМЗ: завод плавил чугун, начал давать сталь, но кроме железнодорожных бандажей проката ещё не выпускал¹.

    Машину секретаря обкома, как ни старался шофёр, то и дело подбрасывало на колдобинах. "В голове роились цифры, обрывки бесед, не связанные друг с другом мысли, которым предстояло стать тезисами доклада на заседании бюро обкома, как обычно, во вторник", – вспоминал позднее Аристов. По дороге встречались многочисленные отдыхающие, спешившие воспользоваться тёплым солнечным днём короткого уральского лета².

    На берегу озера Балтым, что чуть севернее Свердловска, на обкомовских дачах отдыхала и семья Аверкия Борисовича. Младшему из троих сыновей, Анатолию, только что исполнился год. Аристов планировал провести этот единственный выходной день в кругу семьи. Дачи располагались как раз вблизи тагильского тракта. К ним, не заезжая в Свердловск, свернула обкомовская машина.

    По дачам к тому времени уже разнеслись известия о событиях последних часов. Из дома навстречу вышедшему из машины отцу выбежал старший сын Геральд. От сына секретарь обкома впервые услышал страшную новость. Эта минута запечатлелась в его памяти на всю жизнь. "Гера прокричал испуганно: Папа, война! – вспоминал Аверкий Борисович. – Как ни готов я был когда-нибудь услышать это, известие меня потрясло. В голове пронеслось, отдалось тревогой на сердце: "Не успели!.. " Ни с Тагилом, ни со вторыми путями. Портфель с расчётами по Тагилу показался лишним. И ещё вспомнились недавно встреченные дорогой рабочие. Ничего не знают, веселятся… Захотелось вернуться, сообщить им страшную весть"³.

    Аверкий Борисович тогда не знал, что скоро ему предстоит вновь выехать в Нижний Тагил. Но на этот раз – надолго и с крайне ответственной миссией, от выполнения которой во многом зависела его дальнейшая судьба…

    С первых часов войны аппарат и руководство обкома партии погрузились в чрезвычайно напряжённую работу. Многочисленные инициативы, возникавшие на местах, заводах и фабриках, требовали согласования с партийными инстанциями. На фронт уходили многие ответственные работники партийно-государственных и административно-хозяйственных структур. Секретари обкома не успевали разбираться во всех кадровых изменениях, подбирать замену ушедшим.

    В кабинете Аристова не смолкали телефонные звонки, порой приходилось вести переговоры сразу по двум телефонам. Одних посетителей сменяли другие.

    В одну из таких сверхнапряжённых минут позвонил В.М.Андрианов и сказал, что на вокзале их ожидает В.А.Малышев – заместитель председателя Совнаркома СССР, нарком среднего машиностроения. "Собирайся и захвати с собой сухари", – как обычно сострил Андрианов, когда нужно было куда-нибудь ехать⁴.

    В вагоне кроме Малышева находилась группа руководящих специалистов-строителей, в т.ч. начальник Военстроя Г.М.Орлов. Выяснилось, что Малышев приехал в Свердловск с решением Политбюро ЦК партии о размещении на Новотагильском заводе толстолистового прокатного стана для производства танковой брони. На Кировском заводе в Ленинграде уже спешно вели его демонтаж и грузили в вагоны.

    Установить толстолистовой стан и наладить на нём прокат брони предстояло в немыслимо короткие сроки – в пять раз быстрее по сравнению с самыми жёсткими нормами мирного времени. "Срок нам устанавливался кратчайший – показалось, я ослышался: два месяца, – вспоминал Аристов. – Требовалось за это же время построить ещё одну мартеновскую печь, печи для нагрева слитков и термической обработки брони. В те же жёсткие, установленные правительством сроки, – два месяца"⁵. 

    Ответственность за ввод стана была возложена на заместителя народного комиссара чёрной металлургии Павла Ивановича Коробова. Аристову, как секретарю обкома по чёрной металлургии, Андрианов поручил на месте оперативно содействовать выполнению этого задания всеми силами и ресурсами области.

    Между П.И.Коробовым и А.Б.Аристовым с первых минут знакомства установилась большая деловая дружба. В Нижнем Тагиле они поселились в одной комнате небольшого дома. Между собой договорились: Коробов занимается технологическими вопросами, а организация рабочей силы, создание необходимых бытовых условий для рабочих, контроль над местными партийно-государственными и хозяйственными органами, помощь в изыскании строительных материалов – на Аристове.

    На сон времени оставалось очень мало. Особенно поначалу, когда решались самые важные вопросы – где разместить стан, и как быстрее подготовить под него фундамент⁶.

    Выбрать и подготовить площадку для броневого стана Коробову с ведущими специалистами Наркомчермета и Аристову предстояло за тот отрезок времени, пока шёл его демонтаж и доставка из Ленинграда в Нижний Тагил. То есть время для раздумий было крайне ограничено.

    Разместить и запустить сложное металлургическое оборудование с наименьшими временными затратами можно было только в однородных цехах. Единственным представителем прокатного производства на заводе был бандажный цех. По приблизительным расчётам габариты как самого цеха, так и фундамента действовавшего бандажного стана вполне подходили для толстолистового, а потому не нужно было тратить колоссальное время и силы на строительство специального корпуса и нового фундамента.

    Чрезвычайные условия, стремление во что бы то ни стало уложиться в установленные сроки продиктовали решение сложной проблемы: установить броневой стан на месте бандажного. Руководители Наркомчермета и обкома ВКП(б) полагали, что им удалось найти идеальный вариант⁷.

    Принятое ими решение нашло отражение в подписанном В.М.Андриановым постановлении бюро Свердловского обкома ВКП(б) "О производстве брони и танков КВ". Данный документ, датированный 1 июля 1941 г. и оформленный под грифом "особая папка", дублировал постановление Политбюро ЦК от 25 июня относительно броневого стана Кировского завода. С той лишь разницей, что в решении бюро обкома было указано будущее месторасположение стана в стенах НТМЗ и названы ответственные за его установку – директор завода В.М.Овчаренко и первый секретарь Нижнетагильского горкома партии М.И.Горбунов. Бюро обкома обязало их в срок до 1 сентября 1941 г. установить броневой стан в бандажном цехе НТМЗ⁸.

    Директор НТМЗ В.М.Овчаренко, в свою очередь, вызвал к себе начальника и старших мастеров цеха, и сообщил им, что на днях из Ленинграда, с Кировского завода прибудет оборудование для толстолистового стана, установить который необходимо на место бандажного. Овчаренко дал указание: "Бандажный – демонтировать. Работу начать немедленно. В октябре мы должны дать бронелисты"⁹.

    Известие о демонтаже бандажного стана болью отозвалось в коллективе прокатчиков. Некоторые не могли сдержать слёз. "Бандажка" была первенцем НТМЗ, рабочие и инженеры приложили немало усилий по наладке её нормальной работы. "Легко сказать – демонтировать, взорвать, – вспоминала бывший начальник смены А.П.Дудина. – А для нас – что напополам себя перерезать"¹⁰.

    Ещё совсем недавно, за несколько дней до начала войны тот же П.И.Коробов дал указание об освоении на НТМЗ производства бандажей для паровозов серий ИС и СО из собственно выплавленной легированной стали. На ближайшие недели были запланированы подготовительные работы в бандажном и мартеновском цехах¹¹. Но все планы перечеркнула начавшаяся война.

    Для ускорения работ по демонтажу было принято решение организовать две смены по 12 часов. 28 июня бандажный стан прекратил свою работу, и в кратчайшие сроки, в течение недели, был произведён его демонтаж. Новый пресс усилием 3000 тонн был направлен на Уралмашзавод, часть мелкого оборудования (измерительные приборы, моторы и пр.) были переданы другим цехам НТМЗ. Оставшееся технологическое оборудование бандажного стана подлежало консервации на складах предприятия¹²¹.

    Однако вскоре стало очевидным: Коробов и Аристов ошиблись в расчётах. По прибытии из Ленинграда толстолистового стана выяснилось, что подготовленное для него место не подходит, для фундамента бандажного стана он оказался слишком велик. Устанавливать броневой стан пришлось в другом пролёте бандажепрокатного цеха.

    Когда выяснилось, что фундаменты бандажного стана не годятся для толстолистового, поступил приказ об их подрыве. По всей вероятности, чтобы они не становились помехой при подготовке новых фундаментов. Правда, по какой-то причине приказ остался невыполненным: персонал цеха просто засыпал фундаменты землёй из котлована, вырытого под броневой стан¹³.

    Работы по монтажу броневого стана осуществлялись под руководством заместителя наркома П.И.Коробова, главного механика наркомата А.П.Горы и приехавших с ними специалистов. "Война заставила делать ещё недавно считавшееся невозможным, – отмечает кандидат исторических наук С.В.Устьянцев. – Всего год назад попытки вести промышленное строительство комплексным "скоростным" методом имели в тресте "Тагилстрой" в лучшем случае частичный успех, а вот летом 1941 г. сложнейшая строительная операция прошла практически идеально"¹⁴. "Проектирование и рабочие чертежи выполнялись на месте, – вспоминал А.Б.Аристов. – Ускорение достигалось и за счёт того, что многие работы велись параллельно. Рыли котлованы, а рядом, на бровке, вязали арматуру и готовили опалубку. Люди по нескольку дней не уходили домой, немного передохнут – и продолжают работу. Если назвать, что было сделано тогда за два месяца, боюсь, многие не поверят. Я и сам порой себе не верю… Хотя бы один пример: за шесть смен в фундамент стана уложили три с половиной тысячи кубометров бетона. Почти вручную"¹⁵.

    Параллельно с монтажом стана, нагревательных и отжигательных печей проводились работы по обеспечению газо-, водо- и энергоснабжения, усилению металлоконструкций здания цеха. "…Сроки диктовали обстоятельства, – вспоминал Аристов. – Но части стана от этого не становились легче, удобнее при установке, коммуникации – короче, проводка источников энергии – проще"¹⁶.

    Высокую организацию работ по монтажу стана Аверкий Борисович ставил в заслугу специалистам Наркомата чёрной металлургии СССР. Среди них он особо выделял главного механика наркомата А.П.Гору, который годом ранее в составе правительственной комиссии участвовал в пуске первой новотагильской домны: "Блестяще организовал и провёл все работы главный механик наркомата А.П.Гора. Он всё продумал, собранно, целеустремленно осуществил свой график. В Александре Петровиче привлекали умение быстро ориентироваться, схватывать суть и принимать решение, а также сильная воля, которая ничем внешне не проявлялась; нужного он добивался порой шуточкой, хотя умел, когда надо, и поднять голос. Не знаю, унаследованные ли это черты характера или благоприобретённые за долгие годы заводской работы. Чего не повидал, не испытал он, прежде чем стал подлинным кладезем опыта и знания"¹⁷.

    На строительство прокатного цеха была направлена дополнительная рабочая сила. Непосредственным руководителям монтажа удалось загрузить всех, бездельничающие не встречались. В случае если назревал простой, бригадиры обращались к А.П.Горе, П.И.Коробову и А.Б.Аристову¹⁸.   

    Успех, тем временем, обеспечивался не только высокой организацией, но и жёсткими административными мерами…

    Для проверки выполнения графика работ и выработки экстренных мер по его обеспечению в соответствии с приказом по тресту "Тагилстрой" и Новотагильскому металлургическому заводу от 15 августа по окончании каждой смены – в 9 часов утра и в 9 вечера – учреждались оперативные совещания. "Предупреждаем, что за невыполнение сменных заданий в полном соответствии с графиком работ, виновные в срыве работ по выполнению важнейшего правительственного задания будут привлекаться к строжайшей ответственности", – грозили директор завода В.М.Овчаренко и управляющий трестом А.С.Вишневский в совместном приказе¹⁹. Но ещё до выхода в свет данного приказа директор НТМЗ активно использовал имевшийся в его руках административный ресурс. Например, его приказом от 7 августа "за проявленную нераспорядительность при выполнении срочного заказа 3 августа, чем вызвана задержка монтажа на площадке прокатного цеха", начальнику ремонтно-механического цеха завода П.И.Занину был объявлен выговор. Приказ гласил: "Предупредить тов. Занина, что за задержку в выполнении работ для монтажа прокатного стана в дальнейшем будут приняты более строгие меры". Позднее, 1 сентября Овчаренко снял с работы начальника бандажного цеха В.Е.Краснова с формулировкой: "за безучастное отношение к строительству и пуску прокатного цеха". В тот же день "за срыв выполнения заказов для прокатного цеха и самовольное представление выходного дня в ремонтно-механическом цехе" заместитель главного механика завода П.Г.Чебанов был снят с работы, а начальнику цеха П.И.Занину был объявлен строгий выговор с предупреждением²⁰.

    Подобными административными мерами сопровождались и проводившиеся параллельно работы по освоению выплавки броневой стали. Приказом Овчаренко от 11 июля был снят с работы начальник мартеновского цеха В.К.Прокопенко "как неспособный обеспечить руководство цехом". Приказ в тот же день утвердил замнаркома П.И.Коробов. Место Прокопенко спустя неделю занял приехавший из Ленинграда инженер Ижорского завода Г.А.Петров²¹.

    Мартеновский цех, по образному выражению Аристова, "ещё не пережил все "детские болезни" освоения", "ему в пору б набираться самого элементарного опыта на рядовом металле"²². Но… Уралвагонзавод, преобразованный в Уральский танковый завод № 183 им. Коминтерна, Уралмашзавод, Челябинский тракторный превратились в крупнейшие центры производства танков и самоходных пушек. И эти производства остро нуждались в специальном металле, прежде всего – броневом.

    К началу войны НТМЗ не располагал ни необходимым оборудованием, ни квалифицированными кадрами для освоения выплавки брони. По довоенной технологии (дуплекс-процессом) броневая сталь выплавлялась в двух небольших мартенах с кислой футеровкой, так называемых кислых печах. Печи Новотагильского завода проектировались для производства рядовых марок стали, были крупными и имели основную футеровку.

    Освоение производства броневых марок стали на НТМЗ потребовало проведения ряда сложных организационно-технических мероприятий. Третью мартеновскую печь, строительство которой велось форсированными темпами, решено было сделать кислой. С основной на кислую футеровку было решено перевести мартеновскую печь № 2, которая в это время стояла на плановом ремонте. Сделать это было непросто: работы по смене футеровки были технически сложными и весьма дорогостоящими.

    Для освоения выплавки стали дуплекс-процессом в помощь новотагильским металлургам нарком И.Ф.Тевосян направил бригаду опытнейших мастеров Ленинградского Ижорского завода. Из Уральского индустриального института на НТМЗ были командированы бывшие коллеги Аристова – профессор И.А.Андреев и доцент В.И.Явойский. Совместными усилиями на мартеновской печи № 3, пущенной в августе 1941 г., и реконструированной печи № 2 была освоена выплавка броневых марок стали. К сентябрю технология выплавки была уже отлажена. Качество выплавляемой брони было признано отличным²³.

    Тем не менее, её количество не могло удовлетворить всё увеличивающиеся мощности производства бронетехники. По технологии дуплекс-процесса две печи давали только одну плавку, резко увеличить производство броневой стали данная технология не позволяла.

    Тем временем на Магнитогорском металлургическом комбинате была разработана и освоена технология выплавки броневой стали в мощных мартенах с основной футеровкой. Внедрение новой технологии на НТМЗ обещало значительное увеличение выпуска броневого металла²⁴.

    Спустя почти три десятилетия А.Б.Аристов вспоминал, как начальник мартеновского цеха Г.А.Петров решил попытаться сварить броневой металл в основной печи. Таковым на заводе оставался только первый мартен. На эксперимент дал добро И.Ф.Тевосян. Из Уральского научно-исследовательского института чёрных металлов в помощь Г.А.Петрову были вызваны научные консультанты. "Конечно, поначалу не заладилось, – вспоминал позднее Аристов. – А могло ли быть иначе? Мог ли едва научившийся стоять на ножках годовичок отправиться в поход и на первых шагах не споткнуться?

    Петров не сдавался, верил в успех, с ним были солидарны консультанты. И нам с Павлом Ивановичем оставалось только верить…

    Однажды прихожу в мартеновский цех, вижу: в литейном пролёте собрался народ. Спрашиваю, что случилось. "Кажется, пошла…" – отвечают загадочно. Конечно, нетрудно было догадаться, что пошло. К сожалению, не запомнились фамилии сталевара и мастера, совершивших этот подвиг"²⁵.

    Решение последовало незамедлительно: вторую и третью мартеновские печи переделать на основную футеровку. Реконструкция третьего мартена была завершена в октябре, второго – в ноябре.

    Но А.Б.Аристов эти работы уже не застал. Десятью днями позднее установленного бюро обкома партии срока, 10 сентября 1941 г., на броневом стане были прокатаны первые листы. Опробование стана велось на углеродистой стали. "Надо ли говорить, как все были рады, – вспоминал Аристов. – Павел Иванович сразу же доложил Тевосяну, и мы знали, что тотчас это станет известно ГКО"²⁶.

    После установки и горячего опробования броневого стана Аверкий Борисович выехал в Свердловск. "Не стану скрывать, – вспоминал он, – я ждал минуты отъезда. Чем ближе мы подходили к цели, тем сильнее тянуло к постоянным обязанностям. Что там, как дела в области? Броневой стан в мыслях отходил на задний план. Дело сделано, задание выполнено – что впереди?"²⁷.

    Первый секретарь обкома В.М.Андрианов остро нуждался в трудоспособном, энергичном, мобильном помощнике, каким являлся А.Б.Аристов. Второй секретарь обкома Ф.Д.Навозов был аграрником по образованию и опыту работы. Несмотря на высокий статус второго лица в областном руководстве, ему было сложно решать вопросы, связанные с промышленным производством. Аристов же по прибытии из Тагила с ходу включился в тяжелейшую работу по размещению в области эвакуированных предприятий, налаживанию выпуска военной продукции и т.д. Тем более что с формальной точки зрения постановление ГКО в Нижнем Тагиле было выполнено. В Тагиле после отъезда Аристова оставались профессионалы своего дела, опытные практики, наркомчерметовцы. Особой нужды в постоянном присутствии на заводе одного из руководителей области не возникало.

    Вместе с тем, фактическое состояние дел на Новотагильском заводе было далеко не радужным. Успехи новотагильских металлургов были серьёзно омрачены целым рядом обстоятельств...

    Как показало время, демонтаж бандажного стана имел крайне негативные последствия. Острая нехватка бандажей стала угрожать железнодорожным перевозкам. В начале сентября 1941 г. Наркомат путей сообщения СССР затребовал себе все остававшиеся на складах Новотагильского завода бандажи. Начавшиеся из США поставки бандажей не удовлетворяли потребностей железнодорожного транспорта ни по количественным показателям, ни по качественным. Американские бандажи не отвечали требованиям советского ГОСТа, не выдерживали суровых российских условий эксплуатации и на сильном морозе лопались. Кроме того, специалисты определили, что на бандажном стане можно катать поворотные круги для башен танков – стальные "погоны", на которых устанавливались башни²⁸.

    Вышеуказанные обстоятельства обусловили необходимость экстренного возобновления на НТМЗ бандажепрокатного производства. Соответствующее решение принималось на самом высоком уровне.

    Во второй половине ноября 1941 г. Новотагильский металлургический завод получил постановление Государственного комитета обороны о восстановлении бандажного стана. Необходимые распоряжения по реализации постановления ГКО отдал Наркомат чёрной металлургии. На восстановление и пуск стана ГКО отпустил меньше месяца, установив крайней датой 15 декабря²⁹.

    Тридцатиоднолетний Василий Моисеевич Овчаренко спустя несколько дней после пуска броневого стана был назначен директором Кушвинского металлургического завода – небольшого, но весьма значимого для обороны страны. Кушвинский завод был одним из старых, о которых ещё недавно пренебрежительно отзывался В.М.Овчаренко. И его директорство будет длиться долгих четыре с половиной военных года, против трёх с небольшим на НТМЗ³⁰.

    Работы по восстановлению "бандажки" выпали на долю его преемника – сорокаоднолетнего Фёдора Фёдоровича Рязанова, бывшего директора одного из лучших в стране предприятий Наркомата чёрной металлургии СССР – Криворожского металлургического завода³¹.

    Кратчайшие сроки требовали принятия чрезвычайных мер. По приказу Ф.Ф.Рязанова был создан штаб строительства бандажного стана, который разместился в помещении заместителя начальника прокатного цеха. Ежедневно под председательством директора или начальника строительства проводились оперативные совещания, на которых проверялось выполнение посменного графика работ. Филиал Гипромеза организовал круглосуточную работу по изготовлению рабочих чертежей. Высококвалифицированные "бандажные кадры" в экстренном порядке возвращались из других цехов. Бывший начальник бандажного цеха Краснов был "реабилитирован": приказом директора завода он был назначен начальником бандажного стана – на особом счету находился каждый специалист. На заводских складах началась расконсервация оборудования стана. Пресс "3000", лишь недавно доставленный на Уралмашзавод, был спешно направлен обратно в Нижний Тагил³².

    Единственное, что радовало заводчан, – всё оборудование, – расконсервированное, возвращённое и новое, – можно было сразу устанавливать на уцелевшие по счастливой случайности фундаменты. Их предстояло лишь расчистить от земли.

    Рязанов обязал все заводские цеха выполнять заказы для стана вне очереди. Основная тяжесть по восстановительным работам легла на прокатный цех, на территории которого устанавливался бандажный стан. Начальнику цеха И.З.Марковскому приказом директора было предписано всеми ресурсами цеха содействовать выполнению задания ГКО. Силами цеха был изготовлен весь инструмент и приспособления для прокатки нового профиля (стальных "погон" для танков). Для работ на бандажном стане цех откомандировал часть своих рабочих. Директор поручил Марковскому совместно с Красновым разработать режим по совместной работе броневого и бандажного станов, организовать набор и подготовку кадров для их обслуживания³³. И это притом, что прокатный цех сам находился в весьма тяжёлом положении. Работа толстолистового стана после сдачи в эксплуатацию была далека от совершенства...

    Первая авария на стане произошла уже на следующий день после его пуска, 11 сентября. Хотя для расследования была сформирована специальная комиссия, поломки следовали одна за другой. В конце сентября вышла из строя паровая машина, 12 ноября – пресс, в конце ноября дважды ломались прокатные валки³⁴.

    Искать первопричину нужды не было: стан был сильно изношенным – действовал с 1910 г. Наиболее уязвимым его местом являлась паровая двухцилиндровая машина мощностью шесть тысяч лошадиных сил, которую прокатчики ласково называли "Варварой". По мнению прокатчиков, за свой долгий век "Варвара" не знала, что такое ремонт, и потому "не тянула". Особенно это стало очевидным с зимним похолоданием, когда пар, прорываясь через неплотности, густой пеленой заволакивал цех настолько, что ничего не было видно. Череда аварий на паровой машине понудила наркомат специально прислать в Тагил опытного специалиста. Уже в его присутствии накануне нового 1942 г. вновь произошла поломка машины, в результате которой стан простоял без малого сутки³⁵.

    Осенью 1941-го аварии преследовали не только тагильских прокатчиков брони. Вскоре после пуска в Магнитогорске броневого стана по вине машиниста паровой машины произошла поломка нижнего валка. Авария была серьёзной, ремонт затянулся до конца декабря. Лишь 1 января 1942 г. броневой стан Магнитогорского комбината возобновил свою работу. Но у магнитогорцев было несомненное преимущество: производство брони велось сразу на двух станах, обычном блюминге и специализированном броневом. И если один ломался, второй оставался в строю³⁶. Новотагильские металлурги такой возможности не имели.

    Дирекция Новотагильского завода по-своему пыталась решить возникшие проблемы. 17 октября Ф.Ф.Рязанов "в целях устранения серьёзных недостатков в работе прокатного цеха" назначил начальником цеха упоминавшегося выше И.З.Марковского, а бывшего начальника А.А.Иванова – начальником прокатного стана³⁷. Однако к концу года становилось всё более очевидным, что одними административными мерами, как и текущими ремонтами, ситуацию не изменить.

    К слову сказать, не выдерживали напряжённой работы ни механизмы, ни люди. Работать приходилось по двенадцать, а то и более часов в сутки, без выходных дней. В воспоминаниях о том времени то и дело мелькает: "Оба выбились из сил…", "мы, израсходовав силы, едва дошли домой", "порой, к концу смены они так выматывались, что едва держались на ногах от усталости", "…отчётливо сохранилось в памяти то, как мы недосыпали, недоедали, редко бывали дома…". Попытки среднего руководящего состава предоставить измотанным рабочим хоть один выходной день резко пресекались руководством завода. Достаточно вспомнить приказ директора от 1 сентября, которым "за самовольное представление выходного дня в ремонтно-механическом цехе" заместитель главного механика завода П.Г.Чебанов был снят с работы, а начальнику этого цеха П.И.Занину был объявлен строгий выговор с предупреждением³⁸.

    Тяжёлое эмоционально-психологическое состояние переживали эвакуированные с Украины специалисты, столкнувшиеся на Урале с невиданными для них холодами, невыносимыми условиями труда и бытовой неустроенностью. Специалисты из Днепропетровска, Макеевки, Керчи не смогли сходу вписаться в новый коллектив, разлука с семьями и родными местами им казалась временной и порождала "чемоданное настроение". Некоторые рабочие прокатного, доменного, мартеновского и других цехов не выдерживали, бросали работу, кто-то пытался бежать из Тагила. Сразу три сварщика прокатного цеха 14 сентября 1941 г. "самовольно оставили работу" и попытались поездом выехать из города, но были задержаны органами милиции и привлечены к судебной ответственности. Следом в суд "за самовольное оставление работы" были переданы дела на шестерых горновых доменного цеха и ещё двух сварщиков прокатного цеха. 18 сентября два нагревальщика прокатного цеха не вышли на работу и "за прогул" были привлечены к судебной ответственности. В середине ноября, вероятно с тем, чтобы хоть как-то уменьшить поток дел в суды за прогулы, Рязанов разрешил "для устройства личных дел" предоставлять отпуска эвакуированным рабочим и служащим сроком до трёх дней³⁹.

    …В начале 1942 г. помощник начальника прокатного цеха И.И.Молибога обратился к главному механику завода: "Помощь нужна. Наша "Варвара" заболела. Чихает и чихает. Надо лечить" – "У меня и без тебя есть о чём заботиться, – зло ответил главный механик. – Варвару лечить! Слава богу, у нас и своих баб хватает…". Но, вникнув в суть дела, главный механик доложил руководству завода о необходимости капитального ремонта и реконструкции листового стана и его паровой машины. После тщательной подготовки экстренно были проведены сложные ремонтные работы, стан на это время был остановлен. Ремонт и реконструкция позволили нормализовать работу прокатного оборудования. Помимо брони стан катал простой углеродистый и котельно-топочный лист⁴⁰.

    Казалось, препятствия преодолены. Но… Испытания бронеплит на полигоне показали непригодность продукции НТМЗ. Камнем преткновения стала термообработка. Заводские специалисты не могли дать нужных рекомендаций. "Оказалось, что никто не знал, как придать бронелистам необходимые свойства, – вспоминал бывший начальник броневого стана Н.К.Рябоконь. – Инструкций и указаний на этот счёт получить было не у кого"⁴¹.

    И ладно если бы дефекты выявлялись только на полигоне…  

    Броня не спешила покоряться новотагильским металлургам. Затратный перевод печей обратно с кислой на основную футеровку, внедрение магнитогорской технологии не оправдал надежд, не увеличил выплавку броневой стали. Выход был найден в переходе на упрощённый технологический процесс. Но даже по упрощённой технологии трудности в производстве возникали немалые. Усугублялось положение тем, что на второй-третий месяц войны на фронт ушли многие опытные специалисты – мастера, сталевары, разливщики и машинисты кранов. Тем, кто их заменил, не хватало ни опыта работы, ни навыков⁴².

    По настоятельной просьбе И.Ф.Тевосяна в ноябре 1941 г. В.А.Малышев, недавно назначенный наркомом танковой промышленности, утвердил облегчённые технические условия на поставку Новотагильским металлургическим заводом бронелиста для Уральского танкового завода № 183. Но, как впоследствии было установлено, НТМЗ не всегда мог удержаться даже в рамках облегчённых техусловий: за пределами допустимого находились такие показатели, как неоднородность металла по химическому составу, шиферность, расслоение, пониженная вязкость⁴³.

    В Наркомате чёрной металлургии об этом знали. Информированным по должности полагалось быть и секретарю обкома ВКП(б) по чёрной металлургии А.Б.Аристову.

    Поскольку В.А.Малышев рассматривал облегчённые технические условия как временные льготы НТМЗ на период освоения производства бронелиста, завод № 183 в январе 1942 г. предложил Наркомчермету утвердить новые, более жёсткие. Заместитель Тевосяна в Наркомате чёрной металлургии С.И.Резников, со своей стороны, категорически отказался их утверждать, мотивируя, что Новотагильский завод не справляется с выполнением действовавших льготных техусловий. Последующие неоднократные попытки 183-го завода, Наркомата танковой промышленности, и, наконец, самого Малышева добиться перехода НТМЗ на новые техусловия успехом не увенчались. Пререкания между двумя заводами, двумя наркоматами продолжались вплоть до июня 1942 г. Всё это время, начиная с ноября 1941 г., НТМЗ поставлял 183-му заводу бронелисты.

    В конце весны 1942 г. появились первые сообщения о том, что на фронт поступают танки Т-34 с трещинами в броне. В мае на завод № 183 из частей Красной Армии поступили рекламации на 13 танков, в июне – на 38, и лишь за первые 10 дней июля – на 72 танка. К расследованию подключилась Прокуратура СССР. Ход расследования контролировал лично член Политбюро ЦК ВКП(б) и ГКО В.М.Молотов, отвечавший за работу танковой промышленности.

    Следствие установило, что Т-34 с трещинами на бронекорпусах стали выходить с конвейера 183-го завода, начиная с марта 1942 г. До этого времени завод пользовался имевшимся заделом из бронелистов, изготовленных бывшим Мариупольским заводом. Как только этот задел был исчерпан, завод перешёл на бронелисты, изготовленные Новотагильским заводом. И сразу на 183-й завод начали поступать массовые рекламации из армии. Прокуратура установила причину брака бронелистов: "Выплавляемая на Новотагильском заводе сталь марки 8С отличается крайней неоднородностью по своему составу, главным образом по содержанию углерода, фосфора и кремния"⁴⁴.

    Тевосян пытался взвалить вину на Наркомат танковой промышленности, на Малышева, утвердившего облегчённые техусловия, и на 183-й завод. К слову сказать, на заводе № 183 действительно имели место нарушения технологии обработки бронеплит. Однако, как установила Прокуратура СССР, эти нарушения не давали бы столь массового появления трещин бронекорпусов, если бы бронеплиты, поставляемые НТМЗ, были доброкачественными и отвечали бы техническим условиям. В письме на имя В.М.Молотова Малышев негодовал: "Доказано, что основной причиной плохого качества брони Новотагильского завода является исключительная технологическая распущенность, царившая на заводе, и нарушение самых элементарных правил изготовления брони на Новотагильском заводе"⁴⁵.

    Прокуратура Союза в докладе В.М.Молотову в качестве доказательства систематического и грубого нарушения технологической дисциплины на НТМЗ привела сведения, что плавка металла в мартеновском цехе вместо установленных 14 часов продолжалась 15–18 часов.

    Но всегда ли новотагильские сталевары были в силах выдержать регламентированное время плавки? "Очень долго, например, продолжалась разделка закозленного отверстия, – вспоминал о военном времени мастер мартеновского цеха Т.П.Давыдков. – Кислорода в баллонах не хватало, и люди вручную, ломиком и кувалдой разделывали отверстие. Помню, я и обер-мастер Неказаков разбивали закозленное отверстие на третьей печи. Оба выбились из сил и не смогли открыть отверстие. Пришла новая смена Пологова и Шипигусева, и только они выпустили плавку. Мы, израсходовав силы, едва дошли домой"⁴⁶.

    Жертвой обстоятельств стал директор НТМЗ Ф.Ф.Рязанов. Как не справившийся с работой он был снят с должности и отправлен в Узбекистан руководить небольшим металлургическим заводом, который ещё только строился. На его место Тевосян назначил своего заместителя С.И.Резникова⁴⁷.

    Таким образом, даже спустя год с начала войны битва за качество броневой стали в Тагиле была далека от завершения. На укрощение брони будет потрачено немало сил учёных и заводчан, потребуется проведение сложных организационно-технических мероприятий…

    Что же касается бандажного стана, то ценой неимоверных усилий он был введён в строй несколькими днями позднее установленного ГКО срока: 18 декабря 1941 г. начала работу заводская комиссия по приёмке смонтированного оборудования стана. Бандажи для железной дороги и кольцевые опоры для башен танков в первое время производили по упрощённой технологии, а затем, когда достроили печной и отделочный пролёты, с полным технологическим циклом⁴⁸.

    Решение о демонтаже бандажного стана, принятое в чрезвычайной спешке первых дней войны, нанесло военной промышленности ощутимый урон. Для устранения последствий этого просчёта понадобились, без преувеличения, трудовой героизм рабочих и инженерно-технических работников НТМЗ, а также существенные материально-технические затраты.

    Правда, нужно сказать, непосредственные виновники всю жизнь помнили о своей оплошности. "Встречаясь впоследствии с Павлом Ивановичем и вспоминая броневой стан, мы смущённо друг другу подмигивали, – признавался Аристов на склоне лет. – За всё остальное нам краснеть не приходилось"⁴⁹.

    Война поставила точку в споре между сторонниками и противниками Новотагильского металлургического завода. После оккупации фашистскими войсками Украины и прекращения работы металлургических заводов в центре страны на Урал легла основная тяжесть по снабжению военно-промышленного комплекса металлом. Новотагильский завод явился уникальной площадкой для размещения и ввода в эксплуатацию эвакуированного сложного металлургического оборудования. В течение военных лет шло непрерывное наращивание производственных мощностей, были построены и введены в эксплуатацию ещё четыре мартеновских печи, пять вспомогательных цехов. Форсированными темпами в 1943–1944 гг. была построена третья доменная печь. Принимала её в апреле 1944 г. правительственная комиссия во главе с заместителем наркома чёрной металлургии академиком И.П.Бардиным. Иван Павлович дотошно осмотрел весь комплекс домны, после чего собственноручно записал в акте приёмки: "Третья новотагильская домна построена отлично". "Правда" опубликовала поздравление председателя ГКО И.В.Сталина в адрес новотагильских металлургов⁵⁰.

    За время войны завод стал одним из крупнейших в отрасли. В течение 1940–1945 гг. он в 15 раз увеличил выпуск валовой продукции, в 5 раз – выплавку чугуна, в 15 – стали и в 23 раза – производство проката. 30 % всего броневого листа, поставленного в течение войны на танкостроительные заводы, поступило с Новотагильского металлургического завода⁵¹. Огромный вклад завода в Победу, несмотря на все имевшиеся сложности в производстве, неоспорим…

    Толстолистовой стан-труженик после войны ещё долгие годы служил на Нижнетагильском металлургическом комбинате. Даже в центре Нижнего Тагила можно было слышать, как без устали пыхтит его паровая машина. Стан был остановлен только в 1997 г., после чего он стал экспонатом Нижнетагильского музея-завода. Бандажный стан английской фирмы "Дэви" – самый первый объект основного металлургического производства – действует на комбинате и поныне.

    Примечания: