Серьезно и с улыбкой о Демидовых
О Демидовых - с улыбкой
В этой статье автор, волею своей фантазии возвратившийся в XVIII век, беседует с Прокофием Демидовым, одним из самобытных и оригинальных людей "екатерининского века".
...После обильного обеда мы, Прокофий и я, удобно расположились в уютной беседке на берегу Москва-реки, куда шагнули красивые зеленые террасы "Нескучного сада". Наш разговор я начал издалека:
- В предыдущем веке (речь идет о XVII в. - ред.) в Москве существовал запрет на смех и веселье. В православии всегда преобладала линия, которая считала смех греховным. Еще Иоанн Златоуст как-то заметил, что в Евангелии Христос никогда не смеется. А Дмитрий Ростовский прямо предписывал пастве: "Если уж случится в жизни очень веселая минута, не смеяться громко, а только "осклабиться".
На что Демидов ответил:
- Да, было такое, было. Когда я путешествовал по Европе, как-то один архидиакон высказался мне о том, что в том столетии была ходячая шутка: "Хочешь сократить свою жизнь на пятнадцать лет, то поезжай в страну московитов и живи там как подвижник". Этот запрет имел место и играл определенную роль. Он отразился и в пословицах: "Смехи да хихи введут во грехи".
Однако смех враз содержит в себе два начала. Первое из них - разрушительное. Смех нарушает сложившийся уклад жизни, словом, разоблачает, вскрывает, обнажает. Но, поступив таким образом, он начинает созидать нечто свое, тем самым готовит основание для новых отношений, более справедливых. Именно в этом великое созидательное начало мира смеха. В Руси смех направлен не только на себя самим смеющимся, сколько работает на зрителя.
- Могли бы привести пример из собственного опыта?
- Конечно, можно, даже нужно. Однажды, без всякого предупреждения, меня посетила графиня Румянцева. Если бы о своем посещении она известила заранее, то за ее спесь ни за что я не принял бы. Пришла, важно развалилась в кресле и с насмешливой улыбкой попросила у меня большую сумму денег в долг. С трудом сдерживая злость, но спокойным голосом ее я послал "на хутор бабочек ловить". Подумал, что после такого она резко вскочит и быстро покинет мой дом. Но не тут-то было. Графиня сделала большие глаза, и прикинулась, якобы не обиделась. Видать, ей деньги очень были нужны. После короткого молчания она повторила свою просьбу. Денег я ей пообещал, но потребовал расписку с условием, что долг она вернет ровно через месяц. Если не сумеет, то во всеуслышание я объявлю ее разгульной женщиной. И тут-то задел за живое. Она извинилась за неожиданный визит, а также за беспардонную просьбу И быстро написала расписку. Но получилось так, что вовремя не смогла вернуть мне деньги. На большом балу, где присутствовала Екатерина Вторая, куда была приглашена и графиня Румянцева, под громкий хохот собравшейся вокруг меня веселой группы молодежи во всеуслышание я огласил содержание долговой расписки, а также свое обещание. Услышав такое, императрица сильно прогневилась. На следующий же день она прислала мне свои личные деньги и отобрала расписку графини. Вот так-то!
В этой ситуации для меня главным моментом была живая реакция находящихся на балу людей - начиная от императрицы, кончая в тот момент окружившей меня поросли. А вызвать ее мне удалось. Если у молодежи реакция была в виде гомерического хохота, то у Екатерины Второй в виде гнева. Честно признаться, так я поступил, скрепя сердце. Ведь иначе никогда от Румянцевой долг я не получил бы.
Прокофий Демидов
Как-то ко мне пришел мой приказчик и, уж очень унижая себя, попросил ему дать денег. Якобы из-за страданий своей семьи готов лезть в петлю. Выслушал я его молча. Затем повелел ему подняться с колен. Я знал, что его финансовые дела не так уж печальны, потому что иногда он прикарманивал и чужие деньги.
Сделал я доброе лицо и говорю:
- Если возьмешь, то хоть сто тысяч дам. Но с одним условием: коли хочешь лезть в петлю, и это исправит худое положение твоей семьи, то прямо при мне и повесься. А о благополучии твоего семейства я позабочусь. Даю тебе честное слово. Вообще-то, больно ты хитер на выдумки. А это мне по душе.
Москва. XVIII век
Денег ему я дал, но мне надо было приказчика поставить в неловкое положение, чтобы ему не было повадно.
- Я наслышан вот о каком случае. Рассказать?
- Да, конечно.
- Как-то Прокофий Демидов пригласил в гости важного высокомерного сановника. И провел его по всем своим апартаментам. Высокого роста гость, проходя в дверь, каждый раз вынужден был низко кланяться, но не из-за своего роста. Перед его появлением хозяин дома распорядился набить доски поперек всех дверных проемов и арок.
- Да, было такое, было, господин журналист. Недоумевающему гостю после каждого его поклона, с трудом сдерживая смех, вежливо я приговаривал: "У меня ремонт, ваше сиятельство, ремонт делают". К концу обхода от его надменного вида почти ничего не осталось. В общем, я показал тому сановнику, где раки зимуют, - сказал Прокофий Акинфиевич и долго-долго смеялся от души.
О Демидовых - серьезно
После дележа наследства отца в 1758 году Прокофий получил весомое состояние: Невьянский, Быньговский, Верхне-Тагильский, Шайтанский, Шуралинский заводы и заводы в Нижегородском уезде. Самым главным и памятным из них было родовое гнездо - Невьянск, служивший постоянным пристанищем для Демидовых более полувека.
Что правда, то правда! Прокофий редко появлялся в своих владениях, особенно на Каменном поясе. Но это его не мучило и даже не очень волновало. Его уральскими заводами умело управлял авторитетный и крупный знаток своего дела Никифор Клеопин, поэтому заводовладелец был спокоен.
Вопреки слухам, Прокофий
Акинфиевич прекрасно знал производственные
процессы на своих заводах. Правда, некоторые
историки пытались сделать противоположные
выводы, ссылаясь на запрос Берг-коллегии о
состоянии его уральских заводов: "В тамошних
заводах быть мне не случилось и затем, оные
заводы имеют тягости и какое тому вспоможение
потребно, ныне я показать не могу". Может быть,
действительно, мудрый чудак особо и не
интересовался своими заводами. А об их исправной
работе судил по прибылям, которые получал
регулярно.
А заводское дело он начал изучать еще в шестнадцатилетнем возрасте в Невьянске. Прокофий был старшим сыном в семье. Отцу нужен был послушный, умный и деятельный помощник, поэтому он стремился привить своему первенцу любовь и уважение к железному делу, пытливость и смекалку. А глава семейства Акинфий был развит разносторонне: и кузнец, и металлург, и механик, и строитель. Часто Проколю приходилось разрываться между цехами завода и строительной площадкой. Ведь на берегу реки Нейва возводили необычную башню. Отец вполне доверял ему "смотрение за мастерами в литье адмиралтейских пушек" и ядер к ним. А на стройке юноша отвечал за качества кирпича. Его изготовляли здесь же, на территории завода. Он должен был быть очень прочным: ведь каменные сооружения возводили на века. Качество кирпича проверяли так: его безжалостно сбрасывали с высоты, равной одной пятой вышины будущего строения. В дело шли только целые, без изъянов, глиняные бруски. Прокофий внимательно наблюдал и за кладкой кирпича. Таким образом любознательный парень приобретал разносторонние навыки.
Ему повезло еще в одном важном деле. Гордостью Невьянского завода была "Царь-домна". Она считалась крупнейшей в мире как по высоте, так и по объему, и была гораздо производительнее самых крупных домен металлургической Англии. Электронная версия historyntagil.ru. Щепетильный Прокофий основательно разбирался в конструкции и процессах плавки чугуна этой "великанши", которой уделял очень много времени. И даже повзрослев, уже проживая в Москве, "Царь-домну" он держал под своим постоянным контролем. Как бы за такую чуткую опеку в 1766 году впервые за свою историю она выдала доселе небывалое количество добротного чугуна - свыше ста тридцати тысяч пудов.
Грядущим поколениям Прокофий Демидов оставил грандиозное сооружение, которое весьма заметно и в положительную сторону изменило местность. В том числе и ныне существующий живописный Верх-Нейвинский пруд, раскинувшийся в 70 километрах севернее Екатеринбурга.
После получения наследства он решил пополнить свое недвижимое имущество, для чего на берегу реки Нейва, выше Невьянска, несколько ниже Висячего камня, задумал поставить железоделательный завод, и распорядился соорудить солидную плотину, чтобы поднять уровень воды на этом месте. Для него это стало выполнением давней задумки отца. В 1762-1764 годах на выбранном месте возник обширный пруд, который соединился с горным озером Таватуй, и почти вдвое расширил его акваторию. Спрудная вода поднялась почти на двадцать верст. В свое время по поводу плотины Верх-Нейвинского завода выдающийся ученый, горный деятель и металлург А. Ярцев написал следующие восторженные слова: "Если представить себе столь огромную земляную с прочими ее укреплениями и тройным шлюзом плотину, то коликое число конных и пеших работников к тому были употреблены и какой капитал еще, кроме фабричных и машинных зданий, вместить оную надлежало, платя за возку в нее земли хотя было рублю с куб. саж., то и надобно удивляться предприимчивости и расторопности русского народа..."
Как было принято в семействе Демидовых, до начала проектных работ Прокофий побывал на месте будущего завода, затем на озере Таватуй, которое ему понравилось своей неповторимой и дикой красотой. Это побудило его внести некоторые изменения в свой проект, чтобы местность сделать еще привлекательнее и на долгие времена. С западной и восточной сторон озеро было крепко сжато горными грядами и подпитывалось лишь небольшими ручейками, наподобие Витилки. Болотистая равнина, расположенная с его северной стороны, позволяла сделать естественную протоку и соединить будущий пруд с Таватуем. Что и было сделано позднее.
* * *
В 1772 году императрица Екатерина II произвела Прокофия Демидова, который не имел никакого чина, сразу в действительные статские советники, "желая ознаменовать перед целым светом признательность свою благотворительным его подвигам".
Надо особо отметить, что должные почести заслугам П.А. Демидова воздавались как при жизни, так и позднее. Знаменитый деятель культуры рубежа ХIХ-ХХ в.в. Сергей Павлович Дягилев с почтением отзывался о П.А. Демидове, называя его "великим благотворителем и не менее великим чудаком". Он подчеркивал, что "...изображение знаменитого чудака XVIII века более меткое, чем любая литературная характеристика, о котором говорили не только провинциальное общество Москвы, не только вся Россия, но и все европейские центры".
М. РАФИКОВ.
Литература: Газета "Горный край" от 12.11.04.;19.11.04.