Часы князя Волконского

    Глубинный мир музея подчинен всемирным законам, но имеет и свои внутренние, которые, казалось бы, не подчинены никакой логике. Однако благодаря им мы, его служители, можем приподнимать завесу тайны хотя и давно открытого, но надолго забытого и оставленного лежать на полке.

    Одна из таких тайн была приоткрыта почти 40 лет назад и только сейчас вновь "заговорила". Это старинные часы, вернее то, что от них осталось. Храмовидная сень с двумя балдахинами и куполами привлекает блеском золоченой бронзы и некоторой вычурностью, однако, и своей монументальностью, прочностью. Часы экспонируются в Нижних провиантских складах - фондах музея-заповедника. Исследователь русских мотивов в декоративно-прикладной бронзе Николай Рудольфович Левинсон писал о них: "Часы бытовали в подмосковной усадьбе Волконских Суханове, в настоящее время находятся в Нижнетагильском музее, но утратили фигуры воинов".

    В 1843 году Петр Михайлович Волконский (1776-1852), отмечая 50-летие своей военной службы, получил их в дар от венценосного покровителя своего Николая I (1825-1855). Послужной список князя Петра Волконского был блестящим для своего времени: как и многие дворянские дети, он был приписан к гвардии, точнее, к лейб-гвардии Семеновского полка, в котором начал службу в 1793 году в звании прапорщика. В 1797 году он назначен адъютантом великого князя Александра Павловича, будущего царя Александра I (1801-1825), при котором сделал великолепную военную карьеру штабиста. Практически именно он стал создателем Генерального штаба русской армии, который затем возглавлял с 1815 по 1826 год. С восхождением на престол Николая I князь Волконский был приглашен им в качестве министра двора, коим оставался до конца своей жизни. В 1843 году, вместе с часами, он получил титул светлейшего князя, а за два года до кончины и высший военный - генерала-фельдмаршала.

Часы князя Волконского

    Одним из самых вероятных исполнителей эскиза часов можно считать академика Федора Григорьевича Солнцева (1801-1892). Он главный творец многих опытов "русско-византийского", или "нового русского" стиля, или русского Возрождения. Стиль был введен сверху, как и идеология той эпохи, и это был единственный опыт в истории стилевого рождения. Эпоха Николая I и все, что она "родила", подвергалось потом жестокой критике, и только на рубеже 1980-1990 годов вновь вернулись к положительным оценкам.

    Федор Солнцев - бывший крепостной одного из выдающихся людей своего времени графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина (1744-1817). Очевидно, под влиянием хозяина Солнцев заинтересовался русскими древностями. Не без участия графа он поступил в Академию художеств, где судьба сведет его с еще одним замечательным человеком - президентом Академии художеств Алексеем Николаевичем Олениным, с которым Федор Григорьевич будет связан тесными узами до самой его кончины в 1843 году. В доме Оленина Ф.Г. Солнцев встречался с А.С. Пушкиным, И.А. Крыловым, Н.И. Гнедичем, К.А. Жуковским, М.И. Глинкой. Благодаря Оленину он познакомился с К.А. Тоном и работал с ним над созданием Большого Кремлевского дворца (1838-1849) и реставрацией кремлевских храмов. Именно Оленин подтолкнул Тона и Солнцева к созданию нового русского стиля, который был поддержан идеологией Николая I и лично курировался императором.

    Ф.Г. Солнцев, изучая древности Российского государства, стал первым методистом исторической атрибуции, реконструкции и реставрации памятников архитектуры и материальной культуры, что выводит его сейчас в число великих людей нашей страны.

    В 1843 году скончался А.Н. Оленин, покровитель Солнцева, и на него снизошло монаршее "око". С этого момента Николай I сам материально обеспечивал деятельность Федора Григорьевича, сам рассматривал его рисунки, получал объяснения от автора, призывая его во дворец. В том же году его стал курировать и министр императорского двора князь Петр Михайлович Волконский, который давал подробные наставления перед каждой командировкой академика. Теперь мы близко подошли к авторству проекта часов, подаренных П.М. Волконскому все в том же 1843 году. Скорее всего заказ государев получил Ф.Г. Солнцев, а отливка была поручена одному из лучших питейщиков того времени П.И. Сазикову.

    Таким образом, Нижнетагильский государственный музей-заповедник обладает, возможно, самым ранним образцом стилизаторских исканий нового русского направления, сложившегося затем в полноценный стиль декоративно-прикладного искусства.

    Но возникает еще один не праздный вопрос. Как попали часы князя Волконского в Нижний Тагил?

    У меня есть три версии. Первая, самая не замысловатая: часы попали в музей краеведения случайно, допустим, среди произведений искусства в обмен на найденную у нас в городе в 1925 году "Тагильскую мадонну", приписываемую кисти Рафаэля.

    Следующие две версии связаны с увлечением художественной бронзой Николая Никитича Демидова (1773-1828), собравшего одну из блестящих европейских коллекций. Эта любовь перешла и к Анатолию Николаевичу (1812-1870), его сыну.

    Анатолий был младшим и очень поздним ребенком в семье Николая Никитича. Любимая маменька Елизавета Александровна, урожденная Строганова, умерла в начале 1818 года, когда ему не было еще шести лет. Отец с 1819 года исполнял дипломатические поручения русского двора во Франции и Италии, а с 1824 года стал посланником при Тосканском дворе, коим состоял до самой своей кончины в 1828 году. Мальчик жил и воспитывался за границей, большей частью в этих странах. У отца в Париже был дом, полный произведений искусства, в том числе художественной бронзы лучших мастеров Европы. Недалеко от дома жил Пьер-Филипп Томир (1775-1843) - величайший бронзовщик Франции, с которым Демидовы были связаны с начала XIX века.

    Естественно, находясь среди всей этой роскоши искусства, Анатоль просто впитывал пристрастие к ней. И появление в России "нового русского стиля", создавшего невиданные доселе предметы дворянского быта, не могло не заинтересовать его.

    Анатолий был знаком А.Н. Олениным - президентом Академии художеств, состоял с ним в переписке и, скорее всего, бывал у него дома, где мог встретиться не только с А.С. Пушкиным, но и со скромным Федором Солнцевым. Это происходило, очевидно, в середине 1830-х годов, когда А.Н. Демидов предпринял подготовку, а затем и осуществил в 1837-1839 годах крупную научную экспедицию в южные области России и Крым.

    В 1843 году, когда отмечалось 50-летие военной службы князя П.М. Волконского, министра двора императора Николая I, Анатолий, скорее всего, получил приглашение на это торжество, так как был очень близок с домом Волконских. Великолепный подарок императора - часы из золоченой бронзы в совершенно новом стиле, неизвестном тогда еще ни одному коллекционеру в мире, естественно, привлекли его внимание. Ведь страсть коллекционера - особенное чувство, ни с чем не сравнимое. И здесь мы можем предположить, что Демидов сделал заказ на изготовление точно таких же часов. Это вполне реально. Так как на малахитовой фабрике Демидовых в Петербурге нужны были новые модели для бронзерного цеха, Федора Солнцева вполне могли к этому привлечь. Впоследствии часы, не вписывающиеся в европейские коллекции, могли быть отправлены в музей Нижнего Тагила, открывшийся на рубеже 30-40 годов XIX века.

    Вероятность третьей версии тоже не вызывает сомнения.

    После смерти матушки Анатоль стал очень близок с семьей своей родной тетеньки Марии Никитичны (1776-1847), бывшей замужем за Дмитрием Николаевичем Дурново (1769-1834), обер-гофмейстером русского двора, предводителем санкт-петербургского дворянства. После кончины Николая Никитича Демидова в 1828 году Дмитрий Николаевич стал опекуном малолетнего Анатолия. В это время семья Дурново уже породнилась с семьей князя Петра Михайловича Волконского: двоюродный брат Анатоля Павел Дурново женился на Александре Волконской, дочери князя.

    Анатолий легко сблизился с Волконскими, особенно с младшим сыном князя Петра - Григорием. С ним Демидова будет связывать долгая и, похоже, очень нежная дружба. Вот строки из письма князя Григория 26 ноября 1838 года: "Тысячу раз благодарю тебя, мой дорогой и добрейший Анатоль, за то, что ты с такой поспешностью откликнулся и сообщил о той радости, которую испытал, узнав, что я стал отцом, ибо мое сердце в этот волнующий момент искало поддержки моего лучшего друга детства (...) Каждый раз, как я тебе пишу, дорогой и прекрасный мой друг, это огромное удовольствие для меня и еще больше, когда я читаю твои письма...". (Письма обнаружены в ГАСО екатеринбургским ученым Н.Г. Суровцевой -прим. авт.).

    Поразительная дружба, и, я бы даже сказал, любовь, связывала этих людей. После кончины отца в 1852 году, князь Григорий вполне мог подарить уникальные часы любимому другу Анатолю. Однако в коллекцию Демидова этот образец раннего "нового русского стиля" не вписывался, так как отличался от "европейского стандарта". И лишь "молодое" тагильское собрание могло поглотить этот экзотический предмет.

    Таковы версии. А что касается самих часов, то, к сожалению, они дошли до нас со значительными утратами: полностью исчезла механическая начинка", а также фигуры воинов под балдахинами. Но даже и в таком виде часы производят впечатление и дают представление о "неорусском стиле". Нижнетагильскому музею-заповеднику повезло: он оказался счастливым обладателем шедевра.

Александр СМИРНОВ.

Чтобы вылечить часы

    Часы эти уникальные. Они являются ценнейшим экспонатом Нижнетагильского музея-заповедника и предметом гордости многих поколений тагильчан.

    Речь идет об удивительном изобретении механика-самоучки Егора Григорьевича Кузнецова-Жепинского (1725-1805 гг.). Свои знаменитые “астрономические” часы он изготовил в 1775 году.

    На передней стенке находится циферблат, показывающий часы, минуты, секунды. Есть прорези для определения движения солнца, его восхода и захода, показаний долготы дня, движения Луны, звездное небо (период обращения диска - 24 дня). Имеется и специальная прорезь для указания дня святых, соответствующего данному числу по святцам. С левой стороны часов - работающая модель кузнечного цеха: здесь можно увидеть горы, мехи, двигающийся молот и фигурку мастера-кузнеца, закрепленную на платформе. С правой стороны - особый музыкальный циферблат и механизм, включающий мелодию. В передней части расположен еще один механизм - с боем часов.

    Вот такой это замечательный экспонат. Его, конечно же, помнят тагильчане старшего поколения. К сожалению, сегодня в экспозиции музея его увидеть нельзя.

    За 220 лет жизни астрономическим часам талантливого тагильского умельца пришлось немало пережить. Многие механизмы состарились, некоторые утрачены более чем на половину. Настало время часам подлечиться. А мастера, способного помочь в этом тонком деле, найти очень трудно. Почти три года тагильская диковинка пролежала в реставрационной мастерской Государственного Исторического музея. Стало ясно, что одному, даже очень искусному лекарю, с таким пациентом не справиться, нужна целая бригада “реаниматоров” из механиков, реставраторов, ученых. И нашлись люди, загорелись идеей вернуть здоровье техническому чуду XVIII века.

    Они объединились под эгидой Московского независимого творческого производственного реставрационного центра “Музеум-дизайн”. Руководит группой инженер-механик Б П. Савченко, теоретическую часть взял на себя научный сотрудник отдела часов Политехнического музея Н.А. Курок, практическую - механик точных и астрономических приборов Московского планетария Б.А. Максимачев и художник-реставратор металла Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина И.П. Смирнов. Все это люди компетентные, специалисты отличные.

    Но работы дорогостоящие. Они включают как полную разборку, реставрацию сохранившихся деталей, так и разработку эскизов утраченных частей механизмов, изготовление новых и доводку их, подгонку, сборку. Детали в этих часах почти ювелирные...

О. ХАЛЯЕВА

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 28.07.1994.

"Мадонны" из Введенской церкви

    В 1833 году по воле Павла и Анатолия Демидовых в Нижнем Тагиле “на пути от вокзала в центр селения, в восточной части”, началось строительство новой каменной церкви. Храм возводился по случаю открытия Введенского прихода, выделившегося из Входо-Иерусалимского.

    Церковь была поименована Введенской и строилась по проекту крепостного архитектора Демидовых А.П. Чеботарева. (Строительство и отделка храма растянулись на многие десятилетия. Стены, арки и другие части здания внутри тщательно расписывались. Иконы заказали в Нижний Новгород академику П.П. Веденецкому, но большая их часть писалась местными Крестьянами Григорием Абрамовым и Павлом Федоровичем Худояровым. Величественный роскошный иконостас выполнил бывший крепостной нижнетагильский крестьянин Тихон Матвеевич Трифонов, который на одной из выставок за свои тончайшие резные кружева на дереве был удостоен серебряной медали. Ему помогали крепостной золотарь Ларион Игнатьевич Синюков и резчик Иван Шаньгин.

    В наше время, в не столь уж отдаленные годы полного отрицания христианской веры, шатровый купол и четыре изящные башенки Введенской церкви навсегда исчезли из панорамы тагильских улиц. Рушили храм сильные руки недавних крестьян и мастеровых. Не думали они о том, что ломают не просто культовое здание, а превращают в пыль стройные стены, где каждый кирпичик был сделан и выложен любовью и мастерством их отцов и дедов.

“Мадонна со Святым Георгием”    Из богатого художественного убранства Введенской церкви сейчас живы только две картины. Их многие годы хранит и бережет Нижнетагильский музей-заповедник. Это огромные величественные алтарные композиции, выполненные художником Степаном Федоровичем Худояровым.

    В 1827 году Степан Худояров, восемнадцатилетний способный крепостной, по воле Николая Никитича Демидова был отправлен в Италию для изучения живописи. В апреле 1828 года Николай умирает. И на многие годы становление С. Худоярова как профессионального художника оказывается в руках Анатолия Демидова. Он оплачивает обучение своего крепостного у знаменитого Карла Брюллова, творческие поездки к богатым живописным памятникам и по городам Италии, не препятствует и продолжению занятий в Петербурге.

    Поэтому, ради справедливости, хотелось бы привести один из отзывов современников об Анатолии Николаевиче Демидове. Слова эти принадлежат известному художественному критику В.В. Стасову, который на заре своей карьеры работал у Демидовых секретарем и библиотекарем: “... Павел Павлович Демидов никому не намерен давать ни гроша. Какое сравнение прежний Анатолий! Тот был полусумасшедший, беспутный, но просто великолепный человек и притом с истинно талантливой и художественной душой”.

    Во второй половине 1830-х годов, когда активно продолжалась отделка Введенской церкви в Нижнем Тагиле, Степан Худояров выполняет один из самых ответственных заказов. По желанию Демидовых он снимает копии с произведений итальянского художника Антонио Аллегри да Корреджо (1489-1534 гг.) “Мадонна со Святым Себастьяном” и “Мадонна со Святым Георгием”. Обе работы находились в Дрезденской картинной галерее. Следовательно, Степан должен был какое-то время работать в Германии. Но возможно и иное развитие событий: копии могли быть сняты в России, в Петербурге.

    В 1832 году в Академию художеств по воле Николая I переданы копии картин Корреджо из коллекции галереи в Дрездене. Полотна копировал художник Боссе. В сентябре 1834 года Анатолий Николаевич Демидов избирается почетным членом Академии художеств. Используя свое положение, он, наверное, мог получить разрешение для своего бывшего крепостного, чтобы сделать необходимые копии с работ Боссе для Введенской церкви.

    Но, если внимательно посмотреть “Каталог” картинной коллекции Д.П. Шорина, то это предположение скорее всего следует считать ошибочным. В галерее Д.П. Шорина были три картины-копии, снятые Степаном Худояровым, как написано самим владельцем, “... с оригиналов Корреджо в Дрезденской картинной галерее”.

    Только эти прекрасно скопированные “Мадонна со Святым Георгием” и “Мадонна со Святым Себастьяном” открывают нам Степана Худоярова как художника - иных его работ в Тагиле нет. Он достойным образом справился с рисунком, свободно передающим сложнейшие ракурсы, изобретательно рискованным построением композиций, необычными точками зрения, с эффектами богатого градациями цвета колорита. Кисть нашего земляка сумела передать трепетную эмоциональность живописи Корреджо.

    У каждого музейного предмета, как у человека, своя судьба. Порой нелегкая, беспощадная и горькая. Обе “Мадонны” сейчас серьезно повреждены: на нежнейшей коже святых грубые прорывы полотна, трещины; холст с красочным слоем местами сломан и потерт.

    Нужна реставрация, которая сделает встречу с этими интересными полотнами возможной для каждого посетителя музея. Конечно, если найдутся средства на “лечение” худояровских “Мадонн”. Иначе так и будут картины пребывать в вынужденном одиночестве и не смогут выполнить одну из важнейших нравственных задач религиозной живописи - врачевание и исцеление души человеческой.

    На снимке: “Мадонна со Святым Георгием”. Копия, выполненная С.Ф. Худояровым (Федоровым).

 

Фарфоровая изюминка

    Далеким летом 1746 годе Дмитрий Иванович Виноградов, друг М.В. Ломоносова, получил новую массу, из которой сделал долгожданный фарфор. На рубеже 1746-1747 годов появился твердый фарфор и первые изделия из него.

    Период Виноградова в истории легендарен, в мире сохранилось всего девять предметов, сделанных его руками, - они бесценны. А мастер, принесший своей стране настоящее сокровище, умер в безвестности и нищете от жестокого алкоголизма.

    Открытие же его принесло славу России. Крупнейшие заводы- Императорский, Гарднера, Попова, Батенина, Корнилова, Кузнецовых стали гордостью русской промышленности. Стоит вспомнить и десятки, сотни мелких производств, на плечах которых поднимались крупные.

    Нижнетагильский государственный музей-заповедник собрал значительную коллекцию русского фарфора. В ней представлены десятки производств, сотни музейных предметов. Полное представление об этой "изюминке" музейного собрания дает выставка, развернутая в Нижних Провиантских складах.

    Недавно каталог, составленный автором этих строк по выставке фарфора, получил оценку в Государственном Русском музее в Петербурге. Старший научный сотрудник его, хранитель русского фарфора И.П. Попова, в частности, признала: "Впервые вводится в научный оборот ранее неизвестное в научных кругах собрание русского фарфора из коллекции Нижнетагильского музея-заповедника. Каталог будет представлять интерес как для исследователей русского фарфора, так и для любителей, коллекционеров этого вида искусства".

    Первое значительное поступление фарфора, в том числе и русского, в Нижнетагильский музей краеведения произошло с 1925 по 1930 год из центральных музеев страны. Это была компенсация за знаменитую "Тагильскую мадонну", или "Мадонну дель-Пополо, приписываемую кисти Рафаэля, - она была найдена в Нижнем Тагиле в 1924 году. В 1925-м академик И. Грабарь увез ее на реставрацию в Москву, где картина находилась до 1979 года. (Ныне экспонируется в Нижнетагильском музее изобразительных искусств).

    Компенсации за "Мадонну" продолжали поступать в 30-50-е годы. Среди музейных предметов оказались изделия, как из русского, так и западноевропейского фарфора. Таким образом, судьба английской тарелки завода Дерби, соединилась с судьбой предметов отечественного производства. Многие годы они стоят на полках рядом.

    Были, конечно, и другие пути комплектования музейных коллекций. В 1920-1930-е годы проходили первые экспедиции, а также экспроприации и реквизиции, в результате музей обогатился новыми поступлениями ценных предметов. Был среди них и фарфор. Коллекция фарфора пополнялась и в последующие десятилетия, но от случая к случаю. Лишь в начале 1980-х годов составлены первые научно обоснованные планы комплектования. Работа по выявлению, сбору, приобретению и изучению предметов из фарфора стала носить целенаправленный характер.

    В настоящее время наша коллекция позволяет проследить тенденции развития русского фарфора на протяжении 200 лет. Самым "старшим" в ней является кувшин для фруктовой воды, изготовленный на заводе Гарднера и относящийся к 1780-м годам.

    Русская технология производства фарфора оказалась неожиданной для Европы. Там производство осваивалось долго на протяжении ХV-XVIII веков. В России же к концу XVIII века было уже несколько фарфоровых заводов, способных конкурировать на европейском рынке. Среди них Императорский и Гарднера.

    Другая особенность русского фарфора - его быстрая демократизация. К концу все того же XVIII века он становится пусть и дорогим, но все же рыночным товаром. Ну, а XIX век считается его расцветом: разнообразие направлений, форм, декоративного оформления и самая широкая доступность всем слоям населения.

    Не менее важной чертой русского фарфора была его самобытность. Из освоенных видов керамического искусства мастера развивали прежде всего майолику, которая пригоршнями черпала из родника народного творчества. К середине XIX века, по мнению выдающегося исследователя русской керамики Л.Б. Салтыкова, этот процесс нашел "свой предел в конечном слиянии керамики с общим течением русского народного искусства".

    И, наконец, последняя треть XIX - начало XX столетия характеризуются капиталистическими тенденциями в фарфоровой промышленности. Возникают крупные объединения типа товарищества М.С. Кузнецова, народное - ремесленное и даже мануфактурное производства полностью исчезают, в значительной степени стираются национальные черты, их поглощают общие эклектические и модернистские направления в искусстве.

    Историю взлета и падения русской фарфоровой промышленности можно проследить, знакомясь с коллекцией из собрания нашего музея-заповедника. Эта увлекательная страничка развития российской материальной культуры находит отклик и в современной жизни. До сих пор отечественная фарфоровая промышленность питается из родника искусства минувших эпох.

Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 26.12.1996.

Главная страница