Сергей Ганьжа. СВОБОДНЫХ ВОД УСТРОИТЕЛЬ...

    Среди имен талантливых уральских мастеров-гидротехников – Д. Боярского, В.П. Воеводина, П.Е. Волкова, Л.С. Злобина и многих других – далеко не последнее место занимает имя Клементия Константиновича Ушкова. Родился он в 1782 году в семье крепостного крестьянина Нижнетагильского завода Константина Ивановича Ушкова, истового сторонника старообрядчества. Клементий Константинович знал, что предки его издавна жили в деревне Сыровой Подольского уезда в вотчине Данилова монастыря под Москвой. Дед его тогда носил фамилию Ушенкова и был государственным крестьянином. В 1740-е, в период усиления репрессий, применяемых к старообрядцам, Ушенковы бежали на Урал, где к ревнителям древнего благочестия отношение было более терпимым. В 1747 году они оказались приписанными к Выйскому заводу как вечноотданные господ Демидовых. При их приписке фамилию изменили на Ушковых.

    Константин Иванович от природы был наделен твердым и независимым характером, был настойчив в достижении поставленной цели. Он сразу же проявил недовольство тем, что был отнесен к категории вечноотданных людей. Дух своеволия и неповиновения особенно сильно проявился у его сыновей Ефима и Ермила, которые неоднократно подавали прошения в разные инстанции об освобождении их от крепостной зависимости. Клементий Константинович добивался того же самого, но пытался делать это более осторожно. Как мельник и купец он много сделал для Нижнетагильского округа, обеспечивая хлебом население заводов, сел и деревень. Однако зависимость от крепостной неволи ограничивала его активную деятельность. В отличие от брата Ефима он лишь единственный раз подавал прошение в Верхотурский суд дать ему вольную, которое не было удовлетворено. Более всего вольная была нужна не столько ему, как взрослым сыновьям его Михаилу и Савве. "Вольности" мешало одно немаловажное обстоятельство – Ушков был раскольническим старшиной и одним из попечителей Свято-Троицкой часовни, построенной в Нижнем Тагиле в 1781 году авторитетнейшим старообрядцем Андреем Ивановичем Рябининым из рода князей Хованских, бежавшим из Москвы в связи с гонениями на староверов.

    Свято-Троицкая часовня была оплотом старообрядцев не только Нижнетагильского округа, но и других мест Урала. С начала 1820-х годов многие окрестные общества стали сотрудничать с часовней и Троицким обществом, попав в большую от него зависимость. Однако в самом Нижнем Тагиле подобралась группа единоверцев во главе с Уткиным Федором Агафоновичем, которая повела борьбу за обретение часовни с целью превращения ее в единоверческую церковь. Ф.А. Уткин подал на имя императора Николая I прошение, подписанное группой единоверцев. А в октябре 1840 года он послал Пермскому губернатору бумагу, в которой докладывал о том, что старшины часовни Иван Рукавишников, Лев и Леонтий Железковы, Иродион Сыроедин, Козьма Короткое, Савва Красильников, купец Чеусов и Клементий Ушков будто бы "прибрали к своим рукам" 8500 рублей ассигнациями из Свято-Троицкой часовни. Бумага эта была рассмотрена Комитетом министров России, который решил освободить от преследования Рукавишникова, Л. Железкова, Сыроедина, Красильникова и Чеусова как "не обличенных в самовольном расходовании имущества часовни". С Леонтия Железкова и Козьмы Короткова взыскан был 371 рубль 42 коп. серебром за присвоенные ими вещи. Клементий Ушков не упоминается, следовательно, он не был виновен.

    Он продолжает искать способ быть вольным человеком, приходя к выводу, что для заводов нужно сделать очень важную услугу, которая будет непременно замечена владельцами и оценена по достоинству. А поэтому присматривается к одному проекту, вокруг которого много лет велись споры.

    Дело в том, что тагильские заводы из года в год страдали дефицитом воды, используемой для приведения в действие заводских механизмов. Бывало так, что многие заводские производства приходилось останавливать и ждать дождей, наполняющих пруды. "Мы приносили Богу теплые молитвы о ниспослании дождей, и с сею благодатью опять бы заводы загремели во всей полноте своей", - докладывал однажды Демидову директор заводов М.Д. Данилов, на что, впрочем, получил иронический ответ: "Должно быть, мало молили". Трудно объяснить, почему не предусмотрели резервный водоем, ведь совсем рядом вверх по течению реки Тагил лежало мелководное озерцо Черное (ныне центральная часть, "Яма", Черноисточинского пруда), одно из красивейших мест в окрестностях Нижнего Тагила. Впервые этот вопрос возник в 1775 году, когда Никита Акинфиевич предложил заводоуправлению подумать, как провести в этот мелководный водоем речку Черную, совсем рядом ускользающую от него. В течение ряда лет проект этот обсуждали управляющий завода и маркшейдер Грубер А.Е., составитель атласа горных заводов Урала. Работавшие здесь по приглашению Демидовых французские специалисты - консультант-практик, бывший профессор Политехнической школы в городе Меце Клод Жозеф Ферри, и его коллеги Бержье и Алори изучали проблему и пришли к выводу о невозможности затеи. Кто бы не касался этой задачи, все находили ее неразрешимой. Выходило, что уровень речки Черной нужно было поднимать на несколько аршин, чтобы ее воды пошли по новому руслу.

    Вероятно, мысли Клементия Константиновича давно витали вокруг этого проекта, осуществление которого ему было по душе и силам. 11 ноября 1841 года он подает на имя управляющего Нижнетагильскими заводами "покорнейшее представление", в котором предлагает свои услуги по подаче вод речки Черной в Черноисточинский пруд и высказывает уверенность в полном успехе этого дела. И поясняет, что готов осуществить мероприятие это не только из усердия "для пользы господ заводосодержателей, но и за свой счет". А в награду просит: "... для исправления сей для заводов полезной цели я, не говоря о себе, но только детям моим – двум сыновьям – Михаилу с женой и с детьми и холостому Савве прошу дать от заводов вольную..."1.

    Отметим, что в дополнение к вольной он просил у заводоуправления пятнадцать тысяч рублей ассигнациями, однако в последующих документах об этой сумме нет и речи, скорее всего на получении ее он и не настаивал. На его прошении заводская администрация оставила такую резолюцию: "По обсуждении представить на благорассмотрение господ заводовладельцев, исчислив все выгоды, могущие быть в настоящее время от провода реки Черной в Черноисточинский пруд"2. Приходится сожалеть, что не во время подал свою записку К.К. Ушков: совсем недавно его обвинили в незаконном расходовании средств, принадлежавших Свято-Троицкой часовне. А в 1841 год памятен усилившейся борьбой заводоуправления и православной епархии на обретение часовни, интересы которой Ушков защищал как раскольнический старшина.

    Экономически выгодный проект Ушкова был пока оставлен без внимания. С членами "Парижского совета", управляющими заводами из Франции, в те годы общался некий Антон Иванович Кожуховский, предприимчивый шляхтич, происхождение которого остается пока неясным. Он догадывался, что технический прогресс стал обходить стороной тагильские заводы, производительность которых неуклонно снижалась. Кожуховский познакомился с А.Н. Демидовым и пообещал ему, что сможет повысить производительность его уральских заводов. Кожуховский выехал в Нижний Тагил в 1847 году в роли Главноуправляющего тагильских заводов. Здесь он познакомился с обстановкой и наметил план преобразования. В основе его лежало усовершенствование гидроэнергосистемы, от которой на Западе стали отходить с переводом промышленности на паровые двигатели. Аврора Карловна Демидова, супруга Павла Николаевича, писала родственнице Алине осенью 1848 года: "Кожуховский вернулся из своей поездки в Сибирь, и непосредственным результатом этого первого года работы явилось повышение вдвое доходов, которые прежде получали совладельцы. Кожуховский обещает в будущем – они увеличатся еще больше. Он так живо и увлекательно описывал нам Сибирь и особенно Нижний Тагил, что мы начали планировать на следующее лето поездку в те края"3.

    Поездка такая состоялась и не прошла бесследно для заводского населения. Работая над планом по реконструкции гидроэнергосистемы, Кожуховский, очевидно, поднял из архива уже забытое прошение К.К. Ушкова. Думается, он внимательнейшим образом вчитывался в любопытный документ, составленный крепостным крестьянином, который технически грамотно показал технологию строительства канала со всеми его особенностями.

    Ушков писал, что только подъем уровня Черной на одном из ее отрезков может позволить направить реку по новому руслу в Черноисточинский пруд. Где и как поднять уровень этой реки, вот та трудность, о которую спотыкалась неоднократно заводская администрация. Тщательное изучение рельефа местности, многочисленные провешивания позволили Ушкову найти это место в восьми верстах от Черноисточинского пруда и определить, что здесь путем спруживания воду реки можно поднять на 7 аршин, а затем из "коего пруда пущать ее в канаву", прокопанную к Черному озеру. При выборе трассы канала ему приходилось учитывать топографические и инженерно-геологические особенности местности, ожидаемый приток воды с прибрежных территорий от таяния снега и дождей. Ушков знал, что главной опасностью является фильтрация, просачивание воды сквозь стенку дамбы, толщина которой по верху не превышала 7-8 аршин. Он обещал в целях уменьшения фильтрации воды "вести отлогие бока и уваливать глиною и щебнем", хотя понимал, что полностью фильтрацию устранить невозможно. Поясняя причины этого явления, предупреждает администрацию, "чтобы при приеме канавы не спорить". Ушков просит заводоуправление разрешить рубить лес для плотины там, где ему будет способно. Он учел даже возмещение ущерба жителям Черноисточинского поселка, по покосным угодьям которых пройдет канал. А в случае обнаружения при земляных работах каких-либо полезных ископаемых он брал обязательство известить администрацию.

    Проект был рассмотрен и одобрен, а 20 октября 1847 года Ушков вручает Кожуховскому бумагу: "Я, нижеподписавшийся, крепостной господ Демидовых крестьянин Нижнетагильского завода Клементий Константинович Ушков даю сию подписку управлению Нижнетагильских заводов о том, что в присутствии сего управления объявлено мне предписание господина Главноуполномоченного по имениям и делам господ Демидовых Антона Ивановича Кожуховского от 14 октября за № 58 о дозволении мне на поставленных в том предписании условиях устроить за собственный счет на реке Черной запасной пруд с плотиною, пропустить из оного воду через особый канал в Черноисточинский пруд и устроить спуск воды обыкновенному течению реки Черной в реку Тагил. С какого предписания по желанию моему выдана мне от заводоуправления засвидетельствованная копия, в чем и подписуюсь – крепостной Клементий Константинов Ушков"4.

    Приведенный документ краток и конкретен: Ушкову разрешается приступить к строительству канала и пруда за собственный счет. Нет ни слова о тех пятнадцати тысячах, которые он просил когда-то. Ушков добился главного – давнишняя мечта о получении свободы начинала сбываться. Получив разрешение, он немедленно приступает к выполнению условий договора, черноисточинский лес наполняется шумом строительных работ, криками лесорубов, землекопов и возчиков. Поверхностные замечания о том, что сооружение канала и пруда Клементий Константинович осуществил силами одной своей семьи за два года, вызывают возражения и опровергаются документами. Вспомним, что в 1841 году он писал, что обязуется не нанимать "штатных заводских людей", а работы намерен был провести при помощи вольнонаемых работников. Напомним, что деревни Бобровка, Захаровка, поселок Черноисточинск и другие населенные пункты вблизи Висима были типичными раскольничими гнездами, у жителей которых Ушков, бесспорно, пользовался огромным авторитетом как мельник, купец и старообрядец, да еще не простой, а в звании старшины. Не вызывает сомнения, что люди из этой среды оказывали ему всемерную помощь.

    Сохранился любопытный документ, раскрывающий картину начала строительства канала. После заключения договора с Ушковым Антон Иванович дал Черноисточинской конторе неофициальное указание понаблюдать за строительством канала "как бы за господскими производимыми работами"5. Кожуховского интересовало, "сколько у Ушкова на работе в каждый день находится рабочих людей и лошадей, по каким платам он их нанимает и ведется ли журнал по расходованию средств". От предоставления таких сведений заводской конторе Ушков категорически отказался, мотивируя тем, что канал строит за свой счет и расходы считает личным делом. Приказчик Прокофий Львов все же получил частные сведения о ходе стройки и доложил Кожуховскому: "У Ушкова при проходе от заводского пруда по просеку прореза находилось довольное число людей и лошадей, а именно – рабочих пеших 20 и конных 20 человек на 10 лошадях с платою пешему работнику по 1 рублю в день..., конным по 2 рубля 50 копеек, считая выработку по одной кубической сажени в день..."6.

    Львов добавил, что за "седьмицу" вырабатывалось 60 сажен земли и признавал такую производительность стабильной. Он находил, что "подобные сведения от Черноисточинской конторы по сие и на последующее время нужно в отчетах письменных в управление показывать"6.

    Такая арифметика нуждается в уточнениях, а о производительности ушковской артели нельзя судить только по рапортам Львова, так как он сам отмечал, что добытые сведения имели частный характер и относились к первым дням строительства, когда Ушков еще не имел на руках предписания Кожуховского, как юридического документа, гарантирующего выполнение договорных обязательств. Получение предписания стимулировало деятельность гидростроителя, который приложил немало усилий для ускорения стройки, так как стоял уже октябрь. Земляные работы, начавшиеся в октябре 1847 года, были прекращены не позднее первых чисел ноября в связи с начавшимся промерзанием почвы. Зимой могла производиться подготовка срубов и свай под плотины, изготовление шлюзов и разных креплений. Строительство плотины и прорытие канала велись весной, летом и осенью 1848 года. Когда же завершилось строительство? Историк А.Г. Козлов называет 1848 год7. Эту же дату находим в справке об Ушкове, составленной в 1953 году тагильским краеведом Н.С. Боташевым. А вот автор книги "Заповедные места Свердловской области" А.П. Архипова указывает 1849 год8.

    У петербургского писателя А.Г. Бармина об ушковском канале есть такие строки: "Весной 1849 года помощнику механика Мирону Черепанову был послан из конторы ордер: осмотреть и принять плотину, возведенную иждивением Ушкова. На 15 апреля была назначена торжественная и официальная приемка в присутствии господ хозяев и господина Главноуполномоченного уральскими демидовскими заводами. Ушковы решили во всем угодить хозяевам и превратили приемку в нарядный праздник. Разукрашенные коврами и зеленью большие лодки плыли по новому пруду. Аврора Карловна Демидова с девятилетним сыном и главноуполномоченным Антоном Ивановичем Кожуховским сидели в одной из лодок, гребцами которой были великаны-сыновья Ушковы. В других ехали гости. Лодки сделали круг по пруду и направились к плотине. Здесь помощник механика Мирон Черепанов должен был встретить господ хозяев и огласить акт об исправности плотинных сооружений, после чего Аврора Карловна должна была объявить благодарность и решение о награждении..."9. Когда это свершилось, как пишет Бармин, Ушковы "пали на колени, стали целовать руки Авроры Карловны и малолетнего Демидова, музыка играла, а гости рукоплескали..."9.

    Такую идиллическую картину нарисовал писатель. Однако в книге преобладает художественный вымысел. Катание на лодках 15 апреля является невероятным, поскольку водоемы в окрестностях Тагила в это время едва вскрываются ото льда, а уж зелени, которой будто бы украшались лодки тем более быть не могло. Господа заводовладельцы пожаловали в Нижний Тагил значительно позднее, что подтверждает документ: "С 17 июня по 11 сентября 1849 года Нижнетагильские заводы имели счастие видеть своих благодательных владетелей, наследников его превосходительства Павла Николаевича Демидова, пребывавших здесь П.П. Демидова, матери его Авроры Карловны и второго супруга ее А.Н. Карамзина..."10. Да и Мирон Черепанов умер не 26 апреля, как сообщает Бармин, а 5 октября 1849 года, о чем сообщалось в Петербург. Историк техники В.В. Данилевский, писательница М.С. Шагинян и другие пытались утверждать, что Ушковым вольную не дали. Однако сохранился рапорт Нижнетагильского заводоуправления, в котором прямо говорится: "В сходность предписания г. Главноуполномоченного Ушков был допущен к устройству запасного пруда с плотиною и немедленно приступил к работе. Постройку окончил совершенно в лете 1849 года к посещению Нижнетагильских заводов господами Владельцами... Устроенный Ушковым запасный пруд с плотиною на реке Черной был осмотрен г. Владельцами и г. Главноуполномоченным. Устройство плотины найдено весьма удовлетворительным, за что Ушкову с семейством объявлена свобода, а 10 июля выдана и сама отпускная... Постановление принято от Клементия Ушкова в ведение управления инспектору Беккеру..."11.

    Вот так просто и буднично сообщалось о том буквально техническом подвиге, который совершил тагильский гидростроитель Клементий Константинович Ушков. Если выбросить зимние месяцы, то канал он построил всего за 8-9 месяцев!

    Освобождение от крепостной неволи послужило стимулом для решения других гидротехнических проектов – ведь из-за недостатка воды страдал не только один Нижнетагильский завод. По этой же причине нарушалась зачастую ритмичность действия Висимо-Шайтанского и Висимоуткинского заводов, тоже принадлежавших Демидовым. Объем предполагаемых работ на этих заводах был невелик – прокопать канал длиной в одну версту и создать плотину для спруживания воды. В начале 1851 года Ефим Клементьевич Ушков подает на имя А.И. Кожуховского прошение и заявляет, что так называемый сулемский проект, то есть плотина на реке Сулем, им будет завершен успешно. Инициатива Ушкова импонирует Кожуховскому, он знает, что сооружение канала не обойдется без участия Клементия Константиновича, а это предопределяет успех. Кожуховский пишет управляющему заводами Д. В. Белову: "Дело это меня всегда занимало, и я рад буду, если найдется кто-либо желающий исполнить настоящее предприятие для общей пользы и тем подобно Кл. Ушкову увековечить свое имя в летописях тагильских..."12.

    Но Д. В. Белов не одобрял проект, мотивируя это дороговизной и нежеланием портить отношения с соседями-невьянцами, считавшими, что деривация нанесет существенный вред принадлежавшей им мельнице на Сулеме.

    Ушковых не удовлетворило решение заводской администрации. В Петербург поехал Клементий Ушков, который был принят Авророй Карловной Демидовой и Кожуховским. Он рассказал, что намерен построить на Сулеме плотину высотой 11 аршин для образования водоема, который полностью бы обеспечивал как Висимо-Шайтанский, так и Висимоуткинский заводы. Владельцы согласились с доводами К.К. Ушкова, однако эта инициатива не получила дальнейшего развития: в 1853 году умер А.И. Кожуховский, в мае 1854 года в сражениях русско-турецкой войны погиб совладелец тагильских заводов Андрей Николаевич Карамзин, а тогдашний директор тагильских заводов П.Н. Шиленков не был сторонником новшеств в гидротехнике. Ушкову не удалось осуществить и другое не менее интересное мероприятие по обеспечению водными запасами Кушвинского металлургического завода. Речь шла о возвращении к проекту П.Е. Волкова, предложившего в 1802 году соорудить выше Верхнетуринского завода водоем, из которого каналом провести воды реки Туры в Кушвинский пруд и тем его усилить. В январе 1857 года К. К. Ушков в прошении императору Александру II пишет: "Подобное мероприятие я окончил в Нижнетагильских господ Демидовых заводах с большой для тех выгодой, а с делом этим я совершенно знаком..." Однако претворить в жизнь волковский проект ему так и не удалось. Пока шла переписка, Клементий Константиновича Ушкова не стало – он умер в 1859 году.

    Мы знаем Клементия Константиновича прежде всего как талантливого гидростроителя. Во многих публикациях, ему посвященных, к сожалению, мало говорится о других аспектах огромного вклада, который он и его братья внесли в развитие и других отраслей хозяйства Урала13. Поражаешься неуемной энергии Клементия Константиновича. Вот он строит Черноисточинский водовод с прудом на Черной, ведет торговые дела, а в августе 1848 года просит управляющего заводами Д.В. Белова о разрешении начать строительство мельницы в трех-четырех верстах от впадения Черной в реку Тагил. В первой части прошения он коротко рассказывает о том, как развивалось мукомольное дело в тагильском округе. Сообщает, что до появления мельниц тагильские заводы испытывали "величайшие затруднения" в обеспечении населения хлебом, цены на который были "возвышены до чрезвычайности". Он поясняет Белову, что только увеличение количества мельниц способствовало решению хлебной проблемы и даже позволило иметь значительные запасы муки "лучшей доброты по ценам умеренным". Он обращает внимание и на то, что появилась возможность от избыточности снабжать хлебом "почти все казенные и частные близлежащие заводы"14. Он убеждает, что его мельница принесет пользу не только жителям Черноисточинского, Висимо-Шайтанского и Висимоуткинского заводов, но и деревень в округе, откуда не нужно будет возить зерно на помол за 20 верст. Но строительство мельниц для целей снабжения края хлебом исходило от корней того же гидротехнического мастерства, которым он владел. Ведь, при помощи запруды для любой водяной мельницы решалась очень важная проблема. Например, от Черноисточинского пруда до впадения в реку Тагил река Черная имеет много перекатов, перемерзающих зимой и дающих мощные наледи, которые всегда оказывали отрицательное влияние на уровень воды в Нижнетагильском заводском пруду. Ушков критиковал Кожуховского за бесполезные мероприятия по углублению русла Черной, поскольку расчищенные места очень быстро вновь покрывались наносами песка. Вывод Ушкова прост и убедителен: "Если же в том месте, где кончится запруда, могущей устроиться мною плотины, господами владельцами будет устроена еще одна самая незначительная плотника не более двух аршин, то вредные заводскому действию наледи и накипи будут навсегда уничтожены"15. Отказ для него нежелателен, поэтому устройство такой плотники он берет на себя.

    В том же 1948 году К.К. Ушков вновь идет за разрешением на строительство мельницы на реке Баранча в одиннадцати верстах от Тагила. Соображения и аргументы те же – он с давних пор имеет "желание выстраивать мельницы". А мельница на реке Баранче будет полезна и для господ заводовладельцев потому, что лавок хлебных умножится, да и для лайских жителей особенно по недальнему расстоянию от их места жительства будет полезна..."16. И опять видна основа - гидротехника. Предусмотрительность, свойственная Клементию Константиновичу, проявляется и в данной ситуации. Он обещает Д.В. Белову: "Если же по этой речке что потребуется плавить через мою плотнику, то я на свой счет обязуюсь проводить..."17. Однако без внимания остается и эта его просьба. "Милостивый государь Дмитрий Васильевич! – обращается Клементий Константинович в августе 1850 года к Д.В. Белову. – В бытность здесь в прошлом году Антона Ивановича Кожуховского просил я его позволить мне выстроить мукомольную мельницу на реке Баранче, и он, Кожуховский, позволил, а я после того справлялся у Вас, милостивый государь, но Вы отозвались тем, что не имеете никакой бумаги от Кожуховского о сем предмете. Нынче я оставляю реку Баранчу и обращаюсь к реке Салде, где нашел удобное местечко для постройки мукомольной мельницы, а именно ниже мельницы Треухова в четырех верстах. Эта мельница будет полезна и для господ Демидовых потому, что стоять будет почти на дороге. Хлеб пойдет из Ирбита в обои Салдинские заводы и в Нижнетагильск..." Упоминаемый Ушковым Треухов привлекает наше внимание. Кто он – мельник, заводской служитель или человек купеческого звания? Вероятно, это предприниматель, раз владеет мельницей. Во время работы над очерком об Ушкове мне позвонила свердловчанка Дедова Екатерина Васильевна, которая сообщила, что является одним из потомков Ушковых и пояснила, что ее предки по этой линии находились в родственной связи с семейством Треуховых. Семья эта в истории тагильского края известна, как принадлежавшая к купеческому сословию, занимавшаяся еще и золотопромышленностью.

    В начале 1850-х годов К. К. Ушков, достигнув преклонного возраста, еще полон сил и энергии, ведет успешно торговые дела, строит мельницы, пытается воплотить в жизнь большие и малые проекты гидротехнических сооружений. Осуществляется его давняя мечта – он становится московским купцом 2 гильдии, значит, к моменту вступления в купечество у него был накоплен значительный оборотный капитал, никак не менее 20 тысяч рублей серебром – обычная ставка для купца 2 гильдии.

    В некоторых публикациях об Ушкове затрагивался еще один вид деятельности, которым он будто бы занимался. Первым на это указал А.Г. Бармин, написав в "Тагильских мастеровых": "В Ключах у каждого хозяина непременно есть лошадь, а у большинства – три-четыре. Крупные подрядчики, вроде Ушкова, держали и по сотне голов..."18. Держали такие табуны для заводских перевозок руды, углы, дров, провианта и т.п. На одном только Нижнем конном дворе содержалось до четырехсот лошадей. В 1827 году на рудниках при откачке воды из шахт использовалось 600 лошадей. Бармин пишет о том, что Ушков в механике Мироне Черепанове видел потенциального конкурента. Стоило тому заменить на заводах хоть часть конной тяги на свои черепановские паравозы, построенные в 1834-35 годах, как потребность в использовании лошадей значительно бы сократилась, что отрицательно сказалось бы на экономических интересах Ушкова и других конных подрядчиков. Однако этого не произошло. В монографии "Жизнь русских механиков Черепановых" профессор В.С. Виргинский усилил точку зрения А.Г. Бармина на ушковский извоз вот таким описанием: "Ушковы организовали на Нижнетагильских заводах большое извозное дело... Они держали целый табун лошадей и множество повозок, занимались перевозкой руды, вели торговлю лошадьми, шорным товаром, овсом..."19. А в книге о Черепановых (1986) он пояснил: "Нам не удалось найти документальных данных о занятиях Клементия Ушкова или его братьев извозным промыслом..."20. Просмотрев большое количество документов из переписки Нижнетагильского заводоуправления первой половине XIX века, мы тоже не обнаружили даже намека на извоз, приписывавшийся К. К. Ушкову. Вспомним известный рапорт приказчика Прокофия Львова, докладывающего А.И. Кожуховскому о том, что Ушковым при копке Черноисточинского канала ежедневно за плату использовалось 10 лошадей. Значит, никакого табуна у него не было, а все написанное об извозе следует отнести к области предположений и догадок, не подкрепленных документами.

    Об Ушкове существует немало догадок, предположений и выводов, зачастую противоречивых и ошибочных. Однако сохранилось немало документов, по которым можно составить представление о нем, как о сильном и волевом человеке с незаурядными способностями. Первым на него обратил внимание писатель Д.Н. Мамин-Сибиряк, который в течение ряда лет собирал об Ушкове материалы, обращаясь за помощью к внучке гидростроителя Надежде Саввишне Ушковой, в замужестве Андреевой. Дмитрий Наркисович, делившись впечатлениями о ней со своими родственниками, отметил, что ей тоже были свойственны "ушковские странности". Работая над романом "Хлеб", писатель в мягких тонах рисует образ мельника-предпринимателя Михея Зотыча Колобова, прототипом которого, возможно, являлся К.К. Ушков.

    А.Г. Бармин не скрывал своей неприязни к Ушкову. В "Тагильских мастеровых" он называет Ушкова "большим и толстым, зычным и напористым". В романе "Каменный пояс" Евгений Федоров приводит реальные события из жизни К.К. Ушкова и пишет о нем: "В Тагиле хорошо знали и уважали хозяина рудовозной конницы Клементия Константиновича Ушкова. Прижимистый и строптивый, он в то же время отличался большим умом и силой... незаурядный, высокий, плечистый, бородатый, с умными пронзительными глазами, он каждый праздник в сопровождении сыновей Михаила и Саввы... отправлялся в церковь... Медленно и важно, в старомодном кафтане и черной шляпе, вышагивал Клементий Константинович по широкой улице и как должное принимал поклоны встречных. В церкви он становился за господами, в одном ряду с демидовскими управителями, и те ему не прекословили. Любил Ушков громогласно почитать в церкви Апостола..."21. Таким создал образ Ушкова этот писатель, не поскупившись на благозвучные эпитеты в описании внешности своего героя. И недалек от истины, находя гидротехника "незаурядным и волевым самородком, в котором таилась большая душевная сила". Однако в существенном Федоров погрешил против истины. Как ревностный старообрядец, Ушков не мог посещать православную церковь, да еще и почитать там "громогласно Апостола". Этому мешали известные догматические особенности старообрядчества.

    Биографией Клементия Константиновича интересовалась писательница М.С. Шагинян. Наделенная даром тонкого психологического анализа и богатой творческой интуицией, она увидела в Ушкове человека удивительной судьбы. "Портрет Ушкова встает перед нами. Гениальный техник, предприниматель, богач. Такое крестьянское богатство не показывает ли кулака? – спрашивает писательница и отвечает, – он, несомненно очень богат, богат от ума и таланта... Прекрасно знает технику провешивания, начатки геометрии, геодезии, строительное дело, основные принципы механики, гидротехнику и даже гидрометрию..."22. Она была приятно удивлена автографом Ушкова: "Красивая каллиграфическая строка летописной, византийской вязи... Властный, старомодный, интеллигентный, вернее сказать, мыслящий или "духовидный" почерк, и таково же, повидимому, и направление ушковского характера..."22.

    Вряд ли мы нынче отыщем место погребения Клементия Константиновича Ушкова и даже указать на место, где стоял его дом, не сможем. По этому поводу высказано много догадок и предположений. Читаем у А.Г. Бармина в "Тагильских мастеровых": "Проезжали мимо двухэтажного полукаменного дома, самого большого в Ключах, со множеством пристроек, складов, амбаров и конюшен..."23. Ключи - это район Нижнего Тагила в западной его части, застроенный старообрядцами с начала XVIII века. Краеведы и старожилы Ключей безуспешно пытались найти место, где был дом Ушковых. Однако в сохранившемся документе, датированном 1843 годом, сказано, что К.К. Ушков живет "под Лисьей горой, ему 61 год, жене его, Дарье Филипповне, 55 лет, с ними дети: Михаил – 29 лет, Савва – 27 лет, жена Михаила – Марья Семеновна, сноха вдовая Екатерина Михайловна 33 годов и дочь ее Настасья Андреевна.24

    Умер К.К. Ушков в 1859 году 77 лет отроду.

    К сожалению, труд Ушкова еще не оценен потомками по достоинству. Скульптором Ю. Клевещниковым создан бюст Клементия Константиновича, выразительный по замыслу и исполнению, который экспонируется в музее-заповеднике. Предпринималась безуспешная попытка установить на канале в Черноисточинске памятный знак по проекту скульптора И.Я. Боголюбова и архитектора В. Соломина. Однако и это благое намерение пока осталось в проекте.

    Когда наступает весна и устанавливается погожие майские дни, сотни, даже тысячи тагильчан спешат на берега ушковской "канавы", чтобы половить на удочку бойкого серебристого ельца, рыбки, идущей в это время стаями на нерест из пруда в верховья канала. Смотришь на толпы возбужденных любителей рыбной ловли и ловишь себя на мысли о том, что ведь это и есть частица счастья, которое подарил людям Клементий Константинович Ушков. Тем и будет он памятен в народе.

    Источники

    1 - ГАСО, ф. 643, оп. 2, д. 1162 а, л. 10-12.

    2 - ГАСО, ф. 643, оп. 2, д. 1162 а, л. 13.

    3 - Гварстрем. Жизнь Авроры Карловны Демидовой. Перевод с финского Научный архив музея-заповедника, Н-Тагил.

    4 - ГАСО, ф. 643, оп. 2, д. 1162 а, л. 8.

    5 - там же, л. 9.

    6 - там же, л. 9.

    7 - Козлов А.Г. Творцы науки и техники на Урале XVII - начало XX века. Свердловск, 1981, с. 150.

    8 - Архипова Н.П. Заповедные места Свердловской области. Свердловск,

    1984, с. 51.

    9 - Бармин А.Г. Тагильские мастера. Л., 1949, с. 169.

    10 - ЦГАДА, ф. 1267, оп. 8, д. 1450.

    11 - ГАСО, ф. 643, оп. 1, д. 942, л. 62-65.

    12 - Урванцев Г.С. По трассам искусственных рек. Просвещение, М., 1987, с. 75.

    13 - Шагинян М.С. Ушковская канава. Нижний Тагил. Свердловск, 1945, с. 39-40.

    14 - ГАСО, ф. 643, оп. 1, д. 117, л. 6.

    15 - ГАСО, ф. 643, оп. 2, д. 1162, л. 14-15.

    16 - там же, л. 16.

    17 - НТФГАСО, личный фонд Ганьжи С.В. № 520, дело на К.К. Ушкова.

    18 - Бармин А.Г. Указ, соч., с. 112-113.

    19 - Виргинский В.С. Жизнь и деятельность русских механиков Черепановых М., 1956.

    20 - Виргинский В.С. Ефим Алексеевич и Мирон Ефимович Черепановы. М., 1986, с. 125.

    21 - Федоров Е. Каменный пояс, кн. 3. Свердловск, 1956, с. 723.

    22 - Шагинян М.С. Указ, соч., с. 39-40.

    23 - Бармин А.Г. Указ, соч., с. 50.

    24 - ГАСО, ф. 18, д. 23.

Главная страница