"Белый" Тагил

    История "белого" Тагила начинается почти сразу после установления в посёлке советской власти в конце декабря 1917 г. Уже первые шаги большевиков вызвали сильнейшее недовольство значительной части населения. В середине января 1918 г. по Нижнему Тагилу прокатились беспорядки, вызванные нехваткой продовольствия, закончившиеся расстрелом толпы у здания местного совета. В конце того же месяца в посёлке произошли волнения верующих, связанные с насильственным осуществлением большевиками декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. Национализация Нижнетагильского горнозаводского округа привела к прогрессирующему параличу производства. Немалое число состоятельных тагильчан было озлоблено чрезвычайными контрибуциями (изъятиями денежных средств и ценностей), национализацией торговых и кустарно-промышленных предприятий, частных банков и части домовладений¹.

    После восстания чехословацкого корпуса в конце мая 1918 г. положение советской власти на Среднем Урале стало крайне неустойчивым. 13 июня отряд невьянских повстанцев численностью 70 человек предпринял попытку свергнуть советскую власть в Нижнем Тагиле. Это было первое вооружённое противостояние белых и красных в посёлке. В окрестностях посёлка действовало белое партизанское движение. Частью антибольшевистских сил стал отряд агронома Павловского, состоявший преимущественно из бывших офицеров и тагильских обывателей, включая рабочих, дезертировавших из Красной армии. В борьбе с большевизмом объединились люди разных убеждений: меньшевики, эсеры, монархисты. Только после длительных усилий и ценой немалых потерь большевикам удалось уничтожить отряд. Павловский был схвачен и расстрелян². Другой "партизанский летучий отряд Народной армии" под командованием поручика Емлина долгое время действовал в районе тагильских платиновых приисков. Осенью 1918 г., в момент отступления красных из города, этот отряд занял прииски. Правда, бравый поручик не смог удержаться от того, чтобы не присвоить имевшуюся на приисках платину. Попытки инженера приисков И.Д.Репина уже в "белом" Тагиле вернуть "военный трофей" предприятию не привели ни к чему. Емлин отказался что-либо возвращать и пригрозил докучливому искателю правды "разобраться с ним по законам военного времени"³.

    В конце июля 1918 г. наступающие части белых войск подошли к Нижнему Тагилу. После упорных боёв, детально описанных в краеведческой литературе, красные части оставили посёлок. Исход сражения решил искусный манёвр белого командования. Большевик И.Р.Носов позднее вспоминал: "Тогда неприятель пошёл в обход. Часть своих сил он направил от Невьянска к Горбуново, к южной стороне города. От этой части отделились ещё отряды, которые пробрались в лесах через гору Керкину на Моховую и к Висимскому тракту. И эти в свою очередь выделили ещё небольшую группу, обошедшую нас с запада через речку Каменку и Тонскую гору, на Черемшанскую дорогу... Сдать Тагил нас заставили исключительно обходные движения белых"⁴. В тыл к красным белогвардейцев провели тагильские рабочие Иван Нехорошков, Николай Федюнин и Семён Котов⁵. Опасаясь полного окружения, командование Красной армии отдало приказ об отступлении. Красным пришлось оставить большую часть военного имущества, чтобы спасти живую силу. Но отступить удалось не всем. Части 4-го Уральского полка, оборонявшие станцию Нижний Тагил, пытались выйти на Лайский тракт через Красный Камень, но попали под кинжальный пулемётный огонь. Большая часть полка погибла⁶. Значительные потери понесли и другие красные части. Спустя полгода после кровавых боёв, в апреле 1919 г. в лесах под Тагилом находили оттаявшие трупы красноармейцев, бомбы, ручные сумки, патроны, штыки⁷.

    Ещё в августе началась эвакуация оборудования Нижнетагильского металлургического завода. До сдачи города белым большевики вывезли все заводские ценности, включая денежную кассу завода, продукцию цеха рельсовых скреплений (накладки, прокладки, костыли и др.), листовое железо, красную медь, электрооборудование. Обсуждался вопрос о взрыве заводской плотины и затоплении завода, но к счастью этот план не был реализован⁸.

    4 октября в 12 часов дня Нижний Тагил фактически перешёл в руки белых. 5 октября под колокольный звон тагильских церквей состоялся торжественный парад победителей. Их встречали хлебом-солью и крестным ходом местных жителей, пением священнослужителей "Христос воскресе". Собрания граждан Нижнего Тагила, его общественные и культурные организации принимали приветственные "адреса" в честь Уфимской директории (Всероссийского временного правительства) и "братьев чехословаков". Часть тагильчан записывалась в Белую армию добровольцами⁹.

    В занятых белыми населённых пунктах создавались комендатуры. Вначале помощником коменданта городов Нижнего Тагила и Невьянска, а затем и комендантом Нижнего Тагила стал поручик 8-го Чехословацкого полка Штичка. С начала января 1919 г. его сменил подпоручик 25-го Екатеринбургского полка Василий Михайлович Зотов. Адъютантом Зотова стал прапорщик Иван Фёдорович Кларк. С апреля 1919 г. Кларк начал выполнять функции исполняющего обязанности коменданта.

    Нижнетагильская комендатура состояла из полутора десятков человек. В их число входили комендант, его адъютант, офицер для поручений, делопроизводитель и писари, военный цензор, машинистки, телефонистки и пр. Должность делопроизводителя в апреле 1919 г. занимал чиновник военного времени Алексей Васильевич Сорокин, писарей – солдат 48-го полка Иван Рукавишников и доброволец Владимир Пономарёв, рабочих – военнопленные австрийцы Рихард Винче и Иван Графф. При комендатуре действовала Нижнетагильская добровольческая дружина¹⁰. Деятельность этого отряда так описывалась Григорием Быковым: "Мне часто доводилось подолгу просиживать в коридоре, ожидая выхода коменданта. Сидишь, потихоньку смотришь, видишь страшные вещи. Дружинники вдруг начнут торопиться, бегать книзу, в подвал. Оттуда доносятся стоны, крик, рёв. Потом оттуда проводят по коридору рабочего в промасленной блузе, руки связанные. Дружинники смеются: "Его благородие подбавит ещё тебе!"... Двери подвала отворялись во двор. Из подвала выводили рабочих, мужчин и женщин, избитых, заплаканных, затуманенных, и вели их, зачем – не знаю, к "его благородию". У двери валялись окровавленные поленья"¹¹.

    Уездному коменданту в порядке надзора подчинялись военно-следственные комиссии, созданные для расследования деятельности большевиков, явлений красного террора. Одна из таких комиссий расположилась в Нижнем Тагиле в здании бывшего банка по улице Шамина (ныне ул. К.Маркса, 21), где ранее находилась большевистская ЧК. В подвалах этого здания и напротив него проводились пытки и расстрелы. Недалеко располагалась Нижнетагильская тюрьма (за гостиницей "Северный Урал"), в застенках которой сидели тагильчане и жители окрестных посёлков, заподозренные в причастности к большевизму. В конце 1918 – начале 1919 г. в её стенах содержалось обычно 200–300 арестованных¹².

    Попасть внутрь стен белой контрразведки нам помогут воспоминания члена РКП(б) Федосьи Викторовны Борисовой. Её муж, известный тагильский большевик, умер ещё до начала Первой мировой войны. Мать шестерых детей, она не смогла уйти с красными и осталась в "белом" Тагиле. За ней пришли "день на пятый", причём выдал её собственный троюродный брат И.Н.Нехорошков. После тщательного обыска (который, правда, не дал результатов) её привели в канцелярию на Большой Рудянской улице. Допрос вёл офицер, криком и угрозами заставляя её признать свою принадлежность к большевистской партии. Ничего не добившись, он отправил "такую гадину" в карательный отдел. Там на Борисову вновь "кричали и топали ногами". Допросы длились несколько суток. В перерывах Борисова проводила время в одиночной камере. Один раз её подвергли жестокому избиению нагайками, от которого она потеряла сознание и "рубцы до сих пор [Федосья Викторовна вспоминала это в начале 1930-х гг.] на теле остались". Упорство Борисовой и отсутствие у контрразведки явных доказательств её причастности к большевикам завели следствие в тупик. И тут в дело вмешались сердобольные соседи. "Буржуй, купец торговый" Александр Ефимович Серебряков посоветовал старшей дочери арестованной найти трёх свидетелей, которые подтвердили бы её непричастность к большевикам. Такие скоро нашлись. Это были врач Нардов и больничный кассир Николай Маркелович Коровин (Борисова работала в этой кассе "сторожихой"). Третьей свидетельницей стала домовладелица Екатерина Ивановна Мотылёва. Трудно представить себе, чтобы эти люди не знали об истинном политическом лице Борисовой. Однако они поставили на карту своё будущее, а может быть, и жизнь, дав нужные показания. Соседские связи оказались сильнее классовых антипатий. Борисову выпустили. Вплоть до конца белой власти в Тагиле её постоянно преследовали (уволили с работы, постоянно устраивали обыски, конфисковали часть имущества), но она осталась в живых¹³.

    Конечно, Борисовой просто повезло. По официальным советским данным в Нижнетагильском и Надеждинском районах от рук колчаковцев пострадало свыше 10 тыс. человек. Среди расстрелянных в Нижнем Тагиле были комиссар народного просвещения Н.В.Попов, 15-летний рабочий депо А.К.Паклин, красноармейцы Н.И.Коновалов, В.И.Ефременков, С.В.Климцев и многие другие. Ожесточение против красных было столь велико, что не щадили даже мёртвых. После занятия Тагила белыми могила красноармейцев, захороненных в центре посёлка, была раскопана и их останки вывезены на кладбище за Петровской горой. Памятник "Павшим борцам за свободу" был разрушен, а находившаяся рядом с ним могила первого большевистского председателя Нижнетагильского совета Д.Добрынина осквернена. Порой террор перехлёстывал все разумные пределы. Так, специальное расследование белой комендатуры показало, что в деле 80 тагильчан, расстрелянных по подозрению в принадлежности к красным, не содержалось никаких реальных доказательств. Членов следственной комиссии мягко пожурили за "переусердствование"¹⁴.

    В то же время белые, безжалостно расправляясь с политическими противниками, семьи их нередко щадили. Приводя факты зверств белогвардейцев над своей семьей, оставшейся в Тагиле, член Делового совета Нижнетагильского завода, видный коммунист Е.Гаёв не смог припомнить ничего страшнее обысков, приказаний его беременной жене мыть полы в арестном помещении и конфискации купленной им сыну гармони. После расстрела комиссара просвещения Николая Попова его родной брат Вячеслав ходатайствовал перед комендантом Нижнего Тагила о возвращении вещей и имущества семье расстрелянного, поскольку она осталась совершенно без средств к существованию¹⁵.

    Строжайший контроль был установлен белой комендатурой за настроениями населения. Поощрялась деятельность широкого слоя информаторов, которые сообщали властям о подозрительных и неблагонадёжных, следили за оставшимися в посёлке семьями коммунистов и их сторонников. В материалах белой комендатуры Нижнего Тагила имеется немало сведений о вале доносов, многие из которых были сведением личных счётов. Кроме того белые власти развернули широкую кампанию борьбы с дезертирством. Немало насильно мобилизованных в Белую армию скрывалось из своих частей. Обычно в таком случае посылался соответствующий запрос по месту призыва, и поиски беглецов начинала контрразведка. Для более эффективного контроля ситуации для проезда по железной дороге и на лошадях вне населённых пунктов все тагильчане в возрасте от 18 до 35 лет должны были предъявлять специальные пропуска. Они выдавались уездной или городской милицией только лицам, не подлежащим призыву¹⁶.

    Проведение митингов и демонстраций в честь праздника Первого Мая, равно как и вывешивание красных флагов, каралось военным судом. В этот день рабочим разрешалось лишь не работать. Строгий контроль вводился за оружием. Хранение револьвера без разрешения властей влекло за собой его конфискацию и заключение в тюрьму на два месяца. Только благонадёжным гражданам разрешалось его приобретение и хранение¹⁷.

    Жизнь "белого" Тагила, разумеется, не ограничивалась деятельностью карательных структур. Горожане могли увидеть представителей белой администрации и союзников. В феврале 1919 г. Тагил торжественно встречал Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака, проследовавшего через железнодорожную станцию, в апреле 1919 г. публичные лекции в городе читал "член британского парламента генерал Нокс"¹⁸.

    Гражданскими делами в городе ведало восстановленное вместо ликвидированного совета Нижнетагильское волостное земство. Его председателем стал Кузьма Осипович Рудый. Земские органы действовали под жёстким контролем военных комендантов Нижнетагильского завода и Верхотурского уезда. Так, их разрешение требовалось даже на проведение собрания земства¹⁹.

    Важным направлением работы земских органов была помощь Белой армии. В этом земские и военные структуры могли широко опираться на общественную инициативу. Основными направлениями этой помощи были устройство лазаретов, питательных пунктов для войск, сбор тёплых вещей для солдат и офицеров. Первые пожертвования начались сразу же после освобождения Нижнего Тагила Народной армией Всероссийского временного правительства (Уфимской директории) от власти большевиков. Уже 18 октября 1918 г. собрание членов профессионального общества торговых служащих Нижнего Тагила пожертвовало семьям павших при освобождении города белых воинов 1 000 руб. 22 октября прихожане Входо-Иерусалимского собора передали в пользу белых защитников 1 131 руб. 71 коп. Спустя три недели, 14 ноября 1918 г. служащие Высокогорского механического завода внесли в армейский фонд 1 689 руб. 77 коп. Такие сборы проводились вплоть до исхода белых из Тагила. Всего, по подсчётам тагильского историка В.В.Коновалова, население Нижнего Тагила пожертвовало на "белое дело" около 112 тыс. руб. Однако эти подсчёты явно неполные. Само Тагильское земство на торжественном собрании гласных 4 февраля 1919 г. оценило денежные сборы на армию и добровольную боевую дружину в 185 тыс. руб.²⁰ Поскольку сборы проводились и в дальнейшем, их сумма должна была ещё более возрасти.

    Впрочем белое командование не полагалось только на сознательность граждан и развернуло широкую конфискационную деятельность. Реквизициям подлежало многое. Вскоре после освобождения Тагила от власти большевиков до сведения тагильчан был доведён целый ряд приказов уполномоченного командира 3-го Уральского отдельного корпуса по водворению государственного порядка и общественного спокойствия полковника Некрасова. 11 ноября 1918 г. он потребовал немедленно зарегистрировать в милиции полевые бинокли и приборы, а также швейные машинки 16-го класса (специальные для портновских мастерских). 12 ноября подобные меры были распространены на перевязочный материал (марлю, вату, бинты) и лекарства. 15 ноября тотальной регистрации подверглись "сёдла пехотных, кавалерийских и артиллерийских образцов". В начале декабря 1918 г. бинокли, швейные машинки и сёдла были конфискованы, а перевязочные материалы могли выдаваться только по специальным разрешениям властей²¹.

    Частым объектом реквизиции были лошади. Уже осенью 1918 г. были реквизированы почти все заводские лошади. В начале 1919 г. белая администрация приступила к планомерному изъятию лошадей у населения, причём деньги за них выплачивались бывшим владельцам крайне редко. Реквизиции коснулись даже такого специфического продукта, как сено. Своим постановлением от 25 октября 1918 г. Нижнетагильская земская управа обязала каждого тагильчанина, занимавшегося сенокошением, поставить в пользу белой армии по два пуда сена с каждой скошенной десятины. Уклоняющиеся должны были ответить "по законам военного времени"²².

    Нередко от действий властей страдали вполне уважаемые и благонамеренные люди. Так, священнослужитель В.Конин лишился пишущей машинки, изъятой для нужд коменданта Нижнетагильского завода. И хотя денежная стоимость машинки была ему возмещена, батюшка оставался безутешным. Владелица типографии Евлампия Михайловна Левитская рассталась с типографскими принадлежностями. Пикантность ситуации заключалась в том, что часть этих принадлежностей у Левитской конфисковали ещё красные, но типография продолжала работать. Однако после изъятий белых "освободителей" Евлампия Михайловна вынуждена была полностью свернуть своё дело²³.

    Особенно острой проблемой для войск армии Верховного правителя стал вопрос обеспечения солдат и офицеров обмундированием и тёплой одеждой. Как справедливо отмечает С.И.Константинов, "сытая, отлично одетая и до зубов вооружённая колчаковская армия такой же ложный стереотип, как поголовно одетая в лапти Красная армия"²⁴. Уже первое посещение А.В.Колчаком фронта в начале ноября 1918 г. (ещё в ранге военного министра Уфимской директории) произвело на него тяжёлое впечатление. Раздетые и разутые части встречались и во время последующих посещений фронта. В Иркутске, за несколько дней до казни, Александр Васильевич вспоминал: "Я встречал солдат и офицеров на передовых позициях, одетых совершенно фантастически, – где уж тут говорить о погонах; было бы что-нибудь одеть". Военный министр Омского правительства А.П.Будберг в дневнике за 18 мая 1919 г. обмолвился: "Всё время убеждаю ставку, что надо, во что бы то ни стало, остановить рост армии и всякие самочинные формирования, ибо давно уже у нас нет во что их одевать, а кое-где нет и чем кормить"²⁵.

    Для решения этой проблемы использовались добровольные пожертвования, закупки и реквизиции. В октябре 1918 г. в Нижнем Тагиле был организован Комитет по сбору тёплых вещей в белую армию. Среди прочего собирались валенки, тёплые носки, портянки, шапки, варежки, тёплое бельё, полушубки. В ноябре 1918 г. уполномоченный министерства снабжения по Верхотурскому уезду призывал тагильчан: "Зимние морозы застали армию без тёплой одежды. Граждане, исполните, кто как может, свой гражданский долг, помогите одеть ваших детей-солдат, идущих в окопы. Если кто не может жертвовать [одежду или обувь], несите за деньги. Армия купит и поблагодарит за каждый полушубок, овчину, валенки и шапку". В циркуляре того же уполномоченного Нижнетагильской земской управе от 19 декабря 1918 г. отмечалась "крайняя нужда армии в тёплом обмундировании, полушубках, пимах, шапках, варежках и прочем". Уполномоченный разрешил приобретать для армии "не форменные и не вполне соответствующие образцам [вещи], лишь бы выполняли своё назначение, причём полушубки или даже просто овчины, из которых можно было бы изготовить полушубки, могут быть квашенные, а не дублённые"²⁶.

    Уже к началу февраля 1919 г. по данным земства по городу было собрано тёплых вещей, обуви и других предметов, в которых нуждалась армия, на сумму 60 тыс. руб.²⁷ Эта работа проводилась и в дальнейшем, причём потребность в этих вещах не ослабевала. В апреле 1919 г. по Нижнему Тагилу было расклеено обращение командующего Сибирской армией генерал-полковника Р.Гайды и начальника штаба генерал-майора Б.П.Богословского. "Жертвуйте на армию, – просили белые генералы, – несите деньги, бельё, книги, табак, хлеб, мясо. Откажите себе в лишних удовольствиях и удобствах – момент слишком грозен, чтобы дорожить этими удобствами, приглашайте и других последовать вашему примеру"²⁸.

    Но одними только пожертвованиями и закупками обойтись было нельзя. Через пять дней после прихода к власти, 23 ноября 1918 г., Верховный правитель издаёт специальный приказ, которым "запрещалось ношение военного платья и отдельных предметов военного обмундирования тем, кто фактически не находился на действительной военной службе". Устанавливался жёсткий срок исполнения – один месяц со дня опубликования, за нарушение предусматривалось трёхмесячное тюремное заключение или штраф в три тысячи рублей. Лица, уличённые в продаже или покупке военного обмундирования, снаряжения, защитного сукна предавались военно-полевому суду. Приказ А.В.Колчака выполнялся из рук вон плохо, поскольку постоянно на места следовали указания на этот счёт. Так, 28 апреля 1919 г. уполномоченный командующего Сибирской армией специальным приказом вновь "воспретил частным лицам ношение платья военного покроя и защитного цвета". Все граждане должны были "сдать его в управление коменданта в 7-дневный срок". Кара за невыполнение оставалась старая, предусмотренная ещё в приказе Верховного правителя²⁹.

    Все эти приказы и распоряжения развязали руки местным властям. В торговых организациях и у населения реквизировали сукно для пошива обмундирования и само обмундирование³⁰. Особенно страдали от этого отпущенные из германского плена солдаты. У них зачастую военное обмундирование было единственной одеждой. Гражданских лиц, посмевших носить элементы военной формы, нередко раздевали прямо на улице. Так, бывший военнопленный Николай Приходько позднее вспоминал, что когда в феврале 1919 г. он вместе со своим соседом Иваном Калиным решил пойти посмотреть на проезд через Нижний Тагил Колчака, их остановил военный патруль. Приходько удалось отстоять свою форменную шапку, а Калину повезло меньше. С него прямо на улице содрали тёплые военные штаны и бывший фронтовик Первой мировой два километра бежал по страшному морозу до дома в подштанниках, в результате чего сильно обморозился³¹.

    При обысках и арестах заподозренных в большевизме лиц обязательно производились денежные изъятия и конфискация имущества, что нередко оставляло их семьи без средств к существованию. В материалах белой комендатуры Нижнего Тагила имеются десятки списков, в которых фигурируют изъятые у арестованных и реквизированные у населения шинели, полушубки, солдатские ботинки, рубашки и другая одежда и обувь (вплоть до кальсон, портянок и ремней)³².

    Положение Нижнетагильских заводов и рудников в октябре 1918 – апреле 1919 гг. было тяжёлым. Довольно значительным был ущерб от военных действий. От обстрелов и пожаров в ходе сражений за город обыватели потерпели убытков на 100 тысяч рублей. На собрании гласных Нижнетагильского волостного земства 4 февраля 1919 г. констатировалось: "После ухода большевиков в ноябре 1918 г. хозяйство в корень расшатано, денежные средства истощены"³³. Нехватка сырья, топлива, гибель или уход с красными значительной части рабочих, длительные перебои с продовольствием отрицательно сказывались на производстве. Объёмы выпускаемой продукции непрерывно падали. Число потребителей продукции резко сократилось, и основным заказчиком стала армия.

    О значительном ухудшении экономического положения заводов Нижнетагильского округа во второй половине 1918 г. говорит и резкое сокращение численности работников. За июль–декабрь 1918 г. она снизилась почти на три четверти. Главной причиной стал уход значительной части рабочих с отступившей Красной армией. Повлияло также продолжающееся падение промышленного производства, что вело к дополнительным увольнениям.

    Однако в мае–июне 1919 г. ситуация стала меняться в лучшую сторону. Характеризуя экономическое положение города за первую половину мая 1919 г., начальник Нижнетагильской милиции констатировал: "Работы на заводах и в мастерских кустарей идут успешно, деятельность заводов оживляется". Оптимистичен он и в обзоре за первую половину мая – первую неделю июня: "Работы на заводах оживлены"³⁴. За военные заказы боролись не только промышленные предприятия, но и кустарные заведения. Так, в земских показательных мастерских было организовано изготовление и ремонт походных кухонь. Для местных нужд земскими органами был введён дополнительный однопроцентный сбор на все товары и услуги (включая продажу электрических лампочек, оформление официальных бумаг и т.п.). Благодаря земству централизованно закупалось железо по сниженным ценам для нужд тагильских кустарей, осуществлялся ремонт мостов³⁵.

    Негативное воздействие на развитие производства оказывали и ограничения в сфере торговли. В условиях войны механизмы свободной конкуренции не работали. Характерными в этом отношении стали мытарства известного тагильского предпринимателя Якова Павловича Всехвальнова. Ещё в 1917 г., до прихода большевиков к власти, он приобрёл в г. Благовещенске 202 пуда 35 фунтов монпансье и сдал его для отправки на свой адрес железной дороге. Дорога не проявила расторопности и Благовещенский совет 3 апреля 1918 г. реквизировал не отправленный частный груз. Узнав об этом, пробивной купец добился освобождения своей собственности, переоформив её для вида на Нижнетагильский совдеп. В декабре 1918 г. злосчастное монпансье прибыло в Екатеринбург и было вновь конфисковано, теперь уже белыми властями, как груз большевистского органа. Только 22 февраля 1919 г. Всехвальнов получил от Нижнетагильской земской управы специальную доверенность на получение конфет. В ней Екатеринбургская городская продовольственная комиссия информировалась обо всех вынужденных ухищрениях купца. Таким образом, потребовалось более года и невероятная пробивная способность, чтобы получить закупленный товар³⁶.

    А вот другой эпизод, связанный с передвижением товаров. Нижнетагильский кооперативный союз кустарей вскоре после перехода Тагила в руки белых сумел быстро наладить производство и занять работой тысячи рабочих. Но уже в декабре 1918 г. Уральская железная дорога прекратила приём кустарных изделий для отправки потребителям. Не имея крупных оборотных капиталов, кустарные предприятия Тагила вынуждены были уменьшать выпуск продукции или закрываться. На жалобы в высшие правительственные инстанции Пермская железная дорога ответила 27 марта 1919 г., что за недостатком перевозочных средств "принимаются к перевозке только лишь воинские внеочередные грузы". Для отправки груза кустарей требовалась санкция особой инстанции – Уральского порайонного комитета³⁷.

    Белые власти отменили всё красное законодательство, включая и прогрессивные социальные нормы. Это ухудшило положение трудящихся Нижнего Тагила. Вся забота о социальном страховании от безработицы, по болезни и уходу за ребёнком легла на плечи профессиональных союзов, в первую очередь профсоюза металлистов. Однако полностью отказаться от нового оказалось делом сложным. Взамен большевистского соцобеспечения требовалось дать хоть что-то. При Нижнетагильских заводах была учреждена больничная касса. Участники – рабочие и служащие, платили взносы на её содержание (1–2 % заработка). Приплаты поступали от предпринимателей. Кроме того, касса рассчитывала на пожертвования, доходы с собственного имущества, пени и случайные поступления. Денежные пособия полагались участникам кассы в случае болезни или несчастного случая, которые повлекли за собой утрату трудоспособности, при беременности и родах, в случае смерти (выплата денег на погребение семье покойного). Конечно, размеры этих выплат были невелики³⁸.

    Постоянным спутником тагильчанина при белом режиме была галопирующая инфляция, которая значительно обесценивала заработную плату. Цены на рынке постоянно росли. Так, в декабре 1918 г. пуд пшеничной муки стоил 25 руб., в феврале 1919 г. – 68–70 руб., весной 1919 г. – уже 130 руб. Между тем, месячный заработок рабочего на приисках составлял зимой 1919 г. около 450 руб., учителя тагильских школ осенью 1918 г. получали 400 руб.³⁹ Следует учитывать, что твёрдый заработок имели далеко не все, поскольку безработица в Нижнем Тагиле была широко распространена.

    Лишь офицеры и солдаты Белой армии питались относительно неплохо. Так, например, штату штаба гарнизона города в октябре 1918 г. была положена следующая норма (в расчёте на 1 человека, по хлебу – дневная, по остальным продуктам – месячная): хлеба – 634 г, муки – 2 кг, мяса – 9,5 кг, крупы (гороха, риса, проса) – 1,9 кг, картофеля – 2,6 кг, овощей (капусты и лука) – 4,1 кг. Кроме того, на каждого солдата и офицера штаба полагалось в месяц около 2,4 кг сахара, более 1,2 кг масла, более 1 кг соли, по 68 г чая и кофе, по 400 г мыла и табака⁴⁰.

    Гораздо хуже было положение с продовольствием у простых обывателей. Семьям солдат, мобилизованных в Белую армию, полагалось продовольственное пособие. Но в связи с редким поступлением средств на эти цели от правительственных структур Нижнетагильская волостная земская управа либо задерживала выдачу пособий, либо вообще их не выдавала. В одном из донесений тагильского коменданта отмечалось сильное истощение значительной части населения вследствие безработицы. Люди вынуждены были менять на хлеб даже тёплую одежду. Основным источником продовольствия для многих тагильчан являлось своё подсобное хозяйство. Именно поэтому самым страшным воспоминанием гражданской войны для тагильчанина Ф.И.Пестова (1911 года рождения) стал эпизод, когда белые грозили забрать корову⁴¹.

    Тяжёлым положением трудящихся в белом тылу попытались воспользоваться большевики. Созданное для руководства красным подпольем Урало-Сибирское бюро ЦК РКП(б) направило через линию фронта группу мотовилихинских рабочих во главе с М.П.Туркиным. В группу входили также Ф.Баранов, Жужгов и другие. Они должны были возглавить тагильскую подпольную организацию и подготовить восстание в посёлке. Но до Тагила эта группа не добралась. Поэтому остававшиеся в Тагиле сторонники большевиков действовали разрозненно, и сильного подполья здесь не сложилось. Лишь на телеграфе железнодорожной станции Нижний Тагил действовала группа А.П.Белова, но вскоре она была разоблачена белой контрразведкой и разгромлена⁴².

    Продолжали своё функционирование земская и заводская больницы. В феврале 1919 г. заведующим медицинской частью заводской больницы работал профессор Д.И.Кузнецкий; среди прочего персонала упоминаются фельдшера Г.И.Зубов, К.И.Карьков и Л.А.Пронин. В связи с мобилизациями в армию и неопределённостью политической ситуации медицинские заведения Нижнего Тагила испытывали ощутимый недостаток квалифицированных врачебных кадров. Эпидемическая обстановка в Нижнем Тагиле на протяжении всех месяцев белого правления оставалась тяжёлой. Так в мае 1919 г. в городе свирепствовала эпидемия тифа, вызванная употреблением сырой воды. Поэтому Тагильское общество Красного Креста под председательством Пономарёва развернуло широкую работу по санитарному просвещению населения. Оно выпускало специальные листовки, проводило лекции и беседы по злободневным санитарным вопросам⁴³.

    Эвакуации первой мировой и гражданской войн не только резко увеличили население города, но и способствовали временному росту его образовательного потенциала. Если в 1909 г. в посёлке Нижнетагильского завода действовало 23 училища, то в конце 1918 г. их насчитывалось уже 32. Из западных районов Российской империи в годы Первой мировой войны были вывезены Либавская женская гимназия Будковой, а также 1-е и 2-е Львовские начальные училища. Для детей тагильских татар функционировало Русско-татарское училище⁴⁴.

    Впрочем, эта потенциальная возможность расширения учебных услуг в годы войны наталкивалась на серьёзные ограничения. В октябре 1918 г. здания Выйского двухклассного, реального, Введенского двуклассного, железнодорожного, 1-го и 2-го Львовских, Троицко-Никольского, Ключевского, Гальянского училищ и женской гимназии были заняты под постой войск. Школа испытывала острейший недостаток в дровах, бумаге, карандашах, перьях и чернильном порошке, школьных пособиях и учебной литературе. Проблема была столь острой, что комендатура взяла на учёт и изъяла для нужд образовательной системы все запасы школьного имущества, находившегося в городе. По данным на 6 ноября 1918 г., на складе Верхотурского земства в Нижнем Тагиле имелось 1 507 стоп бумаги, 36 дюжин карандашей, 97 коробок перьев и 1 080 коробок чернил. Для 5 тыс. учащихся города этого было явно недостаточно. На одном из заседаний заведующих начальными школами Нижнего Тагила, состоявшемся 10 ноября 1918 г., отмечалось, что "чернильный порошок, имеющийся в земском складе, весьма плохого качества". Поэтому была направлена просьба аптеке местной земской больницы изготовить чернила для школ⁴⁵.

    Сразу же после освобождения города от власти большевиков началась большая чистка учительских кадров (завуалированная под выборы педагогического персонала). Состоявшееся 3 ноября 1918 г. собрание учителей Верхотурского уезда попыталось было воспротивиться затее новых властей, мотивируя это тяжёлыми жизненными условиями педагогов (задержкой зарплаты, дороговизной жизни и т.п.), но успеха не имело. В каждом училище были организованы особые собрания в составе педагогических советов и родительских комитетов с обязательным участием двух представителей от земства. Именно они и формировали избирательные комиссии. Эти органы получали от земства и контрразведки подробные сведения о том, "где каждый служил во время большевистской власти, и при какой должности состоял". Уличённые в сотрудничестве с советской властью учителя увольнялись⁴⁶.

    Продолжалось развитие сети культурных учреждений. 22 января 1919 г. был открыт Рабоче-кооперативный клуб при культурно-просветительном отделе общества потребителей. Нижнетагильский профсоюз металлистов продолжал деятельность Народного университета. На всём протяжении гражданской войны в Нижнем Тагиле действовали возникшие ещё в начале XX в. кинотеатры "Свобода", "Иллюзия" и "Одеон". В репертуаре тагильских кинотеатров были классические русские киноленты "Песнь торжествующей любви", "Позабудь про камин", "Молчи, грусть, молчи", "Оборона Севастополя", "Ермак", "Власть тьмы" и т.д. Наряду с этим попадались и такие экзотические ленты, как "Торговцы живым товаром (из жизни нью-йоркских бандитов)", демонстрировавшейся в "Свободе" 28–30 января 1919 г.⁴⁷

    Театр в Нижнем Тагиле в период белой администрации переживал время подъёма. Так, в январе 1919 г. в заводском театре состоялся показ двух балетных спектаклей. Афиша гласила, что в них принимают участие известные театральные профессионалы: артистка музыкальной драмы И.С.Архипова, артистка К.В.Горданская, прима-балерина М.Стекль, баритон М.К.Максаков и тенор И.В.Малков, которым аккомпанировала Л.А.Голубкина. Музыкальными событиями первой половины 1919 г. были вечер памяти Чайковского, постановка опер "Царская невеста" Римского-Корсакова, "Евгений Онегин" Чайковского, "Аида" Верди, пьес Островского "Лес" и Зудермана "Огни Ивановой ночи". Следует особо отметить, что программы спектаклей предварительно просматривались начальником контрразведки сотником Перепёлкиным, который выступал в роли строгого цензора. Так, к примеру, он вычеркнул из списка готовящихся к постановке пьесу Островского "Гроза". Видимо, социальный подтекст этого произведения мог вызвать у зрителя нежелательные ассоциации⁴⁸.

    Война и её неизбежные спутники – произвол и насилие накладывали свой отпечаток на культурные процессы. Музыкальные инструменты и ноты, принадлежащие собранию служащих Нижнетагильских заводов и заведующему заводским оркестром Г.Рябову, были присвоены расположенным в Тагиле военным оркестром 15-го полка⁴⁹. Печальной оказалась судьба городской библиотеки. Она была сформирована ещё при большевистской власти за счёт демидовской заводской, клубной и библиотек нижнетагильского и невьянского винных складов. В библиотеку попадали и книги, конфискованные при обысках у противников большевиков. Книжное собрание размещалось в национализированном доме купца Е.Копылова и насчитывало 30 тыс. томов. После освобождения Нижнего Тагила белыми библиотека стала именоваться Центральной земской и активно работала для читателей-тагильчан. Однако принцип частной собственности оказался выше принципа целесообразности и общественной пользы. Сначала домовладелец Е.Копылов потребовал удаления библиотеки из его дома (не забыв выставить счёт за пользование его собственностью), винные склады и нижнетагильские заводы (несмотря на униженные мольбы земства) отказались оставить в ней свои книги. В конце концов библиотека была закрыта, а книги возвращены прежним владельцам⁵⁰.

    Введение ещё в 1914 г. "сухого закона", ограничение продажи крепких спиртных напитков, подтверждённое и красными и белыми властями, породили российское бутлегерство. Кумышковарением (именно так именовалось в годы гражданской войны изготовление самогона) занимались не только многие тагильчане, но даже белая милиция, призванная бороться с этим социальным злом⁵¹. По приказу уполномоченного государственного порядка и общественного спокойствия в Екатеринбургском, Камышловском, Шадринском, Красноуфимском, Ирбитском и Верхотурском уездах полковника Домонтовича нарушителей общественного спокойствия ожидали суровые кары. За появление на улицах и в общественных местах в нетрезвом виде им грозил арест от 1 недели до 1 месяца с заменой штрафом от 100 до 1 000 руб., за изготовление и продажу спиртных напитков – от 1 до 2 месяцев тюрьмы (или штраф от 100 до 1 500 руб.). Торговля контрабандным (необандероленным) табаком влекла за собой штраф в размере до 25 руб.⁵²

    К лету 1919 г. положение на восточном театре гражданской войны вполне определилось: Красная армия наступала, а колчаковские войска вынуждены были отходить. В июне через заводской посёлок потянулись беженцы. Предстоящий приход красных вызвал беспокойство у значительной части тагильчан. Сборы в эвакуацию начались не только среди тех, кто тесно связал себя с белой властью, но и среди тех, кто не имел к ней никакого отношения. Решение уйти с белыми приняла большая часть инженеров и техников Нижнетагильского округа и даже кое-кто из рабочих. Среди эвакуировавшихся были главный инженер горного отдела Нижнетагильского округа Кузнецов, смотритель Климов, горные техники Иванов и Кондаков, механик Высокогорского железного рудника Епимахов и многие другие. Правда большая часть эвакуировавшихся была перехвачена в Сибири наступающей Красной армией и впоследствии возвратилась обратно⁵³.

    Трое суток в Нижнем Тагиле не было ни белых, ни красных. Опасаясь быть отрезанными стремительным красным наступлением, белые покинули посёлок, а главные маршруты полков Красной армии проходили южнее и севернее Нижнего Тагила. Лишь в ночь на 19 июля 1-й батальон 22-го Кизеловского полка 3-й армии вступил в Нижний Тагил. Это означало завершение истории "белого" Тагила.

Примечания:

    ¹Были горы Высокой. Свердловск, 1960. С. 183–186, 188–189; Денисов Н. Вылазка черносотенцев // Тагильский рабочий. 1963. 26 февраля.

    ²Были горы Высокой. С. 195–196. Среди членов отряда был забойщик Высокогорского железного рудника Василий Мамонов.

    ³Нижнетагильский городской исторический архив (НТГИА). Ф. 405. Оп. 1. Д. 27. Л. 80, 127.

    ⁴Были горы Высокой. С. 198–199.

    ⁵Там же. С. 199. И.Р.Носов уточняет, что Нехорошков провёл подразделения белых с востока, Федюнин – с юга, а Котов – с запада.

    ⁶Там же. С. 200, 216; Нижний Тагил. Свердловск, 1961. С. 108. По воспоминаниям Г.С.Быкова, "погибло несколько сотен красноармейцев. Под Красным Камнем были навалены кучи трупов".

    ⁷НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 26. Л. 18.

    ⁸Гаёв Е. Из воспоминаний члена Делового совета // Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 114; Были горы Высокой. С. 218. Как вспоминает Ф.В.Борисова, большевиков остановило не отвращение к этой зверской акции, а надежда на кратковременность белогвардейской оккупации города.

    ⁹НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 4. Л. 48; Рождественская К. Краткая летопись Нижнего Тагила // Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 230; Были горы Высокой. С. 210.

    ¹⁰Коновалов В.В. Белая комендатура в Нижнем Тагиле // Тагильский край в панораме веков. Материалы научно-практической конференции г. Нижний Тагил. 12–13 мая 1999 г. Екатеринбург, 1999. С. 79–80; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 4. Л. 48; Д. 8. Л. 2; Д. 26. Л. 6, 18; Д. 30. Л. 11.

    ¹¹Были горы Высокой. С. 212.

    ¹²Злобина И.В., Фахретденова А.X. Террор в Нижнем Тагиле в годы гражданской войны // Книга памяти. Екатеринбург, 1994. С. 18; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 26 Л. 79.

    ¹³Были горы Высокой. С. 218–220. Интересно отметить, что выдал Борисову тот самый Иван Нехорошков, что провёл белые отряды в тыл к красным, а среди инициаторов её увольнения был первый командир отряда Красной гвардии в Нижнем Тагиле левый эсер П.И.Бабин.

    ¹⁴НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 26. Л. 84; Злобина И.В., Фахретденова А.X. Указ. соч. С. 18.

    ¹⁵Гаёв Е. Указ. соч. С. 117–118; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 37. Л. 5.

    ¹⁶НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 10. Л. 57; Д. 17. Л. 52; Д. 25. Л. 134; Д. 29. Л. 52.

    ¹⁷Там же. Д. 6. Л. 44; Д. 10. Л. 3; Д. 26. Л. 17, 22. В случае законного приобретения оружия требовалось ещё уплатить гербовый сбор в размере 444 руб.

    ¹⁸Были горы Высокой. С. 221; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 20. Л. 71.

    ¹⁹Косоглядова О.А. Земское образование в Нижнем Тагиле в годы гражданской войны // Тагильский край в панораме веков. Екатеринбург, 1999. С. 82.

    ²⁰НТГИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 7. Л. 49 об.; Коновалов В.В. Указ. соч. С. 81. Автор отмечает, что эти подсчёты неполны.

    ²¹НТГИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 4. Л. 85, 86, 88, 133.

    ²²Там же. Л. 46; Ф. 405. Оп. 1. Д. 11. Л. 2; Д. 27. Л. 32, 35.

    ²³Там же. Ф. 405. Оп. 1. Д. 6. Л. 2; Д. 25. Л. 159. Василий Диомидович Конин с 1899 г. был священником Свято-Троицкой единоверческой церкви Нижнего Тагила и благочинным единоверческого округа. Окончил учительский институт и являлся одним из самых образованных священнослужителей нашего города. В годы первой русской революции, подобно большинству священников, занял ярко выраженную монархическую позицию. Был одним из руководителей Союза русского народа в Тагиле.

    ²⁴Константинов С.И. Вооружённые формирования противобольшевистских правительств Поволжья, Урала и Сибири в годы гражданской войны. Екатеринбург, 1997. С. 210.

    ²⁵Протоколы заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака (стенографический отчёт) // Колчак Александр Васильевич – последние дни жизни. Барнаул, 1991. С. 220; Будберг А. Дневник белогвардейца (Колчаковская эпопея) // Дневник белогвардейца. Новосибирск, 1991. С. 251.

    ²⁶НТГИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1. Л. 20; Д. 4. Л. 100; Ф. 405. Оп. 1. Д. 19. Л. 11.

    ²⁷Там же. Ф. 404. Оп. 1. Д. 7. Л. 49 об.

    ²⁸Там же. Д. 1. Л. 156.

    ²⁹Там же. Л. 37, 178.

    ³⁰Там же. Ф. 405. Оп. 1. Д. 5. Л. 23, 26; Д. 6. Л. 62; Д. 11. Л. 2.

    ³¹Были горы Высокой. С. 220–221.

    ³²НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 6. Л. 64, 88; Д. 10. Л. 35–36. В переписке коменданта Нижнетагильского завода сухо отмечено, что при одном из обысков у семьи из четырёх человек конфисковано 4 685 руб., у семьи из трёх человек – 1 250 руб., и т.п. Один из конфискационных списков имеет номер 193.

    ³³Там же. Ф. 404. Оп. 1. Д. 7. Л. 49; Косоглядова О.А. Указ. соч. С. 82. К сожалению тагильское земство, сделавшее этот подсчёт, не указывает, включены ли сюда потери промышленных предприятий города.

    ³⁴Цит. по: Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001. С. 258–259. Улучшение экономического положения Урала в мае 1919 г. по сравнению с апрелем констатировал и управляющий делами Омского правительства Г.Гинс. См.: Гинс Г. Впечатления и мысли члена Омского правительства // Колчак Александр Васильевич – последние дни жизни. Барнаул, 1991. С. 36.

    ³⁵НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 11. Л. 16.

    ³⁶Там же. Ф. 404. Оп. 1. Д. 2. Л. 168–168 об.

    ³⁷Там же. Л. 86 об.–87.

    ³⁸Там же. Ф. 405. Оп. 1. Д. 4. Л. 24; Д. 20. Л. 104–114.

    ³⁹Косоглядова О.А. Указ. соч. С. 83.

    ⁴⁰НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 28. Л. 24. Рассчитано нами, исходя из соотношения: 1 пуд – 16,3805 кг; 1 фунт – 409,51241 г; 1 золотник – 4,2657 г.

    ⁴¹Там же. Д. 20. Л. 170; Д. 25. Л. 40; Были горы Высокой. С. 217–218.

    ⁴²Нижний Тагил. Свердловск, 1977. С. 51–52; Информация А.X.Фахретденовой.

    ⁴³НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 11. Л. 21; Д. 19. Л. 4.

    ⁴⁴Рождественская К. Указ. соч. С. 227; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 19. Л. 4.

    ⁴⁵Косоглядова О.А. Указ. соч. С. 82, 84; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 4. Л. 39, 60.

    ⁴⁶Косоглядова О.А. Указ соч. С. 84; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 4. Л. 40.

    ⁴⁷НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 4. Л. 17, 24; Д. 17. Л. 58, 65–66, 122; Д. 21. Л. 45.

    ⁴⁸Там же. Д. 17. Л. 78, 88.

    ⁴⁹Там же. Л. 114.

    ⁵⁰Косоглядова О.А. Указ. соч. С. 85.

    ⁵¹НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 26. Л. 45–46; Д. 10. Л. 19.

    ⁵²Там же. Д. 10. Л. 3.

    ⁵³Были горы Высокой. С. 223–224.

Александр Ермаков, (1957–2007), кандидат исторических наук, доцент кафедры Отечественной истории Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии.

г. Нижний Тагил

Оригинал статьи в журнале "Веси"

Главная страница